Конечно, Поль и я теперь уже достаточно взрослые, думала я. И конечно, нам легче вынести правду, чем и дальше продолжать жить с этим обманом.
– Очень давно здесь кое-что произошло, – начала я, – кое-что, что вынудило меня в тот день произнести те ужасные слова.
– Здесь?
– На нашей протоке, в нашем небольшом кайенском мире, – кивнула я головой. – Правда об этом случае была быстро скрыта, потому что она принесла бы огромные страдания многим людям, но иногда, а может, и всегда, когда правда бывает похоронена подобным образом, она имеет привычку выходить наружу, выталкивать себя вверх, на солнечный свет.
– Ты и я, – продолжала я свой рассказ, глядя в недоумевающие глаза Поля. – Это и есть та правда, которая когда-то была похоронена. Теперь мы на солнечном свете.
– Я не понимаю, Руби. Какая ложь? Какая правда?
– Никто в те далекие времена, когда была похоронена правда, не предполагал, что мы с тобой так возвышенно полюбим друг друга.
– Я все еще не понимаю, Руби. Как это многие годы назад кто-то вообще мог о нас знать? И почему бы это имело значение, если бы и знал? – спросил Поль, и его глаза сузились от непонимания.
Было очень трудно открыть правду и сделать это простыми словами. Почему-то я чувствовала, что если бы Поль пришел к пониманию сам, если бы слова сложились в его голове и были высказаны им самим вместо меня, то это было бы менее болезненно.
– В тот день, когда я потеряла свою мать, ты тоже потерял свою, – наконец проговорила я, и слова мои были похожи на крошечные горячие угли, падающие с моих губ. Как только я произнесла их, жар сменился ознобом, ознобом таким сильным, будто на мою шею лили ледяную воду.
Взгляд Поля скользнул по моему лицу, ища более ясного ответа.
– Моя мать… тоже умерла?
Он поднял глаза, парень был в недоумении, его мозг перебирал все возможные варианты. Затем его лицо сделалось пунцовым, и он снова стал вглядываться в меня, на сей раз его глаза были требовательными и почти безумными.
– Что ты хочешь сказать… что ты и я… что мы… находимся в родстве? Что мы брат и сестра? – спросил Поль. Уголки его рта поползли вверх в недоверчивой усмешке.
– Бабушка Катрин решила рассказать мне все, когда увидела, что происходит между нами, – объяснила я.
Поль потряс головой, все еще сомневаясь.
– Ей было очень тяжело сделать это. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что сразу же после этого признания возраст стал прокрадываться в ее походку, в ее голос и сердце. Старые страдания, когда их возвращают к жизни, жалят еще сильнее, чем тогда, когда были только причинены.
– Это, должно быть, ошибка, старая кайенская сказка, которую сочинили сплетницы. – Поль покачал головой и улыбнулся.
– Бабушка Катрин никогда не сплетничала, никогда не раздувала пламени пустых разговоров и слухов. Ты сам знаешь, что она ненавидела подобные вещи, ненавидела ложь и очень часто заставляла людей смотреть правде в глаза. Она заставила меня отладиться от тебя, хотя и знала, что это разобьет мое сердце. Она должна была все рассказать мне, хотя это принесло ей такую сильную боль.
Но мне невыносимо больнее видеть твою ненависть ко мне за то, что я якобы намеренно причинила тебе боль. Поль, я умираю каждый раз, когда в школе ты смотришь на меня со злобой. Почти каждую ночь я все еще засыпаю, плача о тебе. Конечно, мы не можем любить друг друга, но я не могу допустить, чтобы мы были врагами.
– Я никогда не думал о тебе как о враге, просто…
– Ненавидел меня. Продолжай, ты можешь говорить это теперь. Теперь мне не больно слышать это, я уже выстрадала. – Я улыбнулась сквозь слезы.
– Руби, – покачал головой Поль, – я не могу поверить в то, что ты говоришь. Не могу поверить, что мой отец… что твоя мать…
– Ты теперь уже достаточно взрослый, чтобы знать правду, Поль. Возможно, я поступаю эгоистично, говоря тебе все это. Бабушка Катрин предупреждала меня не делать этого, предупреждала, что со временем ты возненавидишь меня за то, что я создала трещину в вашей семье, но я не могу больше переносить ложь между нами, и особенно теперь. Я потеряла бабушку и понимаю, что совершенно одинока.
Поль смотрел на меня мгновение, затем встал и сошел вниз к краю воды. Я видела, как он стоял там и просто сбивал ногой камни в воду, раздумывая, осмысливая, принимая то, что я рассказала. Я знала, что в его сердце происходит такое же волнение, как и когда-то в моем, такая же путаница кружилась и в его голове. Он вновь, более резко, тряхнул головой и повернулся ко мне:
– У нас есть все фотографии, снимки моей матери, когда она была беременна мной, мои снимки сразу же после рождения и…
– Ложь, – отрезала я. – Все используют обман, чтобы спрятать грехи.
– Нет, ты не права. Это все ужасная, глупая ошибка, разве ты не видишь? – Поль сжал руки в кулаки. – И нас заставляют страдать из-за нее. Я уверен, это не может быть правдой, – кивнул он, стараясь убедить себя. – Я уверен, – произнес он и возвратился ко мне.
– Бабушка Катрин не солгала бы мне, Поль.
– Нет, твоя бабушка не солгала бы тебе, но, может, она думала, что, рассказав эту историю, сумеет помешать тебе общаться со мной, и это будет хорошо, ведь моя семья подняла бы такой шум. И ты и я, конечно, пострадали бы. В этом все дело, – сказал Поль, успокоенный своей теорией. – Я докажу это тебе. Не знаю как, но докажу, и тогда… тогда мы будем вместе, как и мечтали.
– О Поль, как бы мне хотелось, чтобы ты был прав, – проговорила я.
– Я прав, – убежденно сказал он. – Вот увидишь. И меня изобьют еще на одном вечере танцев, – добавил он, смеясь. Я улыбнулась, но отвернула лицо.
– А как насчет Сюзетт? – спросила я.
– Я не люблю ее. И никогда не любил. Мне нужно было просто, чтобы ты…
– Чтобы заставить меня ревновать? – спросила я и быстро взглянула на него.
– Да, – признался Поль.
– Я не осуждаю тебя за все то, только ты действовал очень убедительно, – улыбнулась я.
– Ну да. Я… это мне хорошо удается.
Мы засмеялись. Затем я вновь стала серьезной и взяла Поля за руку. Он помог мне подняться. Мы оказались почти лицом к лицу.
– Я не хочу, чтобы ты страдал, Поль. Не надейся слишком сильно, что сможешь опровергнуть факты, о которых мне рассказала бабушка Катрин. Обещай только, что когда ты откроешь истину…
– Я открою истину, а не ложь, – настаивал Поль.
– Обещай, – повторила я, – обещай, что если все окажется правдой, ты примешь ее так, как и я, и полюбишь еще кого-нибудь так же горячо, как меня. Обещай мне.
– Я не могу, – сказал он. – Не могу любить кого-то еще так, как люблю тебя, Руби. Это невозможно.
Поль обнял меня, и я на мгновение уткнулась лицом в его плечо. Он прижал меня крепче. Под сорочкой я ощущала ровное биение его сердца. Потом вдруг почувствовала его губы на моих волосах и закрыла глаза, воображая, что мы далеко-далеко, что живем в мире, где нет лжи и обмана, где царствует вечная весна, где солнце касается наших сердец и лиц и делает нас вечно молодыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123