Он не мог дать Лэнгтри мучительную надежду, что их дочь – его сводная сестра – жива. Он не мог увидеть, как они вновь страдают, и лучше пока хранить молчание, до тех пор пока…
До каких пор? Пока не будет найден ребенок? Где? Джулия оставила слишком много следов. Иметь дело с почти криминальным умом его матери – все равно что следовать за мячиком, прыгающим по минному полю. И тем не менее люди, с которыми Харрисон беседовал, говорили, что Джулия казалась абсолютно нормальной. Играя любую роль, Джулия была прежде всего матерью маленького ребенка, которая бежала от тирана-мужа – растлителя малолетних. Джулия добивалась сочувствия и защиты, а потом двигалась дальше. По-видимому, у нее всегда были деньги: ребенок был ухожен и выглядел счастливым. И вдруг, когда девочке исполнилось почти два года, из сообщений детективов стало известно, что Джулия передвигается одна.
Харрисон потратил годы и целое состояние, выслеживая мать, но положительных результатов не достиг…
Харрисон провел пальцем по носу, который позже был сломан еще раз ударом огромного кулака одного задиры, не любившего «этих задавак из колледжа». Бранди, безусловно, следовало внять спокойному предупреждению, но он явно провоцировал драку и не предполагал, что Харрисон ответит на оскорбление кулаками. После стычки Харрисон потребовал, чтобы Бранди извинился, и записной забияка с трудом произнес слова: «Прошу прощения. Ты нормальный парень».
О той драке в темном переулке, как ни странно, Харрисон вспоминал с удовольствием, даже несмотря на то что вышел из нее с ободранными костяшками пальцев и сломанным носом.
Но самым главным и самым приятным приключением его жизни была Микаэла Лэнгтри. Каждая встреча с ней была открытием, Харрисон поражался быстроте ее разума, опиравшегося скорее на инстинкты, чем на логику.
Единственной личной потребностью Харрисона, помимо очевидной финансовой стабильности и стремления вернуть долг Лэнгтри, стало желание расшевелить спрятанную внутри Микаэлы страстную натуру. Он почти чувствовал, как языки ее скрытого пламени обжигают его, накаляют воздух между ними. Для человека, выросшего в стерильной атмосфере холодного дома, открытая эмоциональность Микаэлы была особенно ценна. Ее могли рассердить легкое прикосновение, взгляд или одно слово. Микаэле не нравилось, когда на нее давили или изучали ее, а ему, как он обнаружил, нравилось делать и то и другое.
Поток снежинок проплывал мимо потемневшего окна, унося Харрисона туда, где ему было пятнадцать и где остались пьяные скандалы отца. «Этот похищенный ребенок был моим! Фейт слишком хороша для Джейкоба Лэнгтри, этого неотесанного грубого ковбоя. Я знал, что должен сделать ее моей, и я сделал это однажды ночью, я взял ее силой. Женщины любят силу, запомни это, мой мальчик. Джейкоб так и не узнал, кто отец этого ребенка, а то бы он начал преследовать меня».
Харрисон сделал глубокий вдох, в сердце впилась знакомая боль. Он плохо помнил свою мать; она оставила их, когда ему было пять, и в своих пьяных бурных откровениях отец нисколько не щадил ее: «Твоя мать не могла больше иметь детей, какая-то инфекция после твоего рождения. Она увезла этого ребенка Лэнгтри. Я проклинал ее тогда, ведь я хотел, чтобы этот ребенок вырос и разрушил их благородное семейство. Это было бы самое совершенное возмездие. Я так хорошо все спланировал, а она все разрушила, сбежав с ребенком. Никогда не думал, что Джулия осмелится зайти так далеко».
Разум Харрисона Кейна-старшего, который панически боялся смерти и потери наследника, был замутнен ненавистью и алкоголем. Его сын, на жизни которого уже появился шрам, мог уйти очень легко – если семейству Лэнгтри вновь будут причинены страдания. Изнасилование Фейт и разговоры об отцовстве малышки Лэнгтри стали запретной темой.
Палец Харрисона опять скользнул по носу. Для него этот жест был привычным напоминанием о том, что ему необходимо сделать – помочь Лэнгтри избавиться от боли. Харрисон вновь вернулся мыслями к прошлому. Никому и в голову не приходило заподозрить в похищении малышки Лэнгтри Джулию. Отец лгал слишком часто – в первый месяц ее отсутствия он говорил, что Джулия просто «испытывала недомогание и нуждалась в отдыхе». Некоторое душевное нездоровье жены Кейна было хорошо всем известно, и никто не задавал вопросов.
Тогда подозрение пало на Марию Альварес, исчезнувшую экономку Лэнгтри.
Самая старшая из детей и серьезно относящаяся к своим обязанностям старшей сестры четырехлетняя Микаэла положила легендарную монету Лэнгтри возле колыбели младенца, чтобы она охраняла его той ночью, – монета так и не была найдена.
И именно той ночью исчезла Джулия Кейн, похитившая ребенка, но ее отсутствие было скрыто ложью.
Харрисон искал сводную сестру и мать все последние восемнадцать лет, но Джулия хорошо знала свое дело…
Харрисон закрыл глаза, благодаря Бога за то, что его мать не убила тогда маленьких детей Лэнгтри, спавших в своих кроватках.
Должен ли он был еще тогда рассказать Лэнгтри о том, что знал? Ему было всего пятнадцать, и он сгорал от стыда… Он буквально цепенел оттого, что его семья причинила Лэнгтри – людям, которых он высоко ценил, почти боготворил, – такие страдания.
Харрисон не мог рассказать об этом тогда, но не может это сделать и теперь. Он вынужден нести свой стыд в себе, и каждый вдох напоминает ему об этом.
Он не имеет права дать Лэнгтри надежду, а потом отнять ее; только достоверные сведения смогут принести покой семье Лэнгтри…
Но Микаэла не могла с этим смириться. Той ночью она оттащила его от края пропасти и заставила двигаться до полного изнеможения, а затем по кусочкам собрала в одно целое… Микаэла всегда сражалась за тех, кого любила, и, хотя ей было всего четырнадцать, она вошла в его истекающее кровью юное сердце и поделилась с ним своими мечтами – и тогда Харрисон тоже начал мечтать. Он захотел найти пропавшего ребенка – их с Микаэлой сводную сестру.
Харрисону было восемнадцать, когда он обнаружил отца, совершившего самоубийство. Микаэла и тогда смогла остановить его на самом краю бездны. Уже во второй раз она тащила и тормошила Харрисона, льстила и ругала его, стремилась оттащить от опасного края – подтверждалось предание Лэнгтри, что их женщины столь же храбры, как их мужчины, а сердца их мягки и нежны, как летняя дымка над горным лугом…
Микаэла в своей семье получала ласку и тепло, а в его семье этого не было.
Харрисон внимательно посмотрел на человека в зеркале. Внешне он был копией своего отца, только без следов неумеренности и невоздержанности. Кейн-младший постоянно держал себя под контролем, не проявляя к себе особой снисходительности, потому что боялся стать похожим на Кейна-старшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
До каких пор? Пока не будет найден ребенок? Где? Джулия оставила слишком много следов. Иметь дело с почти криминальным умом его матери – все равно что следовать за мячиком, прыгающим по минному полю. И тем не менее люди, с которыми Харрисон беседовал, говорили, что Джулия казалась абсолютно нормальной. Играя любую роль, Джулия была прежде всего матерью маленького ребенка, которая бежала от тирана-мужа – растлителя малолетних. Джулия добивалась сочувствия и защиты, а потом двигалась дальше. По-видимому, у нее всегда были деньги: ребенок был ухожен и выглядел счастливым. И вдруг, когда девочке исполнилось почти два года, из сообщений детективов стало известно, что Джулия передвигается одна.
Харрисон потратил годы и целое состояние, выслеживая мать, но положительных результатов не достиг…
Харрисон провел пальцем по носу, который позже был сломан еще раз ударом огромного кулака одного задиры, не любившего «этих задавак из колледжа». Бранди, безусловно, следовало внять спокойному предупреждению, но он явно провоцировал драку и не предполагал, что Харрисон ответит на оскорбление кулаками. После стычки Харрисон потребовал, чтобы Бранди извинился, и записной забияка с трудом произнес слова: «Прошу прощения. Ты нормальный парень».
О той драке в темном переулке, как ни странно, Харрисон вспоминал с удовольствием, даже несмотря на то что вышел из нее с ободранными костяшками пальцев и сломанным носом.
Но самым главным и самым приятным приключением его жизни была Микаэла Лэнгтри. Каждая встреча с ней была открытием, Харрисон поражался быстроте ее разума, опиравшегося скорее на инстинкты, чем на логику.
Единственной личной потребностью Харрисона, помимо очевидной финансовой стабильности и стремления вернуть долг Лэнгтри, стало желание расшевелить спрятанную внутри Микаэлы страстную натуру. Он почти чувствовал, как языки ее скрытого пламени обжигают его, накаляют воздух между ними. Для человека, выросшего в стерильной атмосфере холодного дома, открытая эмоциональность Микаэлы была особенно ценна. Ее могли рассердить легкое прикосновение, взгляд или одно слово. Микаэле не нравилось, когда на нее давили или изучали ее, а ему, как он обнаружил, нравилось делать и то и другое.
Поток снежинок проплывал мимо потемневшего окна, унося Харрисона туда, где ему было пятнадцать и где остались пьяные скандалы отца. «Этот похищенный ребенок был моим! Фейт слишком хороша для Джейкоба Лэнгтри, этого неотесанного грубого ковбоя. Я знал, что должен сделать ее моей, и я сделал это однажды ночью, я взял ее силой. Женщины любят силу, запомни это, мой мальчик. Джейкоб так и не узнал, кто отец этого ребенка, а то бы он начал преследовать меня».
Харрисон сделал глубокий вдох, в сердце впилась знакомая боль. Он плохо помнил свою мать; она оставила их, когда ему было пять, и в своих пьяных бурных откровениях отец нисколько не щадил ее: «Твоя мать не могла больше иметь детей, какая-то инфекция после твоего рождения. Она увезла этого ребенка Лэнгтри. Я проклинал ее тогда, ведь я хотел, чтобы этот ребенок вырос и разрушил их благородное семейство. Это было бы самое совершенное возмездие. Я так хорошо все спланировал, а она все разрушила, сбежав с ребенком. Никогда не думал, что Джулия осмелится зайти так далеко».
Разум Харрисона Кейна-старшего, который панически боялся смерти и потери наследника, был замутнен ненавистью и алкоголем. Его сын, на жизни которого уже появился шрам, мог уйти очень легко – если семейству Лэнгтри вновь будут причинены страдания. Изнасилование Фейт и разговоры об отцовстве малышки Лэнгтри стали запретной темой.
Палец Харрисона опять скользнул по носу. Для него этот жест был привычным напоминанием о том, что ему необходимо сделать – помочь Лэнгтри избавиться от боли. Харрисон вновь вернулся мыслями к прошлому. Никому и в голову не приходило заподозрить в похищении малышки Лэнгтри Джулию. Отец лгал слишком часто – в первый месяц ее отсутствия он говорил, что Джулия просто «испытывала недомогание и нуждалась в отдыхе». Некоторое душевное нездоровье жены Кейна было хорошо всем известно, и никто не задавал вопросов.
Тогда подозрение пало на Марию Альварес, исчезнувшую экономку Лэнгтри.
Самая старшая из детей и серьезно относящаяся к своим обязанностям старшей сестры четырехлетняя Микаэла положила легендарную монету Лэнгтри возле колыбели младенца, чтобы она охраняла его той ночью, – монета так и не была найдена.
И именно той ночью исчезла Джулия Кейн, похитившая ребенка, но ее отсутствие было скрыто ложью.
Харрисон искал сводную сестру и мать все последние восемнадцать лет, но Джулия хорошо знала свое дело…
Харрисон закрыл глаза, благодаря Бога за то, что его мать не убила тогда маленьких детей Лэнгтри, спавших в своих кроватках.
Должен ли он был еще тогда рассказать Лэнгтри о том, что знал? Ему было всего пятнадцать, и он сгорал от стыда… Он буквально цепенел оттого, что его семья причинила Лэнгтри – людям, которых он высоко ценил, почти боготворил, – такие страдания.
Харрисон не мог рассказать об этом тогда, но не может это сделать и теперь. Он вынужден нести свой стыд в себе, и каждый вдох напоминает ему об этом.
Он не имеет права дать Лэнгтри надежду, а потом отнять ее; только достоверные сведения смогут принести покой семье Лэнгтри…
Но Микаэла не могла с этим смириться. Той ночью она оттащила его от края пропасти и заставила двигаться до полного изнеможения, а затем по кусочкам собрала в одно целое… Микаэла всегда сражалась за тех, кого любила, и, хотя ей было всего четырнадцать, она вошла в его истекающее кровью юное сердце и поделилась с ним своими мечтами – и тогда Харрисон тоже начал мечтать. Он захотел найти пропавшего ребенка – их с Микаэлой сводную сестру.
Харрисону было восемнадцать, когда он обнаружил отца, совершившего самоубийство. Микаэла и тогда смогла остановить его на самом краю бездны. Уже во второй раз она тащила и тормошила Харрисона, льстила и ругала его, стремилась оттащить от опасного края – подтверждалось предание Лэнгтри, что их женщины столь же храбры, как их мужчины, а сердца их мягки и нежны, как летняя дымка над горным лугом…
Микаэла в своей семье получала ласку и тепло, а в его семье этого не было.
Харрисон внимательно посмотрел на человека в зеркале. Внешне он был копией своего отца, только без следов неумеренности и невоздержанности. Кейн-младший постоянно держал себя под контролем, не проявляя к себе особой снисходительности, потому что боялся стать похожим на Кейна-старшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82