Даже если я доведу ее до полного банкротства, то сделаю это своими собственными руками, без всяких указок!
Она взглянула на него с мягким упреком, но ничего не сказала. Она больше не стала спорить, как мать перестает спорить с капризным ребенком. Он чувствовал, что ее отступление было всего лишь тактическим ходом, но не хотел себе в этом признаваться. Он действительно даже представить себе не мог ситуацию, когда будет вынужден делить родное детище «Бенедикт Продактс» с какими-то незнакомыми людьми. Это было немыслимо! Ему пришлось бы, наверняка, поменять название компании. Его заставили бы исполнять приказы вышестоящего начальства, которого у него отродясь не было!
Он очень радовался тому, что все-таки настоял на своем перед Лиз, хотя в глубине души и чувствовал, что на самом деле все не так просто. Именно поэтому он заставил себя больше не думать об этом.
Кроме того, обстоятельства, похоже, складывались в последнее время весьма благоприятно для компании. Одним из главных показателей успешности того или иного предприятия является курс его акций на рынке. Так вот, курс акций «Бенедикт Продактс» на региональных биржах неуклонно полз вверх. Со скромной отметки в семь целых двадцать три сотых доллара он поднялся до уровня в восемь целых двадцать пять сотых, а затем, после смерти Верна и до уровня в одиннадцать целых шестьдесят шесть сотых доллара. Были в этом, конечно, свои странности. Например, цифры прихода-расхода мало чем отличались от прошлогодних. А заказов компании на производство ее товаров в ее почтовом ящике отнюдь не прибавилось.
Тем не менее акции «Бенедикт Продактс» на рынке неуклонно продолжали взбираться все выше и выше.
Никто в компании не был серьезно ознакомлен с новыми правилами игры, которые установились в послевоенной экономике, поэтому никому и в голову не пришла мысль воспринимать эти внешне радостные сообщения как предупредительный сигнал. Просто все решили, что в жизни компании наконец-то наступила розовая полоса, времена изменились к лучшему, вот и все. Растут акции и пусть растут. И нечего тут отыскивать причины. Дареному коню в зубы не смотрят.
Что же касается самого Лу, то все эти дни он был настолько занят мыслями и терзаниями относительно Лиз, так много фантазировал на этот счет и забывался в ее объятьях, принимая ее бесподобные ласки, что у него совсем не оставалось времени и сил, чтобы поразмышлять о замысловатом финансовом положении «Бенедикт Продактс» на рынке. И вообще его руководство компанией с каждым днем слабело, теряло твердость и решительность. Объяснялось это все тем же: слишком много сил, времени и внимания он уделял своей обворожительной Лиз.
Уже не говоря о семейной проблеме, которая в последнее время волновала его все больше и больше.
Барбара ни разу не встретила мужа с работы улыбкой с того самого дня, когда в штат компании была зачислена Лиз. А со времени ее неожиданного взлета во второе кресло фирмы Барбара стала проявлять признаки открыто враждебного отношения к мужу. Слухи – вещь серьезная… И хотя Лу видел, что у него нет никаких моральных прав протестовать против такого к себе отношения, он очень огорчался от этого и страдал.
Нельзя было сказать, что то время, которое он уделял Лиз, он одновременно отрывал у жены. В последнее время Барбара вообще стала проводить дома так мало времени, как это только было возможно. Она постоянно ходила к друзьям, за покупками, играла в теннис или бридж, посещала заведения культуры, или просто совершала походы в кино. Она готовила ему ужины и оставляла их на плите – нужно было только подогреть. А когда он появлялся дома, то вместо прежней улыбки Барбары натыкался на коротенькую записку, в которой сообщалось о ее местопребывании.
Казалось, она получает удовольствие от того, что воздвигает между ними каменную стену своим отсутствием и молчанием. И хотя это облегчало его отношения с Лиз, Лу был безутешен.
Он чувствовал, что семья разваливается прямо на его глазах, и ничего не мог с этим поделать.
Теперь Барбару трудно было застать дома, а когда такое все-таки случалось, то скупые разговоры неминуемо превращались в ссоры и скандалы. Они ругались по поводу денег, по поводу детей, их учебы, по поводу совместного проведения отпуска, который Лу все откладывал, все больше и больше раздражая тем самым Барбару. Порой стычки происходили по самым незначительным поводам. Например, из-за цвета галстука, в котором Лу решил сходить на вечеринку к друзьям, или из-за достоинств и недостатков новой мебельной обивки, или из-за ремонтной мастерской, где неаккуратно обошлись с глушителем двигателя. И Лу, и Барбара прекрасно понимали, что все это только более или менее удачные предлоги, что суть не в галстуке и не в глушителе. Однако ни тот, ни другая не хотели называть причину своих ссор прямо.
Они не ругались только тогда, когда спали. Но ночью расстояние между ними, не физическое, конечно, было еще больше, чем днем. Барбара ложилась на свою половину супружеской постели, на самый краешек и поворачивалась к мужу спиной, а Лу в это время, лежа на своей стороне, готовился к своим сладостным, но и мучительным грезам. О ком – понятно.
Лу был страшно огорчен тем, что происходило. Он всегда любил Барбару за ее ровный характер, доброту, юмор. Она была замечательной женой и матерью. Все девятнадцать лет их совместной жизни она ни словом не попрекнула Лу за его работу, из-за которой он очень мало времени проводил в семье. У нее было поистине железное терпение. Но теперь оно, кажется, насквозь проржавело…
Испытывая перед ней чувство вины, Лу с горечью вспоминал о том, что она вышла за него замуж, когда была подающей большие надежды студенткой колледжа. Она вынуждена была бросить учебу ради семьи и ради «Бенедикт Продактс», которую Лу тогда только создавал.
Все девятнадцать лет он по вечерам спешил домой, радостно предвкушая ее мягкую улыбку, которой она обычно встречала его. Теперь же эта улыбка сменилась выражением упорного равнодушия, постоянной холодностью. Барбара теперь редко поднимала на него глаза, когда он входил в дом. А если поднимала, то смотрела сквозь него, как будто он – пустое место. Она никак не показывала в первые минуты, что заметила его присутствие. Ссоры начинались чуть позже, как только Лу рискнет заговорить с женой.
Все это причиняло ему сильную душевную боль. И боль была тем мучительнее, чем больше он осознавал, что полностью заслужил такое обращение.
Дети едва ли не чувствовали всю драматичность сложившейся в семье ситуации. Пол, сын, в последнее время постоянно пропадал на своих атлетических тренировках. Да и сестрички Синди и Джойс не отставали от него, используя каждый удобный предлог для того, чтобы улизнуть из дома и провести вечер в компании друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Она взглянула на него с мягким упреком, но ничего не сказала. Она больше не стала спорить, как мать перестает спорить с капризным ребенком. Он чувствовал, что ее отступление было всего лишь тактическим ходом, но не хотел себе в этом признаваться. Он действительно даже представить себе не мог ситуацию, когда будет вынужден делить родное детище «Бенедикт Продактс» с какими-то незнакомыми людьми. Это было немыслимо! Ему пришлось бы, наверняка, поменять название компании. Его заставили бы исполнять приказы вышестоящего начальства, которого у него отродясь не было!
Он очень радовался тому, что все-таки настоял на своем перед Лиз, хотя в глубине души и чувствовал, что на самом деле все не так просто. Именно поэтому он заставил себя больше не думать об этом.
Кроме того, обстоятельства, похоже, складывались в последнее время весьма благоприятно для компании. Одним из главных показателей успешности того или иного предприятия является курс его акций на рынке. Так вот, курс акций «Бенедикт Продактс» на региональных биржах неуклонно полз вверх. Со скромной отметки в семь целых двадцать три сотых доллара он поднялся до уровня в восемь целых двадцать пять сотых, а затем, после смерти Верна и до уровня в одиннадцать целых шестьдесят шесть сотых доллара. Были в этом, конечно, свои странности. Например, цифры прихода-расхода мало чем отличались от прошлогодних. А заказов компании на производство ее товаров в ее почтовом ящике отнюдь не прибавилось.
Тем не менее акции «Бенедикт Продактс» на рынке неуклонно продолжали взбираться все выше и выше.
Никто в компании не был серьезно ознакомлен с новыми правилами игры, которые установились в послевоенной экономике, поэтому никому и в голову не пришла мысль воспринимать эти внешне радостные сообщения как предупредительный сигнал. Просто все решили, что в жизни компании наконец-то наступила розовая полоса, времена изменились к лучшему, вот и все. Растут акции и пусть растут. И нечего тут отыскивать причины. Дареному коню в зубы не смотрят.
Что же касается самого Лу, то все эти дни он был настолько занят мыслями и терзаниями относительно Лиз, так много фантазировал на этот счет и забывался в ее объятьях, принимая ее бесподобные ласки, что у него совсем не оставалось времени и сил, чтобы поразмышлять о замысловатом финансовом положении «Бенедикт Продактс» на рынке. И вообще его руководство компанией с каждым днем слабело, теряло твердость и решительность. Объяснялось это все тем же: слишком много сил, времени и внимания он уделял своей обворожительной Лиз.
Уже не говоря о семейной проблеме, которая в последнее время волновала его все больше и больше.
Барбара ни разу не встретила мужа с работы улыбкой с того самого дня, когда в штат компании была зачислена Лиз. А со времени ее неожиданного взлета во второе кресло фирмы Барбара стала проявлять признаки открыто враждебного отношения к мужу. Слухи – вещь серьезная… И хотя Лу видел, что у него нет никаких моральных прав протестовать против такого к себе отношения, он очень огорчался от этого и страдал.
Нельзя было сказать, что то время, которое он уделял Лиз, он одновременно отрывал у жены. В последнее время Барбара вообще стала проводить дома так мало времени, как это только было возможно. Она постоянно ходила к друзьям, за покупками, играла в теннис или бридж, посещала заведения культуры, или просто совершала походы в кино. Она готовила ему ужины и оставляла их на плите – нужно было только подогреть. А когда он появлялся дома, то вместо прежней улыбки Барбары натыкался на коротенькую записку, в которой сообщалось о ее местопребывании.
Казалось, она получает удовольствие от того, что воздвигает между ними каменную стену своим отсутствием и молчанием. И хотя это облегчало его отношения с Лиз, Лу был безутешен.
Он чувствовал, что семья разваливается прямо на его глазах, и ничего не мог с этим поделать.
Теперь Барбару трудно было застать дома, а когда такое все-таки случалось, то скупые разговоры неминуемо превращались в ссоры и скандалы. Они ругались по поводу денег, по поводу детей, их учебы, по поводу совместного проведения отпуска, который Лу все откладывал, все больше и больше раздражая тем самым Барбару. Порой стычки происходили по самым незначительным поводам. Например, из-за цвета галстука, в котором Лу решил сходить на вечеринку к друзьям, или из-за достоинств и недостатков новой мебельной обивки, или из-за ремонтной мастерской, где неаккуратно обошлись с глушителем двигателя. И Лу, и Барбара прекрасно понимали, что все это только более или менее удачные предлоги, что суть не в галстуке и не в глушителе. Однако ни тот, ни другая не хотели называть причину своих ссор прямо.
Они не ругались только тогда, когда спали. Но ночью расстояние между ними, не физическое, конечно, было еще больше, чем днем. Барбара ложилась на свою половину супружеской постели, на самый краешек и поворачивалась к мужу спиной, а Лу в это время, лежа на своей стороне, готовился к своим сладостным, но и мучительным грезам. О ком – понятно.
Лу был страшно огорчен тем, что происходило. Он всегда любил Барбару за ее ровный характер, доброту, юмор. Она была замечательной женой и матерью. Все девятнадцать лет их совместной жизни она ни словом не попрекнула Лу за его работу, из-за которой он очень мало времени проводил в семье. У нее было поистине железное терпение. Но теперь оно, кажется, насквозь проржавело…
Испытывая перед ней чувство вины, Лу с горечью вспоминал о том, что она вышла за него замуж, когда была подающей большие надежды студенткой колледжа. Она вынуждена была бросить учебу ради семьи и ради «Бенедикт Продактс», которую Лу тогда только создавал.
Все девятнадцать лет он по вечерам спешил домой, радостно предвкушая ее мягкую улыбку, которой она обычно встречала его. Теперь же эта улыбка сменилась выражением упорного равнодушия, постоянной холодностью. Барбара теперь редко поднимала на него глаза, когда он входил в дом. А если поднимала, то смотрела сквозь него, как будто он – пустое место. Она никак не показывала в первые минуты, что заметила его присутствие. Ссоры начинались чуть позже, как только Лу рискнет заговорить с женой.
Все это причиняло ему сильную душевную боль. И боль была тем мучительнее, чем больше он осознавал, что полностью заслужил такое обращение.
Дети едва ли не чувствовали всю драматичность сложившейся в семье ситуации. Пол, сын, в последнее время постоянно пропадал на своих атлетических тренировках. Да и сестрички Синди и Джойс не отставали от него, используя каждый удобный предлог для того, чтобы улизнуть из дома и провести вечер в компании друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127