Дафна все еще отдыхала в своих апартаментах, а папа сидел в комнате дяди Жана. Через некоторое время внезапно появилась Дафна, она выглядела отдохнувшей и изящной, готовой встретить тех близких друзей, которые намеревались прийти и выразить свои соболезнования ей и папе. Она заставила мужа выйти к обеду, чтобы он немного поел.
Я тихо сидела и слушала, как Дафна строго поучала его по поводу необходимости держать себя в руках.
– Сейчас не время распускаться, Пьер. Нам предстоят ужасные трудности, и я не намерена нести их на своих плечах в одиночестве, как несла очень многое другое раньше, – заявила она. Папа покорно кивнул головой, он вновь походил на маленького мальчика. – Возьми себя в руки, – приказала Дафна. – Чуть позже нам придется принимать людей, и я не хочу ничего добавлять к тому досадному положению, в котором мы оказались.
– Разве мы не должны больше волноваться из-за состояния Жизель, чем по поводу того, что это ставит нас в досадное положение? – резко возразила я, не в состоянии сдержать свой гнев. Мне была крайне неприятна ее манера свысока разговаривать с папой, который и так уже был жалким и разбитым.
– Как ты смеешь так разговаривать со мной! – оборвала меня Дафна и выпрямилась на своем стуле.
– Я не хочу быть дерзкой, но…
– Мой совет тебе, юная леди, ходить по самой прямой и узкой дорожке несколько следующих недель. С тех пор как ты появилась здесь, Жизель стала другой. И я уверена, что гадости, которые проделывала ты и она под твоим влиянием, имеют какое-то отношение к тому, что произошло.
– Это неправда. Все, что ты говоришь, неправда, – закричала я и взглянула на отца.
– Не будем препираться между собой, – умолял он и повернулся ко мне. Его глаза были воспалены: он плакал в течение нескольких часов. – Не теперь. Пожалуйста, Руби. Лучше слушайся маму. – Он посмотрел на Дафну. – Она самый стойкий член семьи, особенно когда тяжело, как сейчас. И всегда была таковой, – проговорил он усталым и подавленным голосом.
Дафна просияла от гордости и довольства собой. До конца нашей короткой трапезы мы хранили молчание. Вечером действительно приехали Андрисы, но без Бо. За ними последовали и другие друзья семьи. Я оставалась в своей комнате и молилась, чтобы Бог простил меня за месть, которой я добивалась. Затем я легла спать, но еще долгие часы пребывала на грани сна и яви, так и не обретя желанного забвения.
На следующий день в школе всё переменилось. Трагедия и последствия ужасной автомобильной аварии привели всех учащихся в траурное состояние. Все были подавлены. Девушки, которые хорошо знали Мартина, в слезах утешали друг друга в коридорах и туалетах. Доктор Сторм выступил по школьному радио и предложил произнести молитвы и выразить соболезнования. Учителя заняли нас практическими аудиторными работами, многие просто были не в состоянии вести уроки и чувствовали себя так же подавленно, как и ученики.
Но странная вещь – я стала персоной, которую нужно утешать, а не игнорировать и не презирать. Друг за другом ученики подходили ко мне, чтобы поговорить и выразить надежду, что все обойдется благополучно для Жизель. Даже ее близкие подруги, Клодин и Антуанетт, особенно старательно добивались моего общества и, казалось, раскаивались в том, как подшутили надо мной и говорили обо мне гадости.
И самое главное – Бо был рядом со мной. Мне стало это огромным утешением. К нему, как к ближайшему другу Мартина, приходили другие его товарищи, чтобы выразить соболезнование. Во время ленча большинство учеников сгрудились вокруг нас, все разговаривали тихими, приглушенными голосами.
После школы мы с Бо пошли прямо в больницу и встретили там папу, он пил кофе в комнате отдыха. Только что он переговорил со специалистами.
– У нее поврежден позвоночник. Она останется парализованной ниже пояса. Все другие повреждения заживут хорошо, – проговорил отец.
– А есть какая-нибудь надежда, что она сможет ходить? – тихо спросил Бо.
Папа покачал головой:
– Маловероятно. Ей потребуются серьезное терапевтическое лечение и самоотверженная забота близких. Я договорюсь о медсестре, она поживет в доме некоторое время после того, как мы заберем Жизель.
– Когда нам можно будет к ней, папа? – спросила я.
– Она все еще находится в палате интенсивной терапии. Только члены семьи могут посещать ее, – ответил он, глядя на Бо. Тот кивнул.
Я направилась к палате интенсивной терапии.
– Руби, – позвал папа. Я повернулась. – Она не знает о Мартине, – сказал он. – Она думает, что он просто получил тяжелые травмы. Я пока не хочу говорить ей о нем. У нее было достаточно плохих известий.
– Хорошо, папа, – ответила я и вошла в палату. Медсестра показала мне кровать Жизель. Вид сестры, лежащей с забинтованным лицом и с трубками внутривенного вливания, введенными в руку, вызвал боль в моем сердце. Я проглотила слезы и подошла к ней. Жизель открыла глаза и взглянула на меня.
– Как ты себя чувствуешь, Жизель? – тихо спросила я.
– Как я выгляжу? – Она усмехнулась и отвернулась. Потом опять посмотрела на меня. – Думаю, ты рада, что не села с нами в машину. И теперь хочешь сказать: я вас предупреждала, так ведь?
– Нет, – ответила я. – Мне очень жаль, что так случилось. Я чувствую себя из-за этого просто ужасно.
– Почему? Теперь уже никто не будет гадать, кто из нас ты, а кто я. Я та, которая не может ходить. – Ее подбородок задрожал.
– О Жизель, ты снова будешь ходить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, – обещала я.
– Да что ты можешь… пробормотать какую-нибудь кайенскую молитву над моими ногами? Доктора были здесь, они сказали мне ужасную правду.
– Ты не можешь отказаться от надежды. Никогда не теряй ее. Это то… – Я собиралась сказать: «Это то, чему учила бабушка Катрин», но удержалась.
– Тебе легко говорить. Ты вошла сюда и выйдешь на ногах, – простонала она, затем глубоко вздохнула. – Ты видела Мартина? Как его дела?
– Нет, я не видела его. Я пришла прямо к тебе, – ответила я и прикусила нижнюю губу.
– Я помню, как говорила ему, что он едет слишком быстро, но он думал, это забавно. Как и ты тогда, он внезапно подумал, что все очень смешно. Готова поспорить, что теперь он не смеется. Пойди навести его, – проговорила она. – И расскажи, что случилось со мной. Пойдешь?
Я кивнула.
– Отлично. Надеюсь, ему сейчас ужасно. Надеюсь… о, какая разница, на что я надеюсь?! – Жизель взглянула на меня. – Ты рада, что так вышло со мной, да?
– Нет, я никогда не хотела так много, я…
– Что ты подразумеваешь под «так много»? Ты все-таки чего-то хотела? – Некоторое время сестра изучала мое лицо. – Ну, что же?
– Да, – ответила я. – Признаюсь. Ты была со мной такой злобной, ты втянула меня во столько неприятностей и сделала мне столько гадостей, что я пошла к королеве вуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Я тихо сидела и слушала, как Дафна строго поучала его по поводу необходимости держать себя в руках.
– Сейчас не время распускаться, Пьер. Нам предстоят ужасные трудности, и я не намерена нести их на своих плечах в одиночестве, как несла очень многое другое раньше, – заявила она. Папа покорно кивнул головой, он вновь походил на маленького мальчика. – Возьми себя в руки, – приказала Дафна. – Чуть позже нам придется принимать людей, и я не хочу ничего добавлять к тому досадному положению, в котором мы оказались.
– Разве мы не должны больше волноваться из-за состояния Жизель, чем по поводу того, что это ставит нас в досадное положение? – резко возразила я, не в состоянии сдержать свой гнев. Мне была крайне неприятна ее манера свысока разговаривать с папой, который и так уже был жалким и разбитым.
– Как ты смеешь так разговаривать со мной! – оборвала меня Дафна и выпрямилась на своем стуле.
– Я не хочу быть дерзкой, но…
– Мой совет тебе, юная леди, ходить по самой прямой и узкой дорожке несколько следующих недель. С тех пор как ты появилась здесь, Жизель стала другой. И я уверена, что гадости, которые проделывала ты и она под твоим влиянием, имеют какое-то отношение к тому, что произошло.
– Это неправда. Все, что ты говоришь, неправда, – закричала я и взглянула на отца.
– Не будем препираться между собой, – умолял он и повернулся ко мне. Его глаза были воспалены: он плакал в течение нескольких часов. – Не теперь. Пожалуйста, Руби. Лучше слушайся маму. – Он посмотрел на Дафну. – Она самый стойкий член семьи, особенно когда тяжело, как сейчас. И всегда была таковой, – проговорил он усталым и подавленным голосом.
Дафна просияла от гордости и довольства собой. До конца нашей короткой трапезы мы хранили молчание. Вечером действительно приехали Андрисы, но без Бо. За ними последовали и другие друзья семьи. Я оставалась в своей комнате и молилась, чтобы Бог простил меня за месть, которой я добивалась. Затем я легла спать, но еще долгие часы пребывала на грани сна и яви, так и не обретя желанного забвения.
На следующий день в школе всё переменилось. Трагедия и последствия ужасной автомобильной аварии привели всех учащихся в траурное состояние. Все были подавлены. Девушки, которые хорошо знали Мартина, в слезах утешали друг друга в коридорах и туалетах. Доктор Сторм выступил по школьному радио и предложил произнести молитвы и выразить соболезнования. Учителя заняли нас практическими аудиторными работами, многие просто были не в состоянии вести уроки и чувствовали себя так же подавленно, как и ученики.
Но странная вещь – я стала персоной, которую нужно утешать, а не игнорировать и не презирать. Друг за другом ученики подходили ко мне, чтобы поговорить и выразить надежду, что все обойдется благополучно для Жизель. Даже ее близкие подруги, Клодин и Антуанетт, особенно старательно добивались моего общества и, казалось, раскаивались в том, как подшутили надо мной и говорили обо мне гадости.
И самое главное – Бо был рядом со мной. Мне стало это огромным утешением. К нему, как к ближайшему другу Мартина, приходили другие его товарищи, чтобы выразить соболезнование. Во время ленча большинство учеников сгрудились вокруг нас, все разговаривали тихими, приглушенными голосами.
После школы мы с Бо пошли прямо в больницу и встретили там папу, он пил кофе в комнате отдыха. Только что он переговорил со специалистами.
– У нее поврежден позвоночник. Она останется парализованной ниже пояса. Все другие повреждения заживут хорошо, – проговорил отец.
– А есть какая-нибудь надежда, что она сможет ходить? – тихо спросил Бо.
Папа покачал головой:
– Маловероятно. Ей потребуются серьезное терапевтическое лечение и самоотверженная забота близких. Я договорюсь о медсестре, она поживет в доме некоторое время после того, как мы заберем Жизель.
– Когда нам можно будет к ней, папа? – спросила я.
– Она все еще находится в палате интенсивной терапии. Только члены семьи могут посещать ее, – ответил он, глядя на Бо. Тот кивнул.
Я направилась к палате интенсивной терапии.
– Руби, – позвал папа. Я повернулась. – Она не знает о Мартине, – сказал он. – Она думает, что он просто получил тяжелые травмы. Я пока не хочу говорить ей о нем. У нее было достаточно плохих известий.
– Хорошо, папа, – ответила я и вошла в палату. Медсестра показала мне кровать Жизель. Вид сестры, лежащей с забинтованным лицом и с трубками внутривенного вливания, введенными в руку, вызвал боль в моем сердце. Я проглотила слезы и подошла к ней. Жизель открыла глаза и взглянула на меня.
– Как ты себя чувствуешь, Жизель? – тихо спросила я.
– Как я выгляжу? – Она усмехнулась и отвернулась. Потом опять посмотрела на меня. – Думаю, ты рада, что не села с нами в машину. И теперь хочешь сказать: я вас предупреждала, так ведь?
– Нет, – ответила я. – Мне очень жаль, что так случилось. Я чувствую себя из-за этого просто ужасно.
– Почему? Теперь уже никто не будет гадать, кто из нас ты, а кто я. Я та, которая не может ходить. – Ее подбородок задрожал.
– О Жизель, ты снова будешь ходить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, – обещала я.
– Да что ты можешь… пробормотать какую-нибудь кайенскую молитву над моими ногами? Доктора были здесь, они сказали мне ужасную правду.
– Ты не можешь отказаться от надежды. Никогда не теряй ее. Это то… – Я собиралась сказать: «Это то, чему учила бабушка Катрин», но удержалась.
– Тебе легко говорить. Ты вошла сюда и выйдешь на ногах, – простонала она, затем глубоко вздохнула. – Ты видела Мартина? Как его дела?
– Нет, я не видела его. Я пришла прямо к тебе, – ответила я и прикусила нижнюю губу.
– Я помню, как говорила ему, что он едет слишком быстро, но он думал, это забавно. Как и ты тогда, он внезапно подумал, что все очень смешно. Готова поспорить, что теперь он не смеется. Пойди навести его, – проговорила она. – И расскажи, что случилось со мной. Пойдешь?
Я кивнула.
– Отлично. Надеюсь, ему сейчас ужасно. Надеюсь… о, какая разница, на что я надеюсь?! – Жизель взглянула на меня. – Ты рада, что так вышло со мной, да?
– Нет, я никогда не хотела так много, я…
– Что ты подразумеваешь под «так много»? Ты все-таки чего-то хотела? – Некоторое время сестра изучала мое лицо. – Ну, что же?
– Да, – ответила я. – Признаюсь. Ты была со мной такой злобной, ты втянула меня во столько неприятностей и сделала мне столько гадостей, что я пошла к королеве вуду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123