Это начиналось уже с парковочной стоянки, где красивые «Роллс-Ройсы», «Мерседесы» и изысканных очертаний итальянские автомобили, воинственные, как крейсера, выбрасывали из своих недр красивых людей, немедленно становившихся мишенью свободных фотографов, хищно столпившихся возле входа в самый шикарный и труднодоступный ресторан мира.
Паника была лишь отчасти связана с тем, чтобы занять столик. Важно было – какой столик, и еще важнее – когда . В баре стояли посетители – безымянные, безликие, безнадежные – те, кто, невзирая на заказанные столики, был вынужден дожидаться час, два, а то и больше. Нет, они ничего не имели против, почти ничего, но при попытке прорваться к вожделенному столику в форме улитки с разбегу натыкались на женственную длинноволосую фигуру метрдотеля с загадочными глазами на надменном лице. Чтобы примирить их с неизбежным унижением, посетителям предлагалось выпить, но в промежутке между бокалами, поодиночке или вместе, они бросались к могущественному посреднику, равнодушному к их мольбам, в чьи обязанности входило подбадривать их, пока они не упивались вконец или не были окончательно запуганы.
Была там и вторая группа, отчаянно пытавшаяся отделить себя от несчастливцев из бара. Группа Б. Это были люди, которых не могли не принимать во внимание распределители столиков – и которых ждали столики, даже «хорошие» столики, но просто они «пока еще» не были готовы. Эти посетители липли к деревянной конторке метрдотеля, чтобы, Боже упаси, не слиться с анонимной гонимой массой, напивающейся в баре. В основном они были знакомы друг с другом или, по крайней мере, знали друг о друге, поэтому мило болтали между собой, делая вид, что вполне сносно проводят время, хотя глаза нервно обегали раз за разом зал ресторана в поисках столика, который мог бы стать «их». Группа Б усиленно старалась оставаться дружественно настроенной к распорядителям; бороться было уделом несчастных из бара, чья воинственность возрастала с каждым глотком алкоголя. Остаться без столика в «Спаго» означало не временную неудачу, нет, это было затяжным процессом – в городе, построенном на зыбучих песках моды, на поверхности из кирпича и цемента.
Нервное напряжение этой плотно сбившейся группы росло оттого, что их незавидное положение было очевидно каждому, кто сидел за столиками в забитом ресторане. Они словно бы оказались на сцене под светом прожекторов со спущенными штанами. Обычно в Лос-Анджелесе каждый стремился оказаться в центре внимания, на сцене, но этот случай был исключением. Весь Лос-Анджелес мог сейчас видеть, как вы топчетесь в ожидании и как долго вы топчетесь. Они видели и столик – предмет ваших вожделений. Это было слишком наглядно, чтобы не суметь вычислить, как идут ваши дела в кино, каков ваш чистый доход и есть ли у вас шанс завоевать «Оскара» в какой-нибудь номинации.
Третья группа не допускала и самой мысли о том, что ее можно считать группой. Это были настоящие звезды, которые без усилий обставляли всех прочих. Им не нужно было дожидаться, пока столик освободится. Если бы им предложили подождать, они немедленно развернулись бы и покинули это заведение совсем, навсегда. Но если из-за какой-то организационной неувязки «их» столик оказался бы занятым, тогда немедленно был бы сервирован другой – он буквально возник бы из воздуха, равно как и стулья вокруг него. Эти гости всегда усаживались напротив окна и окидывали взглядом рекламные щиты на противоположной стороне Сансет-Стрип. Только если компания была больше четырех человек, они садились за один стол под углом к окну. Это было простое и незыблемое правило.
Свифти Лейзар – полноценный член группы А, чей невероятный успех на последней церемонии вручения «Оскара» хорошо помнили в «Спаго», словно ящерица, проскользнул между ожидающими группы Б к своему свободному столику, а те из них, кто считал себя его приятелем, пытались коснуться его блестящего, переливающегося, как чешуя, рукава. Но глаза его были устремлены вперед.
Аллан Карр, круглолицый, улыбчивый, как корабль на всех парусах, величественно проплыл среди обломков кораблекрушения к своей пицце с утиным соусом.
Ивэн Кестлер под руку с Джули Беннет, словно реактивный снаряд, вспугнул ожидающих, как стайку голубей, и, приветствуя справа Син Пенна, а слева Сильвестра Сталлоне, устремился к столику у окна, который, как он знал, был «его».
Усевшись, он кивнул длинноногой пышногрудой красотке за соседним столиком. Кристина Феррар – королева телеэфира в утреннее время, бывшая миссис Джон Де-Лорен, а теперь жена толстяка греческого происхождения, сидевшего рядом с ней и случайно оказавшегося главой маленькой компании под названием «Юнайтед артистс», – помахала ему в ответ.
– Ну, нет слов. Это грандиозно. На афише у входа – реклама твоей последней книги. Только не говори, что ты это устроила специально, чтобы произвести на меня впечатление, – хотя тебе это удалось.
Джули рассмеялась:
– Да я понятия не имела. – Но она была довольна. Всего лишь приятное совпадение, но ей было видно, что многие в зале отметили его и теперь рассказывают своим друзьям. Рекламные щиты Сансета не имели отношения к продаже книг, это был просто подарок автору от издателя. Они говорили: «Мы тебя хотим. Ты нам нужна. Мы считаем тебя великолепной». А именно эти слова жаждал услышать каждый в Лос-Анджелесе.
– Итак, Джули Беннет, как же получилось, что ты собрала одну из замечательных и, конечно же, наиболее интересных коллекций в Америке и сумела избежать знакомства со мной? Вряд ли это получилось случайно.
И опять похвала закамуфлирована добродушным подтруниванием. В этом Ивэн очень и очень преуспел. Он точно знал, как нужно льстить, а в жизни вряд ли было что-либо более существенное, особенно когда имеешь дело с богатыми и знаменитыми, которые давно забыли о «правде», какой бы она ни была, а заботятся лишь о качестве и количестве комплиментов.
– Твои цены, Ивэн, мне не вынести.
– Ах, не «вынести». Какое неопределенное слово. Мне очень многое казалось невыносимым, а потом выяснялось, что это вполне можно вынести.
И опять Джули не могла не засмеяться. Мог ли ей понравиться этот человек? Мог ли ей вообще кто-то понравиться? Действительно, сумела ли бы она вынести ?
– Ты не присоединишься ко мне? Я хочу выпить шампанского, пока выполняют наш заказ.
Джули кивнула. Он держал все в своих руках или пытался держать. Мужчины часто допускали в общении с ней эту ошибку. И обычно им приходилось жалеть об этом.
– Итак, ты хочешь разыскать Билли Бингэма, да, Ивэн?
Он ответил не сразу, спрятав голову за картой вин, как будто глубоко задумавшись над выбором. Но два красных пятна, выступивших у него на скулах, свидетельствовали о том, что он слышал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Паника была лишь отчасти связана с тем, чтобы занять столик. Важно было – какой столик, и еще важнее – когда . В баре стояли посетители – безымянные, безликие, безнадежные – те, кто, невзирая на заказанные столики, был вынужден дожидаться час, два, а то и больше. Нет, они ничего не имели против, почти ничего, но при попытке прорваться к вожделенному столику в форме улитки с разбегу натыкались на женственную длинноволосую фигуру метрдотеля с загадочными глазами на надменном лице. Чтобы примирить их с неизбежным унижением, посетителям предлагалось выпить, но в промежутке между бокалами, поодиночке или вместе, они бросались к могущественному посреднику, равнодушному к их мольбам, в чьи обязанности входило подбадривать их, пока они не упивались вконец или не были окончательно запуганы.
Была там и вторая группа, отчаянно пытавшаяся отделить себя от несчастливцев из бара. Группа Б. Это были люди, которых не могли не принимать во внимание распределители столиков – и которых ждали столики, даже «хорошие» столики, но просто они «пока еще» не были готовы. Эти посетители липли к деревянной конторке метрдотеля, чтобы, Боже упаси, не слиться с анонимной гонимой массой, напивающейся в баре. В основном они были знакомы друг с другом или, по крайней мере, знали друг о друге, поэтому мило болтали между собой, делая вид, что вполне сносно проводят время, хотя глаза нервно обегали раз за разом зал ресторана в поисках столика, который мог бы стать «их». Группа Б усиленно старалась оставаться дружественно настроенной к распорядителям; бороться было уделом несчастных из бара, чья воинственность возрастала с каждым глотком алкоголя. Остаться без столика в «Спаго» означало не временную неудачу, нет, это было затяжным процессом – в городе, построенном на зыбучих песках моды, на поверхности из кирпича и цемента.
Нервное напряжение этой плотно сбившейся группы росло оттого, что их незавидное положение было очевидно каждому, кто сидел за столиками в забитом ресторане. Они словно бы оказались на сцене под светом прожекторов со спущенными штанами. Обычно в Лос-Анджелесе каждый стремился оказаться в центре внимания, на сцене, но этот случай был исключением. Весь Лос-Анджелес мог сейчас видеть, как вы топчетесь в ожидании и как долго вы топчетесь. Они видели и столик – предмет ваших вожделений. Это было слишком наглядно, чтобы не суметь вычислить, как идут ваши дела в кино, каков ваш чистый доход и есть ли у вас шанс завоевать «Оскара» в какой-нибудь номинации.
Третья группа не допускала и самой мысли о том, что ее можно считать группой. Это были настоящие звезды, которые без усилий обставляли всех прочих. Им не нужно было дожидаться, пока столик освободится. Если бы им предложили подождать, они немедленно развернулись бы и покинули это заведение совсем, навсегда. Но если из-за какой-то организационной неувязки «их» столик оказался бы занятым, тогда немедленно был бы сервирован другой – он буквально возник бы из воздуха, равно как и стулья вокруг него. Эти гости всегда усаживались напротив окна и окидывали взглядом рекламные щиты на противоположной стороне Сансет-Стрип. Только если компания была больше четырех человек, они садились за один стол под углом к окну. Это было простое и незыблемое правило.
Свифти Лейзар – полноценный член группы А, чей невероятный успех на последней церемонии вручения «Оскара» хорошо помнили в «Спаго», словно ящерица, проскользнул между ожидающими группы Б к своему свободному столику, а те из них, кто считал себя его приятелем, пытались коснуться его блестящего, переливающегося, как чешуя, рукава. Но глаза его были устремлены вперед.
Аллан Карр, круглолицый, улыбчивый, как корабль на всех парусах, величественно проплыл среди обломков кораблекрушения к своей пицце с утиным соусом.
Ивэн Кестлер под руку с Джули Беннет, словно реактивный снаряд, вспугнул ожидающих, как стайку голубей, и, приветствуя справа Син Пенна, а слева Сильвестра Сталлоне, устремился к столику у окна, который, как он знал, был «его».
Усевшись, он кивнул длинноногой пышногрудой красотке за соседним столиком. Кристина Феррар – королева телеэфира в утреннее время, бывшая миссис Джон Де-Лорен, а теперь жена толстяка греческого происхождения, сидевшего рядом с ней и случайно оказавшегося главой маленькой компании под названием «Юнайтед артистс», – помахала ему в ответ.
– Ну, нет слов. Это грандиозно. На афише у входа – реклама твоей последней книги. Только не говори, что ты это устроила специально, чтобы произвести на меня впечатление, – хотя тебе это удалось.
Джули рассмеялась:
– Да я понятия не имела. – Но она была довольна. Всего лишь приятное совпадение, но ей было видно, что многие в зале отметили его и теперь рассказывают своим друзьям. Рекламные щиты Сансета не имели отношения к продаже книг, это был просто подарок автору от издателя. Они говорили: «Мы тебя хотим. Ты нам нужна. Мы считаем тебя великолепной». А именно эти слова жаждал услышать каждый в Лос-Анджелесе.
– Итак, Джули Беннет, как же получилось, что ты собрала одну из замечательных и, конечно же, наиболее интересных коллекций в Америке и сумела избежать знакомства со мной? Вряд ли это получилось случайно.
И опять похвала закамуфлирована добродушным подтруниванием. В этом Ивэн очень и очень преуспел. Он точно знал, как нужно льстить, а в жизни вряд ли было что-либо более существенное, особенно когда имеешь дело с богатыми и знаменитыми, которые давно забыли о «правде», какой бы она ни была, а заботятся лишь о качестве и количестве комплиментов.
– Твои цены, Ивэн, мне не вынести.
– Ах, не «вынести». Какое неопределенное слово. Мне очень многое казалось невыносимым, а потом выяснялось, что это вполне можно вынести.
И опять Джули не могла не засмеяться. Мог ли ей понравиться этот человек? Мог ли ей вообще кто-то понравиться? Действительно, сумела ли бы она вынести ?
– Ты не присоединишься ко мне? Я хочу выпить шампанского, пока выполняют наш заказ.
Джули кивнула. Он держал все в своих руках или пытался держать. Мужчины часто допускали в общении с ней эту ошибку. И обычно им приходилось жалеть об этом.
– Итак, ты хочешь разыскать Билли Бингэма, да, Ивэн?
Он ответил не сразу, спрятав голову за картой вин, как будто глубоко задумавшись над выбором. Но два красных пятна, выступивших у него на скулах, свидетельствовали о том, что он слышал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118