Его кулаки были крепко сжаты, у него был вид человека, способного убить. Микаэла не стала делать последний снимок, она аккуратно положила камеру в сумку и застегнула молнию.
– Я справилась с этим, Харрисон. Мои занятия кикбоксингом не прошли даром. Для Джеймса это было неожиданностью. Я дала ему отпор. И даже решилась выдвинуть против него официальное обвинение. Все это делалось без лишнего шума, естественно, телевещательной компании плохая слава ни к чему. Но мы ведь сейчас не это обсуждаем, правда? Проблема в том, что ты солгал мне. Мы стали любовниками, а ты солгал мне. – Микаэла вытерла обжигающие слезы и отвернулась от Харрисона. – У Силки был роман с Дуайтом. Ты ведь об этом не знал, не правда ли? Он пришел к ней вечером перед отъездом и сказал, что до чертиков напуган и поэтому бежит, а ты помогаешь ему выбраться в безопасное место. – Микаэла повернулась, скрестив перед собой руки, словно защищаясь. – Я нашла папку, которая была заведена на меня, – я могла бы это предвидеть, ты ведь такой дотошный, я еще могла бы смириться с тем, что ты разложил мою жизнь по полочкам. Я же знаю, что ты пытался сделать для моей матери. И твоя очень подробная папка была заведена еще до того, как мы стали любовниками. Я отношусь к этому как к обязательству – к нашей физической близости, – считаю это обещанием доверия. Нам обоим нелегко уступать, поэтому наша близость… Ты сказал мне, что мать Дуайта умирает и что он хочет провести с ней ее последние минуты. Почему ты не сказал мне правду? Ведь я доверилась тебе и на какое-то время действительно почувствовала себя в безопасности. Ты понимаешь, что для меня значит ощущение безопасности? Но ты солгал мне.
Харрисон стоял, широко расставив ноги, словно принимал на себя тяжелый удар. Его жесткие черты напряглись, на виске запульсировала жилка, подбородок упрямо приподнялся, и под загорелой кожей на щеках заходили желваки.
– Я не знал, что Чарис причинил тебе боль.
– Всего лишь пара синяков на руке, ничего больше.
Ее платье было разорвано во время борьбы с ним, а губы распухли от его непрошеных поцелуев. Но с поля боя Чарис ушел, прихрамывая и проклиная Микаэлу.
Воцарившееся мертвое молчание почти напугало ее. Потом Харрисон запустил руку в волосы.
– Мне нужно было обо всем рассказать, но я не хотел впутывать тебя во все это…
Микаэла вскинула руки.
– Впутывать? Я считаюсь на студии твоей правой рукой. Каждый день я работаю на телестудии «Кейн», и мы… И ты не хотел меня впутывать?
– Ну хорошо, я пытался уберечь тебя, но ты, очевидно, предпочитаешь жесткие факты. У Дуайта возникли серьезные проблемы, и Галлахер использовал его, чтобы шпионить за тем, что происходит на студии, шпионить за нами. Я решил, что Дуайту пока лучше переждать где-нибудь в безопасном месте. – Наблюдая за реакцией Микаэлы, Харрисон провел пальцем по носу. – Сколько времени тебе потребуется, чтобы ты меня простила?
– Вам за это придется заплатить большую цену, мистер Кейн-младший.
Харрисон склонил голову, пытаясь понять ее настроение.
– Я могу рассчитывать на то, что ты позволишь мне обнять тебя? Просто чтобы убедиться, что с тобой все в порядке?
– Зачем? – Микаэла дрожала от желания, но ее удерживала гордость.
– Потому что, мисс Лэнгтри, здесь с вами может случиться все, что угодно, в том числе и…
Харрисон кивком головы указал на медведя, ковыляющего по другой стороне луга. Медведь помедлил, почувствовал запах человека и остановился, наблюдая за людьми. Лошади обеспокоенно заржали, но медведь, морда которого была выпачкана чем-то красным, сопел, покашливал и ворчал. Харрисон с Микаэлой стояли неподвижно, и зверь вперевалочку направился к кустарнику и скрылся. Черная шкура с заметной сединой на загривке выдавала в нем свирепого гризли, некогда обычного обитателя Скалистых гор. Весом до семисот фунтов, хищник мог запросто раздавить человека в своих смертельных объятиях или одним ударом разорвать его пополам. На память о встрече с одним таким зверем у Захарии осталось ожерелье.
Когда треск валежника стих, Микаэла резко рубанула рукой по воздуху, словно возводя преграду.
– Ты должен доверять мне, Харрисон. Таковы условия. А медведь сейчас пойдет через ручей и вверх по склону. Теперь, я думаю, никакой опасности уже нет…
Харрисон взглянул на Микаэлу.
– Так ты собираешься соглашаться на эту работу в Сан-Франциско?
– Гм. И упустить возможность заставить тебя расплатиться? Не думаю, – твердо заявила она.
Харрисон медленно двинулся к Микаэле. Она сделала шаг назад. Когда на лице Харрисона появлялось такое выражение, это означало, что он настроен серьезно. Он не отрываясь смотрел на нее тем взглядом, который заставлял ее сердце биться сильнее. Мысли в голове завертелись, словно падающие с деревьев золотые листья. Харрисон протянул руку и пальцем нежно отвел прядь волос со щеки Микаэлы.
– Я так беспокоился о тебе, зная, что ты совершенно одна здесь. Ты поверила в меня, внесла в мою жизнь солнечный свет, когда там царил мрак. Ты… – На его губах появилась мягкая улыбка. – Ты нуждалась во мне. Никто никогда не нуждался во мне самом, в том утешении, которое я могу дать. Меня приводила в ужас мысль о том, что я не знаю, как это сделать. Если что-то случится с тобой, что будет с моим сердцем? Оно будет продолжать биться, но моя жизнь, мои надежды и мечты исчезнут вместе с тобой.
С этими словами Харрисон вновь прикоснулся к ее волосам, палец скользил по блестящим прядям. А потом он оставил ее. Высокий, широкоплечий мужчина, он направился к пенящемуся неподалеку ручью. Микаэле казалось, что ее сердце перестало биться, что она не дышит, не чувствует своего тела. «Что будет с моим сердцем?»
Харрисон был не из тех мужчин, которые говорят о своих чувствах, и все же… «Что будет с моим сердцем?»
Когда Микаэла сумела овладеть собой, вокруг нее по-прежнему кружились падающие золотые листья. Она медленно пошла к ручью. Харрисон снял рубашку и бросил ее на плоский камень. Движением, которое говорило о том, что и его до глубины души взволновал этот короткий монолог, он сорвал с себя майку.
Микаэла прислонилась к стволу дерева, наблюдая за Харрисоном.
Он затронул в ней ту нежность, которую она так долго прятала, глубокое женское начало, которое пробуждается только в том случае, если оказывается востребованным мужчиной, способным увидеть, какая она, какой она может быть…
– Есть еще кое-что, что ты должна знать. В течение этих трех дней я встретился с кредиторами Дуайта. Его долги были огромными, я оплатил их. Я всегда умел делать деньги, но телестудия требует «вложения личностей», и долги Дуайта… мои финансы сейчас хорошо пощипаны.
Микаэла бросила камешек, который поднял небольшой фонтан брызг у ног Харрисона, и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Я справилась с этим, Харрисон. Мои занятия кикбоксингом не прошли даром. Для Джеймса это было неожиданностью. Я дала ему отпор. И даже решилась выдвинуть против него официальное обвинение. Все это делалось без лишнего шума, естественно, телевещательной компании плохая слава ни к чему. Но мы ведь сейчас не это обсуждаем, правда? Проблема в том, что ты солгал мне. Мы стали любовниками, а ты солгал мне. – Микаэла вытерла обжигающие слезы и отвернулась от Харрисона. – У Силки был роман с Дуайтом. Ты ведь об этом не знал, не правда ли? Он пришел к ней вечером перед отъездом и сказал, что до чертиков напуган и поэтому бежит, а ты помогаешь ему выбраться в безопасное место. – Микаэла повернулась, скрестив перед собой руки, словно защищаясь. – Я нашла папку, которая была заведена на меня, – я могла бы это предвидеть, ты ведь такой дотошный, я еще могла бы смириться с тем, что ты разложил мою жизнь по полочкам. Я же знаю, что ты пытался сделать для моей матери. И твоя очень подробная папка была заведена еще до того, как мы стали любовниками. Я отношусь к этому как к обязательству – к нашей физической близости, – считаю это обещанием доверия. Нам обоим нелегко уступать, поэтому наша близость… Ты сказал мне, что мать Дуайта умирает и что он хочет провести с ней ее последние минуты. Почему ты не сказал мне правду? Ведь я доверилась тебе и на какое-то время действительно почувствовала себя в безопасности. Ты понимаешь, что для меня значит ощущение безопасности? Но ты солгал мне.
Харрисон стоял, широко расставив ноги, словно принимал на себя тяжелый удар. Его жесткие черты напряглись, на виске запульсировала жилка, подбородок упрямо приподнялся, и под загорелой кожей на щеках заходили желваки.
– Я не знал, что Чарис причинил тебе боль.
– Всего лишь пара синяков на руке, ничего больше.
Ее платье было разорвано во время борьбы с ним, а губы распухли от его непрошеных поцелуев. Но с поля боя Чарис ушел, прихрамывая и проклиная Микаэлу.
Воцарившееся мертвое молчание почти напугало ее. Потом Харрисон запустил руку в волосы.
– Мне нужно было обо всем рассказать, но я не хотел впутывать тебя во все это…
Микаэла вскинула руки.
– Впутывать? Я считаюсь на студии твоей правой рукой. Каждый день я работаю на телестудии «Кейн», и мы… И ты не хотел меня впутывать?
– Ну хорошо, я пытался уберечь тебя, но ты, очевидно, предпочитаешь жесткие факты. У Дуайта возникли серьезные проблемы, и Галлахер использовал его, чтобы шпионить за тем, что происходит на студии, шпионить за нами. Я решил, что Дуайту пока лучше переждать где-нибудь в безопасном месте. – Наблюдая за реакцией Микаэлы, Харрисон провел пальцем по носу. – Сколько времени тебе потребуется, чтобы ты меня простила?
– Вам за это придется заплатить большую цену, мистер Кейн-младший.
Харрисон склонил голову, пытаясь понять ее настроение.
– Я могу рассчитывать на то, что ты позволишь мне обнять тебя? Просто чтобы убедиться, что с тобой все в порядке?
– Зачем? – Микаэла дрожала от желания, но ее удерживала гордость.
– Потому что, мисс Лэнгтри, здесь с вами может случиться все, что угодно, в том числе и…
Харрисон кивком головы указал на медведя, ковыляющего по другой стороне луга. Медведь помедлил, почувствовал запах человека и остановился, наблюдая за людьми. Лошади обеспокоенно заржали, но медведь, морда которого была выпачкана чем-то красным, сопел, покашливал и ворчал. Харрисон с Микаэлой стояли неподвижно, и зверь вперевалочку направился к кустарнику и скрылся. Черная шкура с заметной сединой на загривке выдавала в нем свирепого гризли, некогда обычного обитателя Скалистых гор. Весом до семисот фунтов, хищник мог запросто раздавить человека в своих смертельных объятиях или одним ударом разорвать его пополам. На память о встрече с одним таким зверем у Захарии осталось ожерелье.
Когда треск валежника стих, Микаэла резко рубанула рукой по воздуху, словно возводя преграду.
– Ты должен доверять мне, Харрисон. Таковы условия. А медведь сейчас пойдет через ручей и вверх по склону. Теперь, я думаю, никакой опасности уже нет…
Харрисон взглянул на Микаэлу.
– Так ты собираешься соглашаться на эту работу в Сан-Франциско?
– Гм. И упустить возможность заставить тебя расплатиться? Не думаю, – твердо заявила она.
Харрисон медленно двинулся к Микаэле. Она сделала шаг назад. Когда на лице Харрисона появлялось такое выражение, это означало, что он настроен серьезно. Он не отрываясь смотрел на нее тем взглядом, который заставлял ее сердце биться сильнее. Мысли в голове завертелись, словно падающие с деревьев золотые листья. Харрисон протянул руку и пальцем нежно отвел прядь волос со щеки Микаэлы.
– Я так беспокоился о тебе, зная, что ты совершенно одна здесь. Ты поверила в меня, внесла в мою жизнь солнечный свет, когда там царил мрак. Ты… – На его губах появилась мягкая улыбка. – Ты нуждалась во мне. Никто никогда не нуждался во мне самом, в том утешении, которое я могу дать. Меня приводила в ужас мысль о том, что я не знаю, как это сделать. Если что-то случится с тобой, что будет с моим сердцем? Оно будет продолжать биться, но моя жизнь, мои надежды и мечты исчезнут вместе с тобой.
С этими словами Харрисон вновь прикоснулся к ее волосам, палец скользил по блестящим прядям. А потом он оставил ее. Высокий, широкоплечий мужчина, он направился к пенящемуся неподалеку ручью. Микаэле казалось, что ее сердце перестало биться, что она не дышит, не чувствует своего тела. «Что будет с моим сердцем?»
Харрисон был не из тех мужчин, которые говорят о своих чувствах, и все же… «Что будет с моим сердцем?»
Когда Микаэла сумела овладеть собой, вокруг нее по-прежнему кружились падающие золотые листья. Она медленно пошла к ручью. Харрисон снял рубашку и бросил ее на плоский камень. Движением, которое говорило о том, что и его до глубины души взволновал этот короткий монолог, он сорвал с себя майку.
Микаэла прислонилась к стволу дерева, наблюдая за Харрисоном.
Он затронул в ней ту нежность, которую она так долго прятала, глубокое женское начало, которое пробуждается только в том случае, если оказывается востребованным мужчиной, способным увидеть, какая она, какой она может быть…
– Есть еще кое-что, что ты должна знать. В течение этих трех дней я встретился с кредиторами Дуайта. Его долги были огромными, я оплатил их. Я всегда умел делать деньги, но телестудия требует «вложения личностей», и долги Дуайта… мои финансы сейчас хорошо пощипаны.
Микаэла бросила камешек, который поднял небольшой фонтан брызг у ног Харрисона, и спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82