Еще один безумный вечер.
И это будет безумный вечер.
Сумасшедший вечер.
Сумасшедший, печальный вечер в Лос-Анджелесе.
Ивэн Кестлер тяжело опустился на забрызганное краской кресло и попытался привести в порядок свои хаотичные чувства. Картины были повсюду. Они висели на белых оштукатуренных стенах, лежали на белом кафельном полу, грудами были свалены в углах. Свет падал на них отовсюду, заставляя краски петь, переливаться на грубой поверхности холста. От холста к глазу, от глаза к мысли, от мысли к сути. Связь была прямой, элементарной в своей величественной простоте, поразительной в своей пылкой правдивости. Невозможно было привести эти картины ни к каким категориям. Внезапно умные мысли покинули Ивэна Кестлера. Обычно он умел найти лазейку – его язык выталкивал слоги, по капле проливал эрудицию, процеживал длинные слова, которые могли понять только знатоки. Постконцептуалист, нео-то, ретро-это, влияние как-его-там, стиль вам-понятно-кого, но сейчас все это было неуместным. Просто таких картин еще никто никогда не рисовал. Это было единственное видение своеобразного, захватывающего дух гения. Еще никогда за всю свою жизнь Ивэн Кестлер не приближался к такому чуду. Слезы восторга и умиления катились по его загорелому лицу.
– Конечно же, не так плохо, Ивэн.
Джули Беннет смотрела на него с интересом и удивлением. Слезы! Боже, это было уж чересчур. Он был уничтожен Билли Бингэмом, но что это значило в сравнении с тем , что «художник» был низложен со всей своей бесчисленной пятилетней писаниной?
– Ах как глупо. Ну как же глупо, – бормотал Ивэн, пытаясь обрести самообладание.
Он не верил своим глазам. Мастерская Билли была до краев переполнена шедеврами. Он подошел к составленным в ряд холстам, но не мог заставить себя коснуться их.
– Немного не похожа на мою коллекцию, а, Ивэн? – Джули была явно горда собой.
– Боже мой! Ах, Боже ты мой, да, – ответил Ивэн, и улыбка пробилась сквозь слезы счастья на его лице. – Как не похоже, как невероятно, как пленительно не похоже. – И это было правдой. Коллекция Беннет была хорошей. Пожалуй, можно было бы признать, что очень хорошей. Но собрал ее деловой человек в паре с деловой женщиной. Вместе они все очень умно подобрали, модные, подлинные работы, но ни единая искра не зажигала все целое, ни одна мысль не одушевляла коллекцию, и потому она была скучной, несмотря на вспыхивающую в нескольких работах искру Божию и на общие претензии. А здесь, напротив, все было настоящее. Это было то, что увидено глубоким, хотя и диким взглядом. Чрезвычайно величественно. Совершенно гениально. Рождено в муках, искуплено жертвоприношением.
– Теперь ты начинаешь понимать, в чем дело с Билли Бингэмом, да Ивэн?
Он знал, что она насмехается над ним. Она водила его за нос, изводила его, и это было всего чудеснее. Потому что она так ничего и не поняла; она стояла посреди олицетворенной красоты и не видела этого. Ему хотелось и плакать и смеяться. Но даже в самый торжественный момент жизни его коварный ум не поддался нахлынувшим чувствам.
– Да, я понимаю, в чем тут дело. Какая же страшная ноша – то, что случилось с Билли. – Картины, которые стоили целого мира, были заперты у нее в доме. Как мог он забрать их у нее? Только скрывая их подлинную ценность.
– А что с ними станет? – с невинностью гадюки осведомился Ивэн.
– Я бы не прочь отдать тебе их все скопом, но боюсь, что Билли станет возражать, – ответила Джули, испустив вздох удовлетворения, замаскированный под смирение.
Ивэн вновь подавил безумное желание расхохотаться.
– Так что, мне кажется, стоит их оставить у себя, пока великий художник не явится за ними. Он должен вернуться не сегодня-завтра, – продолжала она.
Джули играла с ним, как кошка с мышкой. А вдруг он все еще хочет Билли, несмотря на то, что убедился в его бездарности. В этом мире Ивэны могут позабыть об отсутствии таланта, когда перед ними стройное юношеское тело. Но с этим Ивэном вряд ли произойдет такое – тем-то и хороша была ситуация, что сейчас он был с ней на равных. Своей реакцией на живопись Билли – он чуть не расплакался, увидев, как она мерзопакостна, – он снабдил ее самыми мощными боеприпасами. Когда Билли вернется на днях, она с наслаждением сообщит ему, что его отвратительное «искусство» повергло великого Ивэна Кестлера в слезы . А потом, в течение месяца, она будет вливать в него этот яд при каждом удобном случае. И это будет чудесно.
– Может быть, ты скажешь Билли, что я пытался связаться с ним и дать ему мой номер телефона. Я очень высоко ставлю все это. Скажи ему, что я… обожаю его живопись.
– Ах, ну конечно, Ивэн. Разумеется, именно так я и скажу. – Ее улыбка триумфатора говорила сама за себя. Имя Ивэна Кестлера никогда не слетит с ее уст в том контексте, который он предложил. Вместо этого Билли услышит целую историю о том, как Ивэн Кестлер рассматривал его полотна, о презрении, которое тот вылил на них, – словом, всю ту ложь, которая с легкостью рождалась в голове знаменитого американского романиста.
– О, это был удивительно прекрасный день, но я начинаю подумывать о возвращении в Лос-Анджелес. Пожалуй, самолет устроит меня больше, чем автомобиль, если, конечно, ты не возражаешь. Я, пожалуй, узнаю насчет рейсов, и если твой человек отвезет меня в аэропорт, это будет великолепно…
– Ну, Ивэн, как ты скажешь, я к твоим услугам. И пожалуйста, дай знать, когда у тебя появится что-нибудь интересное для меня. Теперь ты видел мою коллекцию – так что знаешь, что мне нравится.
В аэропорту Ивэн не стал садиться в самолет. Вместо этого он в автомобиле отправился в «Раке клуб», убедившись, что шофер Беннет уехал задолго до того, как он появился на стоянке такси.
Приехав туда, он испросил один из самых тихих номеров в поселке из коттеджей, в отдалении от главного клубного здания, вызвал горничную и заказал ей бутылку шампанского «Луис Родерерс Кристал», тарелочку черных оливок, несколько тонких сандвичей с копченой горбушей и черный хлеб с дольками лимона. Потом он взял телефонный справочник и пролистал страницы, пока не нашел список телефонов «Чекмейт секьюрити системс». Он набрал номер и скоро уже разговаривал со Стивом Кауфером, президентом службы безопасности. Окончив разговор, он снял ботинки, включил кондиционер и растянулся на постели, глядя на величественный пик Джасинто и обдумывая свое невероятное, блестящее будущее.
15
Это были ужасные дни для Билли Бингэма. Плохо было уже то, что он не мог работать. То, что он был отрезан от своих работ, было гораздо хуже. В его ночных кошмарах Джули Беннет кралась по дому, сжимая в одной руке нож, а в другой фонарь, – и он просыпался в холодном поту, когда она исполосовывала его картины и бормотала угрозы, а языки пламени лизали его прошлое и будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
И это будет безумный вечер.
Сумасшедший вечер.
Сумасшедший, печальный вечер в Лос-Анджелесе.
Ивэн Кестлер тяжело опустился на забрызганное краской кресло и попытался привести в порядок свои хаотичные чувства. Картины были повсюду. Они висели на белых оштукатуренных стенах, лежали на белом кафельном полу, грудами были свалены в углах. Свет падал на них отовсюду, заставляя краски петь, переливаться на грубой поверхности холста. От холста к глазу, от глаза к мысли, от мысли к сути. Связь была прямой, элементарной в своей величественной простоте, поразительной в своей пылкой правдивости. Невозможно было привести эти картины ни к каким категориям. Внезапно умные мысли покинули Ивэна Кестлера. Обычно он умел найти лазейку – его язык выталкивал слоги, по капле проливал эрудицию, процеживал длинные слова, которые могли понять только знатоки. Постконцептуалист, нео-то, ретро-это, влияние как-его-там, стиль вам-понятно-кого, но сейчас все это было неуместным. Просто таких картин еще никто никогда не рисовал. Это было единственное видение своеобразного, захватывающего дух гения. Еще никогда за всю свою жизнь Ивэн Кестлер не приближался к такому чуду. Слезы восторга и умиления катились по его загорелому лицу.
– Конечно же, не так плохо, Ивэн.
Джули Беннет смотрела на него с интересом и удивлением. Слезы! Боже, это было уж чересчур. Он был уничтожен Билли Бингэмом, но что это значило в сравнении с тем , что «художник» был низложен со всей своей бесчисленной пятилетней писаниной?
– Ах как глупо. Ну как же глупо, – бормотал Ивэн, пытаясь обрести самообладание.
Он не верил своим глазам. Мастерская Билли была до краев переполнена шедеврами. Он подошел к составленным в ряд холстам, но не мог заставить себя коснуться их.
– Немного не похожа на мою коллекцию, а, Ивэн? – Джули была явно горда собой.
– Боже мой! Ах, Боже ты мой, да, – ответил Ивэн, и улыбка пробилась сквозь слезы счастья на его лице. – Как не похоже, как невероятно, как пленительно не похоже. – И это было правдой. Коллекция Беннет была хорошей. Пожалуй, можно было бы признать, что очень хорошей. Но собрал ее деловой человек в паре с деловой женщиной. Вместе они все очень умно подобрали, модные, подлинные работы, но ни единая искра не зажигала все целое, ни одна мысль не одушевляла коллекцию, и потому она была скучной, несмотря на вспыхивающую в нескольких работах искру Божию и на общие претензии. А здесь, напротив, все было настоящее. Это было то, что увидено глубоким, хотя и диким взглядом. Чрезвычайно величественно. Совершенно гениально. Рождено в муках, искуплено жертвоприношением.
– Теперь ты начинаешь понимать, в чем дело с Билли Бингэмом, да Ивэн?
Он знал, что она насмехается над ним. Она водила его за нос, изводила его, и это было всего чудеснее. Потому что она так ничего и не поняла; она стояла посреди олицетворенной красоты и не видела этого. Ему хотелось и плакать и смеяться. Но даже в самый торжественный момент жизни его коварный ум не поддался нахлынувшим чувствам.
– Да, я понимаю, в чем тут дело. Какая же страшная ноша – то, что случилось с Билли. – Картины, которые стоили целого мира, были заперты у нее в доме. Как мог он забрать их у нее? Только скрывая их подлинную ценность.
– А что с ними станет? – с невинностью гадюки осведомился Ивэн.
– Я бы не прочь отдать тебе их все скопом, но боюсь, что Билли станет возражать, – ответила Джули, испустив вздох удовлетворения, замаскированный под смирение.
Ивэн вновь подавил безумное желание расхохотаться.
– Так что, мне кажется, стоит их оставить у себя, пока великий художник не явится за ними. Он должен вернуться не сегодня-завтра, – продолжала она.
Джули играла с ним, как кошка с мышкой. А вдруг он все еще хочет Билли, несмотря на то, что убедился в его бездарности. В этом мире Ивэны могут позабыть об отсутствии таланта, когда перед ними стройное юношеское тело. Но с этим Ивэном вряд ли произойдет такое – тем-то и хороша была ситуация, что сейчас он был с ней на равных. Своей реакцией на живопись Билли – он чуть не расплакался, увидев, как она мерзопакостна, – он снабдил ее самыми мощными боеприпасами. Когда Билли вернется на днях, она с наслаждением сообщит ему, что его отвратительное «искусство» повергло великого Ивэна Кестлера в слезы . А потом, в течение месяца, она будет вливать в него этот яд при каждом удобном случае. И это будет чудесно.
– Может быть, ты скажешь Билли, что я пытался связаться с ним и дать ему мой номер телефона. Я очень высоко ставлю все это. Скажи ему, что я… обожаю его живопись.
– Ах, ну конечно, Ивэн. Разумеется, именно так я и скажу. – Ее улыбка триумфатора говорила сама за себя. Имя Ивэна Кестлера никогда не слетит с ее уст в том контексте, который он предложил. Вместо этого Билли услышит целую историю о том, как Ивэн Кестлер рассматривал его полотна, о презрении, которое тот вылил на них, – словом, всю ту ложь, которая с легкостью рождалась в голове знаменитого американского романиста.
– О, это был удивительно прекрасный день, но я начинаю подумывать о возвращении в Лос-Анджелес. Пожалуй, самолет устроит меня больше, чем автомобиль, если, конечно, ты не возражаешь. Я, пожалуй, узнаю насчет рейсов, и если твой человек отвезет меня в аэропорт, это будет великолепно…
– Ну, Ивэн, как ты скажешь, я к твоим услугам. И пожалуйста, дай знать, когда у тебя появится что-нибудь интересное для меня. Теперь ты видел мою коллекцию – так что знаешь, что мне нравится.
В аэропорту Ивэн не стал садиться в самолет. Вместо этого он в автомобиле отправился в «Раке клуб», убедившись, что шофер Беннет уехал задолго до того, как он появился на стоянке такси.
Приехав туда, он испросил один из самых тихих номеров в поселке из коттеджей, в отдалении от главного клубного здания, вызвал горничную и заказал ей бутылку шампанского «Луис Родерерс Кристал», тарелочку черных оливок, несколько тонких сандвичей с копченой горбушей и черный хлеб с дольками лимона. Потом он взял телефонный справочник и пролистал страницы, пока не нашел список телефонов «Чекмейт секьюрити системс». Он набрал номер и скоро уже разговаривал со Стивом Кауфером, президентом службы безопасности. Окончив разговор, он снял ботинки, включил кондиционер и растянулся на постели, глядя на величественный пик Джасинто и обдумывая свое невероятное, блестящее будущее.
15
Это были ужасные дни для Билли Бингэма. Плохо было уже то, что он не мог работать. То, что он был отрезан от своих работ, было гораздо хуже. В его ночных кошмарах Джули Беннет кралась по дому, сжимая в одной руке нож, а в другой фонарь, – и он просыпался в холодном поту, когда она исполосовывала его картины и бормотала угрозы, а языки пламени лизали его прошлое и будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118