Его прикосновения становились все более уверенными – чем больше времени проходило со дня их свадьбы, тем лучше он узнавал, что доставляет ей наибольшее удовольствие. Квентин поднимал ее на такие высоты наслаждения, что она была совершенно слаба и словно в дурмане, когда все это кончалось.
Бесцельно бродя по их унылому маленькому жилищу и чувствуя, что в душе ее шевелится упрек мужу за жизнь, которую ей приходится вести, она старалась думать о его ласках, которые всегда завершали день и приглашали ко сладкому сну ночью. Она многое могла простить Квентину и скрыть свое растущее отчаяние – и все из-за той страстности, которую он проявлял в их интимных отношениях.
Но странно: когда Квентин словно играл на скрипке ее тела и мог сделать ее буквально безумной от наслаждения – если хотел этого, – у нее возникало ощущение, что она смотрит на себя как бы со стороны – как ее тело отвечает на его прикосновения горячими спазмами. Было что-то безличное в этом трепете плоти, что-то, от чего она чувствовала себя отделенной как бы невидимым барьером.
Она задавала себе вопрос: замечает ли это Квентин? Иногда ей казалось, что нет. Но в иные моменты она чувствовала какую-то напряженность его ласк, что-то вроде фрустрации. Он мог вдруг отвернуться от нее со вздохом сразу после того, как они были близки, и отодвинуться на другой край кровати. Она ощущала его отстраненность и страдала от этого. Она начинала бояться, что не нравится ему как женщина, и беспокоилась по поводу своей неискушенности.
Кейт не осмеливалась допустить мысль, что она, возможно, поторопилась с замужеством. Сидя безо всякого дела в своей комнатушке, Кейт временами подозревала, что не стала ближе к самой себе, чем раньше, и что она – такая же чужая в мире Квентина, как в те времена, когда она жила дома с матерью.
Но она гнала эти мысли. Это была жизнь, которую она сама себе избрала. Жизнь с матерью и Реем была в определенном смысле насилием над личностью, чем-то таким чужеродным, от чего ей нужно было бежать. И если не все было идеально между нею и Квентином, то это – не беда. Трудно ожидать понимания сразу же, в самом начале брака. Нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу. Быть может, та чудесная судьба, которая, как ей долго казалось, уготована ей, была не более чем плод ее юного воображения, иллюзия, которую нужно выбросить из головы теперь, когда она знает, какова реальная жизнь.
Так прошло два месяца, затем четыре, шесть…
Кейт становилась все неспокойнее. Ее юный мозг требовал каких-то новых впечатлений, как ее тело требовало более активной жизни, чем просто бродить из угла в угол по своей комнатушке. Ей хотелось иметь новые наряды, посещать места, куда их можно надеть. Ей хотелось, чтобы ее жизнь имела какой-нибудь смысл.
Квентин чувствовал ее дискомфорт и старался развеять ее грустные мысли. Дела не всегда будут идти так, как сейчас.
– Не беспокойся, детка, – говорил он. – Я сейчас обдумываю большое дело. Очень значительное и важное. Вот почему это – секрет. Когда все будет исполнено, ты станешь самой хорошо одетой девчонкой в Калифорнии. Даже у голливудских беби не будет таких вещей, как у тебя.
Но время шло, а «нечто большое» так и не появлялось на горизонте. Несмотря на ее искреннее желание понять серьезные затруднения Квентина в эти тяжелые времена, Кейт чувствовала, что ее терпение истощается. Она обнаружила, что быть в заточении – вовсе не в ее вкусе. Казалось, если не произойдет никаких перемен, что-то взорвется внутри ее.
И вдруг пришло освобождение.
Однажды Кейт сидела и рассеянно просматривала журнал. Внезапно раздался стук в дверь.
Она открыла дверь и увидела толстенького разъяренного человека, уставившегося на нее.
– Ваш муж дома? – спросил он. Кейт отрицательно покачала головой:
– Его нет… Он… на работе. На его лице появилась ухмылка.
– Вы знаете, кто я? – сказал он.
– Я… нет, – ответила Кейт, отступая на шаг назад.
– Я – хозяин этого дома, – сказал он. – И я не занимаюсь благотворительностью, давая людям жилье просто так. Вы не заплатили мне за три месяца. Ваш муж кормит меня обещаниями, но не платит. Мне очень жаль беспокоить вас по делу, которое является обязанностью вашего мужа, мисс. Но если вы не вернете мне должное, я позову шерифа и он выставит вас отсюда.
Кейт была застигнута врасплох.
– Мне очень жаль, – проговорила она. – Я не знала.
– Допустим, вы не знали. Но теперь вы знаете, – сказал хозяин. – Верьте мне, мисс, это только в интересах дела, что я так говорю с вами. Это – мое последнее предупреждение. Скажите вашему мужу: если он не потрудится заплатить мне в течение трех дней, то – уезжайте отсюда прочь.
– Мне ужасно неловко, – начала Кейт. – Я думаю, он просто забыл. Подождите, мне кажется, у меня есть немного денег для вас.
Она пошла к туалетному столику и отыскала те небольшие сбережения, которые ей удалось отложить, когда она жила у Стимсона. Кейт держала их на черный день – такой, как сейчас.
Там было достаточно, чтобы уплатить за полтора месяца. Хозяин немного смягчился. Она заверила его, что будет следить за тем, чтобы деньги вносились аккуратно, и умоляла не тревожить ее мужа.
Затем она села и задумалась. Несмотря на свое огорчение по поводу визита хозяина и ее возраставших подозрений, связанных с Квентином, восхитительная идея овладевала ее мыслями, отгоняя прочь тревоги.
Она найдет работу. Таким образом, она заплатит за жилье и в то же время выйдет из дома и будет делать что-нибудь полезное.
Она не сказала Квентину о своих планах – может быть, потому, что хотела сделать ему сюрприз. Или боялась его отказа. Она и сама не знала почему.
Это оказалось удивительно просто. Кейт представилась как опытная официантка, зайдя в местный ресторан, который был всегда полон. Она не погрешила против истины – ведь у Стимсона Кейт работала хорошо. Уже через два дня хозяин поручил ей помогать одной из девушек. Она делала все так хорошо, что к концу недели он взял ее на постоянную работу.
Кейт была отличной официанткой, и посетители любили ее. Она искренно увлекалась работой, и это приносило свои плоды. Незачем говорить, что вид ее красивого тела, на котором ладно сидела черно-белая униформа, производил впечатление на клиентов-мужчин, среди которых были в основном бизнесмены, любившие пообедать своей компанией.
Она также открыла в себе новый талант. Это был настоящий ресторан – не то что у Стимсона, и, конечно, посетители ожидали встретить здесь соответствующий прием. Кейт обнаружила, что может в два счета угадать, что нужно каждому клиенту с первой минуты его пребывания. И она дарила им свои улыбки, свой юмор. Ведь у нее были хорошие манеры. Для каждой группы клиентов у нее был свой особый род «представления» – ей нужно было очаровать их, чтобы они захотели зайти еще и еще и чувствовали себя здесь, как дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Бесцельно бродя по их унылому маленькому жилищу и чувствуя, что в душе ее шевелится упрек мужу за жизнь, которую ей приходится вести, она старалась думать о его ласках, которые всегда завершали день и приглашали ко сладкому сну ночью. Она многое могла простить Квентину и скрыть свое растущее отчаяние – и все из-за той страстности, которую он проявлял в их интимных отношениях.
Но странно: когда Квентин словно играл на скрипке ее тела и мог сделать ее буквально безумной от наслаждения – если хотел этого, – у нее возникало ощущение, что она смотрит на себя как бы со стороны – как ее тело отвечает на его прикосновения горячими спазмами. Было что-то безличное в этом трепете плоти, что-то, от чего она чувствовала себя отделенной как бы невидимым барьером.
Она задавала себе вопрос: замечает ли это Квентин? Иногда ей казалось, что нет. Но в иные моменты она чувствовала какую-то напряженность его ласк, что-то вроде фрустрации. Он мог вдруг отвернуться от нее со вздохом сразу после того, как они были близки, и отодвинуться на другой край кровати. Она ощущала его отстраненность и страдала от этого. Она начинала бояться, что не нравится ему как женщина, и беспокоилась по поводу своей неискушенности.
Кейт не осмеливалась допустить мысль, что она, возможно, поторопилась с замужеством. Сидя безо всякого дела в своей комнатушке, Кейт временами подозревала, что не стала ближе к самой себе, чем раньше, и что она – такая же чужая в мире Квентина, как в те времена, когда она жила дома с матерью.
Но она гнала эти мысли. Это была жизнь, которую она сама себе избрала. Жизнь с матерью и Реем была в определенном смысле насилием над личностью, чем-то таким чужеродным, от чего ей нужно было бежать. И если не все было идеально между нею и Квентином, то это – не беда. Трудно ожидать понимания сразу же, в самом начале брака. Нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу. Быть может, та чудесная судьба, которая, как ей долго казалось, уготована ей, была не более чем плод ее юного воображения, иллюзия, которую нужно выбросить из головы теперь, когда она знает, какова реальная жизнь.
Так прошло два месяца, затем четыре, шесть…
Кейт становилась все неспокойнее. Ее юный мозг требовал каких-то новых впечатлений, как ее тело требовало более активной жизни, чем просто бродить из угла в угол по своей комнатушке. Ей хотелось иметь новые наряды, посещать места, куда их можно надеть. Ей хотелось, чтобы ее жизнь имела какой-нибудь смысл.
Квентин чувствовал ее дискомфорт и старался развеять ее грустные мысли. Дела не всегда будут идти так, как сейчас.
– Не беспокойся, детка, – говорил он. – Я сейчас обдумываю большое дело. Очень значительное и важное. Вот почему это – секрет. Когда все будет исполнено, ты станешь самой хорошо одетой девчонкой в Калифорнии. Даже у голливудских беби не будет таких вещей, как у тебя.
Но время шло, а «нечто большое» так и не появлялось на горизонте. Несмотря на ее искреннее желание понять серьезные затруднения Квентина в эти тяжелые времена, Кейт чувствовала, что ее терпение истощается. Она обнаружила, что быть в заточении – вовсе не в ее вкусе. Казалось, если не произойдет никаких перемен, что-то взорвется внутри ее.
И вдруг пришло освобождение.
Однажды Кейт сидела и рассеянно просматривала журнал. Внезапно раздался стук в дверь.
Она открыла дверь и увидела толстенького разъяренного человека, уставившегося на нее.
– Ваш муж дома? – спросил он. Кейт отрицательно покачала головой:
– Его нет… Он… на работе. На его лице появилась ухмылка.
– Вы знаете, кто я? – сказал он.
– Я… нет, – ответила Кейт, отступая на шаг назад.
– Я – хозяин этого дома, – сказал он. – И я не занимаюсь благотворительностью, давая людям жилье просто так. Вы не заплатили мне за три месяца. Ваш муж кормит меня обещаниями, но не платит. Мне очень жаль беспокоить вас по делу, которое является обязанностью вашего мужа, мисс. Но если вы не вернете мне должное, я позову шерифа и он выставит вас отсюда.
Кейт была застигнута врасплох.
– Мне очень жаль, – проговорила она. – Я не знала.
– Допустим, вы не знали. Но теперь вы знаете, – сказал хозяин. – Верьте мне, мисс, это только в интересах дела, что я так говорю с вами. Это – мое последнее предупреждение. Скажите вашему мужу: если он не потрудится заплатить мне в течение трех дней, то – уезжайте отсюда прочь.
– Мне ужасно неловко, – начала Кейт. – Я думаю, он просто забыл. Подождите, мне кажется, у меня есть немного денег для вас.
Она пошла к туалетному столику и отыскала те небольшие сбережения, которые ей удалось отложить, когда она жила у Стимсона. Кейт держала их на черный день – такой, как сейчас.
Там было достаточно, чтобы уплатить за полтора месяца. Хозяин немного смягчился. Она заверила его, что будет следить за тем, чтобы деньги вносились аккуратно, и умоляла не тревожить ее мужа.
Затем она села и задумалась. Несмотря на свое огорчение по поводу визита хозяина и ее возраставших подозрений, связанных с Квентином, восхитительная идея овладевала ее мыслями, отгоняя прочь тревоги.
Она найдет работу. Таким образом, она заплатит за жилье и в то же время выйдет из дома и будет делать что-нибудь полезное.
Она не сказала Квентину о своих планах – может быть, потому, что хотела сделать ему сюрприз. Или боялась его отказа. Она и сама не знала почему.
Это оказалось удивительно просто. Кейт представилась как опытная официантка, зайдя в местный ресторан, который был всегда полон. Она не погрешила против истины – ведь у Стимсона Кейт работала хорошо. Уже через два дня хозяин поручил ей помогать одной из девушек. Она делала все так хорошо, что к концу недели он взял ее на постоянную работу.
Кейт была отличной официанткой, и посетители любили ее. Она искренно увлекалась работой, и это приносило свои плоды. Незачем говорить, что вид ее красивого тела, на котором ладно сидела черно-белая униформа, производил впечатление на клиентов-мужчин, среди которых были в основном бизнесмены, любившие пообедать своей компанией.
Она также открыла в себе новый талант. Это был настоящий ресторан – не то что у Стимсона, и, конечно, посетители ожидали встретить здесь соответствующий прием. Кейт обнаружила, что может в два счета угадать, что нужно каждому клиенту с первой минуты его пребывания. И она дарила им свои улыбки, свой юмор. Ведь у нее были хорошие манеры. Для каждой группы клиентов у нее был свой особый род «представления» – ей нужно было очаровать их, чтобы они захотели зайти еще и еще и чувствовали себя здесь, как дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156