Поскольку любовь Лауры была всепоглощающей, она не могла представить себе ее пределы. Ослепленная восторгом, женщина не могла разглядеть на горизонте темную тучу. Неожиданно она прозрела.
* * *
Лаура и Хэл редко выходили из дома в светлое время дня. Оба помнили о своей популярности среди жителей Нью-Йорка и поэтому отправлялись только в самые отдаленные ресторанчики или в кинотеатры, где их скрывала темнота, Они появлялись в музеях в часы, когда там было мало посетителей, и где Лаура показывала Хэлу свои любимые картины, не боясь, что кто-то увидит их вместе.
Иногда днем они прогуливались по самым отдаленным дорожкам Центрального парка к карусели, садились на самую уединенную скамью, и Лаура осмеливалась взять Хэла за руку, наблюдая за катающимися детьми. Она думала, разделял ли он ее желание, видя этих прелестных маленьких мальчиков и девочек, кружащихся на разноцветных лошадках. Потом Лаура отгоняла эти мысли, поскольку рука, которую женщина держала, говорила ей, что она обладает Хэлом достаточно, чтобы наполнить свое сердце.
Единственное исключение из правила не выходить в город вместе было довольно необычным и сделано по настоятельной просьбе Хэла.
Его любимым занятием было плавание. Как он говорил, ему удавалось выносить политическую работу только потому, что регулярное купание очищало его, позволяло забыть заботы. Хэл настоял, чтобы Лаура ходила с ним в маленький плавательный клуб в Нижнем Манхэттене с очень милым бассейном, где очень редко появлялся кто-либо из знакомых.
Она полюбила купание больше, чем другие часы, проводимые вместе с Хэлом. Его детское наслаждение водой заражало. Как лодочные прогулки помогали ему уйти от береговой линии Манхэттена с его заботами, так вода бассейна отдаляла его от земных проблем, в чем Хэл очень нуждался.
Его глаза загорались, когда он видел Лауру, выходящую в купальнике из раздевалки. Хэл наслаждался видом ее едва прикрытого тела. Он заставлял Лауру играть с ним в бассейне, и они прыгали вместе, маскируясь мокрыми волосами, хотя горсточка других пловцов вряд ли могла обращать на молодую парочку меньше внимания.
Хэл щекотал Лауру под водой, чтобы она прикасалась к нему тоже. Скользкая, теплая вода стала особым элементом в их близости, поскольку поддерживала, делала движения томными и чувственными. Лаура вскоре стала разделять мистическую уверенность Хэла, будто вода смывает все неприятности реального мира.
Она восхищалась его счастьем, когда он находился в бассейне. Только здесь женщина поняла, сколько мальчишества, искреннего восторга и невинности словно по волшебству заключено в тело мужчины.
Улыбка Хэла во время купания была такой незабываемой, что Лаура решила запечатлеть ее для себя и попросила у Томми Стардеванта, фотографа, работавшего с ней над новыми моделями одежды, на время фотоаппарат. Том дал ей большой «Хассельблад», который, по его словам, хорошо снимал в помещении.
Лаура вставила в аппарат кассету с пленкой и однажды взяла его с собой в бассейн. С согласия смущенного Хэла она делала снимок за снимком, когда он находился в воде, на вышке для прыжков, на бортике. Его фигура в видоискателе опьяняла ее. Мокрые волосы Хэла были такими темными, глаза такими счастливыми, обнаженное тело таким невероятно красивым… Лаура никак не могла наглядеться на него. Жажда запечатлеть облик Хэла на пленке заставляла ее делать снимки почти непрерывно.
Когда на кассете остался последний кадр, Лаура попросила Хэла попозировать в полный рост на фоне бассейна. Он вылез из воды, и капли стекали по его телу вниз, образовывая у ног небольшую лужицу.
Хэл никогда не выглядел таким прекрасным. Но Лаура заколебалась, пока готовилась сделать снимок. Фотоаппарат в ее руках показался странным предметом. Она ощутила внезапный страх, что этот снимок являлся какого-то рода нарушением, словно насилием над чем-то слишком прекрасным для демонстрации, или пленением чего-то, что предназначено быть мимолетным и незапечатленным. Она испугалась, что картина ее любви во всем ее великолепии утратит беззаботность их счастливых дней. Возможно, было грехом остановить время.
Но Лаура отмахнулась от своего страха, решив, что это мысли из ее прежних «дождливых дней», пришедшие испортить счастье. Она слишком сильно любила Хэла, чтобы платить дань этим мыслям.
Лаура сделала снимок.
* * *
Проявив и напечатав фотографии, Лаура посмеялась над большинством из них. Но улыбка исчезла, когда она взглянула на последнюю.
Это был тот самый снимок Хэла в полный рост, очень четкий, благодаря великолепным линзам фотоаппарата. Хэл стоял, опустив руки и глядя прямо в объектив. Его квадратные плечи и твердые грудные мускулы вздымались над крепкими, мужественными линиями бедер и талии. Шрамы казались призрачными белыми тенями на фоне загорелой кожи.
Стены бассейна сзади были отсняты не в фокусе, а вода казалась темной массой, поднимающейся, словно тень из-под ног Хэла. Сам он светился, как солнце, улыбаясь с нежностью, предназначенной Лауре. Его глаза сверкали дьявольской уверенностью. Казалось, он ласкал ее со снимка, как бы говоря: «Не нужно больше грустных мыслей, Лаура. Теперь ты моя».
Тем не менее фон за улыбкой Хэла был каким-то скорбным, словно небо, постепенно затягивающееся темными тучами.
Но самое главное в снимке заключалось в том, что капли воды стекали вниз по телу Хэла. Они бежали по его волосам, щекам, груди, и качественный фотоаппарат поймал каждую, даже падающие с кончиков пальцев и образовывающие на полу лужицу.
Что-то тревожное заключалось в водном элементе, доминирующем на фотографии. Капли, словно роса, сверкающая на солнце, гармонировали с улыбкой Хэла. Но темнота фона и бассейна у его ног пробуждала тревогу и грусть. Казалось, капли вцепились в лицо, грудь Хэла и уже не выглядели такими солнечными, а стали похожи на слезы горя, льющиеся из какого-то неведомого источника.
Какое горе? Лаура не могла сказать.
Но какая-то скорбная светотень на фоне придавала Хэлу еще более звездный, милый вид, добавляла глубину его счастью, а улыбка как бы говорила: «Какая разница, что тени слишком темные, чтобы моя улыбка могла изгнать их? Я здесь с тобой, и ничто не может нарушить нашего счастья».
Но для Лауры снимок значил гораздо больше. Поскольку он представлял Хэла в особом, понятном только ей одной виде, казалось, на нем отразились все улыбки, все поцелуи, вся симфония их любви со дня первой встречи. На фотографии был не один Хэл, а вся их любовь.
Если это было так, значит, фотоаппарат, запечатлев мимолетный облик Хэла, сделал его вечным и еще раз подтвердил неотделимость времени и любви. Любовь, выглядевшая на снимке вечной, была множеством причин ограничена во времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
* * *
Лаура и Хэл редко выходили из дома в светлое время дня. Оба помнили о своей популярности среди жителей Нью-Йорка и поэтому отправлялись только в самые отдаленные ресторанчики или в кинотеатры, где их скрывала темнота, Они появлялись в музеях в часы, когда там было мало посетителей, и где Лаура показывала Хэлу свои любимые картины, не боясь, что кто-то увидит их вместе.
Иногда днем они прогуливались по самым отдаленным дорожкам Центрального парка к карусели, садились на самую уединенную скамью, и Лаура осмеливалась взять Хэла за руку, наблюдая за катающимися детьми. Она думала, разделял ли он ее желание, видя этих прелестных маленьких мальчиков и девочек, кружащихся на разноцветных лошадках. Потом Лаура отгоняла эти мысли, поскольку рука, которую женщина держала, говорила ей, что она обладает Хэлом достаточно, чтобы наполнить свое сердце.
Единственное исключение из правила не выходить в город вместе было довольно необычным и сделано по настоятельной просьбе Хэла.
Его любимым занятием было плавание. Как он говорил, ему удавалось выносить политическую работу только потому, что регулярное купание очищало его, позволяло забыть заботы. Хэл настоял, чтобы Лаура ходила с ним в маленький плавательный клуб в Нижнем Манхэттене с очень милым бассейном, где очень редко появлялся кто-либо из знакомых.
Она полюбила купание больше, чем другие часы, проводимые вместе с Хэлом. Его детское наслаждение водой заражало. Как лодочные прогулки помогали ему уйти от береговой линии Манхэттена с его заботами, так вода бассейна отдаляла его от земных проблем, в чем Хэл очень нуждался.
Его глаза загорались, когда он видел Лауру, выходящую в купальнике из раздевалки. Хэл наслаждался видом ее едва прикрытого тела. Он заставлял Лауру играть с ним в бассейне, и они прыгали вместе, маскируясь мокрыми волосами, хотя горсточка других пловцов вряд ли могла обращать на молодую парочку меньше внимания.
Хэл щекотал Лауру под водой, чтобы она прикасалась к нему тоже. Скользкая, теплая вода стала особым элементом в их близости, поскольку поддерживала, делала движения томными и чувственными. Лаура вскоре стала разделять мистическую уверенность Хэла, будто вода смывает все неприятности реального мира.
Она восхищалась его счастьем, когда он находился в бассейне. Только здесь женщина поняла, сколько мальчишества, искреннего восторга и невинности словно по волшебству заключено в тело мужчины.
Улыбка Хэла во время купания была такой незабываемой, что Лаура решила запечатлеть ее для себя и попросила у Томми Стардеванта, фотографа, работавшего с ней над новыми моделями одежды, на время фотоаппарат. Том дал ей большой «Хассельблад», который, по его словам, хорошо снимал в помещении.
Лаура вставила в аппарат кассету с пленкой и однажды взяла его с собой в бассейн. С согласия смущенного Хэла она делала снимок за снимком, когда он находился в воде, на вышке для прыжков, на бортике. Его фигура в видоискателе опьяняла ее. Мокрые волосы Хэла были такими темными, глаза такими счастливыми, обнаженное тело таким невероятно красивым… Лаура никак не могла наглядеться на него. Жажда запечатлеть облик Хэла на пленке заставляла ее делать снимки почти непрерывно.
Когда на кассете остался последний кадр, Лаура попросила Хэла попозировать в полный рост на фоне бассейна. Он вылез из воды, и капли стекали по его телу вниз, образовывая у ног небольшую лужицу.
Хэл никогда не выглядел таким прекрасным. Но Лаура заколебалась, пока готовилась сделать снимок. Фотоаппарат в ее руках показался странным предметом. Она ощутила внезапный страх, что этот снимок являлся какого-то рода нарушением, словно насилием над чем-то слишком прекрасным для демонстрации, или пленением чего-то, что предназначено быть мимолетным и незапечатленным. Она испугалась, что картина ее любви во всем ее великолепии утратит беззаботность их счастливых дней. Возможно, было грехом остановить время.
Но Лаура отмахнулась от своего страха, решив, что это мысли из ее прежних «дождливых дней», пришедшие испортить счастье. Она слишком сильно любила Хэла, чтобы платить дань этим мыслям.
Лаура сделала снимок.
* * *
Проявив и напечатав фотографии, Лаура посмеялась над большинством из них. Но улыбка исчезла, когда она взглянула на последнюю.
Это был тот самый снимок Хэла в полный рост, очень четкий, благодаря великолепным линзам фотоаппарата. Хэл стоял, опустив руки и глядя прямо в объектив. Его квадратные плечи и твердые грудные мускулы вздымались над крепкими, мужественными линиями бедер и талии. Шрамы казались призрачными белыми тенями на фоне загорелой кожи.
Стены бассейна сзади были отсняты не в фокусе, а вода казалась темной массой, поднимающейся, словно тень из-под ног Хэла. Сам он светился, как солнце, улыбаясь с нежностью, предназначенной Лауре. Его глаза сверкали дьявольской уверенностью. Казалось, он ласкал ее со снимка, как бы говоря: «Не нужно больше грустных мыслей, Лаура. Теперь ты моя».
Тем не менее фон за улыбкой Хэла был каким-то скорбным, словно небо, постепенно затягивающееся темными тучами.
Но самое главное в снимке заключалось в том, что капли воды стекали вниз по телу Хэла. Они бежали по его волосам, щекам, груди, и качественный фотоаппарат поймал каждую, даже падающие с кончиков пальцев и образовывающие на полу лужицу.
Что-то тревожное заключалось в водном элементе, доминирующем на фотографии. Капли, словно роса, сверкающая на солнце, гармонировали с улыбкой Хэла. Но темнота фона и бассейна у его ног пробуждала тревогу и грусть. Казалось, капли вцепились в лицо, грудь Хэла и уже не выглядели такими солнечными, а стали похожи на слезы горя, льющиеся из какого-то неведомого источника.
Какое горе? Лаура не могла сказать.
Но какая-то скорбная светотень на фоне придавала Хэлу еще более звездный, милый вид, добавляла глубину его счастью, а улыбка как бы говорила: «Какая разница, что тени слишком темные, чтобы моя улыбка могла изгнать их? Я здесь с тобой, и ничто не может нарушить нашего счастья».
Но для Лауры снимок значил гораздо больше. Поскольку он представлял Хэла в особом, понятном только ей одной виде, казалось, на нем отразились все улыбки, все поцелуи, вся симфония их любви со дня первой встречи. На фотографии был не один Хэл, а вся их любовь.
Если это было так, значит, фотоаппарат, запечатлев мимолетный облик Хэла, сделал его вечным и еще раз подтвердил неотделимость времени и любви. Любовь, выглядевшая на снимке вечной, была множеством причин ограничена во времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127