Но страстные позывы не исчезали, и однажды в Лос-Анджелесе, американской столице геев, пузыри выходили на поверхность. Как, скажем, сегодня. Сегодня он должен был отужинать в обществе сексуально-сомнительных господ в «Спаго», затем отправиться с теми, кто готов на все, в одну галерею в Мелроузе, а потом… а потом… лос-анджелесская ночь, нескончаемая и непредсказуемая, немыслимо щекочущая нервы, безнадежно заманчивая.
Телефон прервал его мечтательное настроение, и он поспешил в гостиную, чтобы ответить на звонок, завернувшись в гостиничный махровый белый халат и прихватив большой флакон туалетной воды «Келвин Кляйн обсешн».
– А, да. Попросите его подождать. Я спущусь примерно через полчасика.
Он опустил трубку на рычаг и прошел в туалет. В Нью-Йорке все просто. Сшитые в Савиль-Роу костюмы от Хантсмана или Андерсона и Шеппарда годились на любой случай. Но в Лос-Анджелесе стиль был иным – небрежным, созданным для отдыха, а не для работы, молодежный и немного кричащий. Полное дерьмо, но благоразумнее было следовать этой блажи. Поэтому он выбрал синие слаксы, просторную рубашку и коричневато-рыжий твидовый короткий пиджак, слегка зауженный в талии. Его пикантный внешний вид вполне соответствовал тем пикантным приключениям, которые – он полунадеялся-полубоялся этого – могли бы случиться с ним непредсказуемой голливудской ночью – такой, как нынешняя.
В бунгало-3 в «Шато Мармонт», в комнате, где покончил с собой Белуши, Билли Бингэм сидел на пару с Эм-ти-ви. На самом деле вы никогда по-настоящему не смотрите музыкальную программу больше, чем она смотрит на вас, но сидите в этаком подвешенном состоянии оживления, которое нельзя назвать ни приятным, ни неприятным; более всего оно походит на достигаемое в восточной религии состояние нирваны, такого ощущения нереальности – когда тело кажется отринутым, ничего вроде бы не происходит, но время неумолимо движется вперед. Когда какая-нибудь особенно навязчивая песня ударяет по вашим нервам, у вас возникает ощущение, что вы слушаете, но в основном это просто вопрос выносливости. Под аккомпанемент Эм-ти-ви Билли понял, что жизнь продолжается, что это сильнее того, что он не хочет продолжать ее. Здесь, в Лос-Анджелесе, в «Шато», в нескольких футах от «Стрип», каким-то образом оказывалось, что с ним ничего ужасного не произошло.
Возможно, этим стенам хотелось многое рассказать. Осталась ли прежней обстановка, которая помнит события трагической ночи марта 1982 года, когда отставная любовница, торговка наркотиками Кети Смит, «связывалась» с Белуши в последний раз? Билли содрогнулся от этой омерзительной мысли. Он не просил именно этот коттедж. Просто сказал, что хотел бы домик рядом с бассейном и чтобы было где припарковать его машину. Крутые, прямо спускающиеся в воду ступени и отдельный бунгало-3 удовлетворяли всем его требованиям, и даже двести пятьдесят долларов не показались слишком дорогой платой. И все же какие бы изменения ни коснулись внутреннего убранства, здесь все было сплавлено в неопределимом своеобразии «Шато» – трансильванский стиль девятнадцатого века смешивался с той манерой, в которой в пятидесятых строили дорогие мотели. Стены были оштукатурены в коричневато-серый цвет, грубые шерстяные покрывала застилали кровати, а многочисленные шкафы выглядели так, будто они могли бы понадобиться. И все это было окутано тайной голливудских мифов – Гарбо, Гарлоу, Флинн перебывали в этом отеле; здесь останавливались таланты, которым еще предстояло раскрыться или чья слава уже закатилась.
Но почему «Шато»? Золотая кредитная карточка «Америкэн экспресс», которую выдала ему Джули и которая существовала главным образом благодаря легкости, с какой можно было ее лишиться, позволяла ему выбрать любой отель в Лос-Анджелесе, чтобы остановиться на один вечер. Когда они были вместе, то останавливались обычно в «Бель-Эйр», среди высокопоставленных людей с давно нажитыми деньгами в безопасном уединении за маленьким мостиком, среди лебедей. «Бель-Эйр» был аристократом среди отелей Лос-Анджелеса и удобно удален от угроз и наслаждений дикого и тревожного города. Билли мог бы отправиться в розовое буйство отеля «Беверли-Хиллз». Он был новее, свободнее в нравах и все же прочно удерживался на третьем месте в здешней иерархии, несмотря на частую смену владельцев, вызывавшую негодование. Можно было выбрать еще «Беверли-Вилшир» – всегда переполненный благодаря Родео и его магазинам, но немного обезличенный сейчас, чересчур деловитый. Так что оставался лишь «Шато». Гордый, старый, без ресторана, без баров, но зато с историей Голливуда, живущей в его стенах. Билли способен был не обращать внимания на грязь, которую иногда замечал в бассейне, на шум водопровода и всего прочего, а также на людей, которые поднимали шум глубоко за полночь. В конце концов, в «Шато» и он себе мог позволить иногда пошуметь.
Но куда важнее вопроса «почему «Шато»?» был вопрос «почему вообще Лос-Анджелес?». Было два возможных ответа на этот , лежащий на поверхности вопрос. Во-первых, замечательно было освободиться от Джули – от ее вечного, бесцеремонного, всепроникающего присутствия. Во-вторых, не мог же он, художник, вечно сидеть взаперти, невидимый и безвестный. Рано или поздно надо было выйти на рынок и попытаться убедить мир в том, что и ты чего-то стоишь. По двум этим причинам он, когда Джули отвергла приглашение на послеобеденное шоу в «Афронт гэлери» в Мелроузе, решил отправиться вместо нее. Но подлинная причина того, что он был здесь, один в Лос-Анджелесе, и, уставившись в телевизор, дожидался десяти вечера, не имела отношения ни к искусству, ни к честолюбию, ни даже к бегству. У этой причины было иное имя – Джейн.
Господи, как же ему хотелось ее увидеть! Часы, проведенные вдали от нее, казались неделями отчаянных мук. Ему было необходимо увидеть ее лицо, ощутить ее тело, вдохнуть ее запах и охладить пыл своей страсти, вновь и вновь сжимая ее в своих объятиях, как это случилось однажды на горной вершине, пока не погасло пламенеющее солнце и ночь не поглотила их.
Из телеящика Витни Хьюстон сладко нашептывала ему свою бессмыслицу. Растворившийся в нем ром переменил его намерения. Он решил было встретиться с Джейн завтра, а ночь как-нибудь пережить. Но теперь он не был в этом так уж уверен.
Его рука потянулась к телефонной трубке. Номер он помнил наизусть.
Щелкнул автоответчик:
– Это Люси Мастерсон. Слушай, сейчас меня нет здесь . Оставь свое сообщение и что там еще, но если тебе на самом деле понадобилось найти меня, желаю удачи! Я отправляюсь танцевать. Приходи в «Пинк», или в «Крэк», или в местечко поновее этих. Если тебе посчастливится их разыскать. Пока-а-а-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Телефон прервал его мечтательное настроение, и он поспешил в гостиную, чтобы ответить на звонок, завернувшись в гостиничный махровый белый халат и прихватив большой флакон туалетной воды «Келвин Кляйн обсешн».
– А, да. Попросите его подождать. Я спущусь примерно через полчасика.
Он опустил трубку на рычаг и прошел в туалет. В Нью-Йорке все просто. Сшитые в Савиль-Роу костюмы от Хантсмана или Андерсона и Шеппарда годились на любой случай. Но в Лос-Анджелесе стиль был иным – небрежным, созданным для отдыха, а не для работы, молодежный и немного кричащий. Полное дерьмо, но благоразумнее было следовать этой блажи. Поэтому он выбрал синие слаксы, просторную рубашку и коричневато-рыжий твидовый короткий пиджак, слегка зауженный в талии. Его пикантный внешний вид вполне соответствовал тем пикантным приключениям, которые – он полунадеялся-полубоялся этого – могли бы случиться с ним непредсказуемой голливудской ночью – такой, как нынешняя.
В бунгало-3 в «Шато Мармонт», в комнате, где покончил с собой Белуши, Билли Бингэм сидел на пару с Эм-ти-ви. На самом деле вы никогда по-настоящему не смотрите музыкальную программу больше, чем она смотрит на вас, но сидите в этаком подвешенном состоянии оживления, которое нельзя назвать ни приятным, ни неприятным; более всего оно походит на достигаемое в восточной религии состояние нирваны, такого ощущения нереальности – когда тело кажется отринутым, ничего вроде бы не происходит, но время неумолимо движется вперед. Когда какая-нибудь особенно навязчивая песня ударяет по вашим нервам, у вас возникает ощущение, что вы слушаете, но в основном это просто вопрос выносливости. Под аккомпанемент Эм-ти-ви Билли понял, что жизнь продолжается, что это сильнее того, что он не хочет продолжать ее. Здесь, в Лос-Анджелесе, в «Шато», в нескольких футах от «Стрип», каким-то образом оказывалось, что с ним ничего ужасного не произошло.
Возможно, этим стенам хотелось многое рассказать. Осталась ли прежней обстановка, которая помнит события трагической ночи марта 1982 года, когда отставная любовница, торговка наркотиками Кети Смит, «связывалась» с Белуши в последний раз? Билли содрогнулся от этой омерзительной мысли. Он не просил именно этот коттедж. Просто сказал, что хотел бы домик рядом с бассейном и чтобы было где припарковать его машину. Крутые, прямо спускающиеся в воду ступени и отдельный бунгало-3 удовлетворяли всем его требованиям, и даже двести пятьдесят долларов не показались слишком дорогой платой. И все же какие бы изменения ни коснулись внутреннего убранства, здесь все было сплавлено в неопределимом своеобразии «Шато» – трансильванский стиль девятнадцатого века смешивался с той манерой, в которой в пятидесятых строили дорогие мотели. Стены были оштукатурены в коричневато-серый цвет, грубые шерстяные покрывала застилали кровати, а многочисленные шкафы выглядели так, будто они могли бы понадобиться. И все это было окутано тайной голливудских мифов – Гарбо, Гарлоу, Флинн перебывали в этом отеле; здесь останавливались таланты, которым еще предстояло раскрыться или чья слава уже закатилась.
Но почему «Шато»? Золотая кредитная карточка «Америкэн экспресс», которую выдала ему Джули и которая существовала главным образом благодаря легкости, с какой можно было ее лишиться, позволяла ему выбрать любой отель в Лос-Анджелесе, чтобы остановиться на один вечер. Когда они были вместе, то останавливались обычно в «Бель-Эйр», среди высокопоставленных людей с давно нажитыми деньгами в безопасном уединении за маленьким мостиком, среди лебедей. «Бель-Эйр» был аристократом среди отелей Лос-Анджелеса и удобно удален от угроз и наслаждений дикого и тревожного города. Билли мог бы отправиться в розовое буйство отеля «Беверли-Хиллз». Он был новее, свободнее в нравах и все же прочно удерживался на третьем месте в здешней иерархии, несмотря на частую смену владельцев, вызывавшую негодование. Можно было выбрать еще «Беверли-Вилшир» – всегда переполненный благодаря Родео и его магазинам, но немного обезличенный сейчас, чересчур деловитый. Так что оставался лишь «Шато». Гордый, старый, без ресторана, без баров, но зато с историей Голливуда, живущей в его стенах. Билли способен был не обращать внимания на грязь, которую иногда замечал в бассейне, на шум водопровода и всего прочего, а также на людей, которые поднимали шум глубоко за полночь. В конце концов, в «Шато» и он себе мог позволить иногда пошуметь.
Но куда важнее вопроса «почему «Шато»?» был вопрос «почему вообще Лос-Анджелес?». Было два возможных ответа на этот , лежащий на поверхности вопрос. Во-первых, замечательно было освободиться от Джули – от ее вечного, бесцеремонного, всепроникающего присутствия. Во-вторых, не мог же он, художник, вечно сидеть взаперти, невидимый и безвестный. Рано или поздно надо было выйти на рынок и попытаться убедить мир в том, что и ты чего-то стоишь. По двум этим причинам он, когда Джули отвергла приглашение на послеобеденное шоу в «Афронт гэлери» в Мелроузе, решил отправиться вместо нее. Но подлинная причина того, что он был здесь, один в Лос-Анджелесе, и, уставившись в телевизор, дожидался десяти вечера, не имела отношения ни к искусству, ни к честолюбию, ни даже к бегству. У этой причины было иное имя – Джейн.
Господи, как же ему хотелось ее увидеть! Часы, проведенные вдали от нее, казались неделями отчаянных мук. Ему было необходимо увидеть ее лицо, ощутить ее тело, вдохнуть ее запах и охладить пыл своей страсти, вновь и вновь сжимая ее в своих объятиях, как это случилось однажды на горной вершине, пока не погасло пламенеющее солнце и ночь не поглотила их.
Из телеящика Витни Хьюстон сладко нашептывала ему свою бессмыслицу. Растворившийся в нем ром переменил его намерения. Он решил было встретиться с Джейн завтра, а ночь как-нибудь пережить. Но теперь он не был в этом так уж уверен.
Его рука потянулась к телефонной трубке. Номер он помнил наизусть.
Щелкнул автоответчик:
– Это Люси Мастерсон. Слушай, сейчас меня нет здесь . Оставь свое сообщение и что там еще, но если тебе на самом деле понадобилось найти меня, желаю удачи! Я отправляюсь танцевать. Приходи в «Пинк», или в «Крэк», или в местечко поновее этих. Если тебе посчастливится их разыскать. Пока-а-а-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118