На чем, пропади все пропадом, строить расследование? Он расценивал эти кражи как персональное оскорбление и, как только появилась возможность, вылетел на Гавайи поговорить с Иноути, который в тот же самый день прилетал туда из Лондона.
— Расскажите мне все, — попросил он Иноути.
— О чем?
— Обо всем, черт возьми! Откуда мне знать, что пригодится для расследования, а что нет, пока не услышу своими ушами.
Они сидели на веранде, выходившей на океан. Вокруг росли великолепные орхидеи и гибискусы; вверху простиралось безоблачное небо, пели птицы. Ничего этого Колби не замечал. С тем же успехом он мог находиться в офисе, начисто лишенном окон.
— Начнем с работающего у вас персонала; по крайней мере, в половине случаев виновные бывают из их среды. Сколько у вас домов?
— Четыре.
Колби вздохнул и пустился в расспросы. Затем они перешли к четырем его офисам и работающему в каждом из них персоналу, его ближайшим деловым партнерам, шестидесяти четырем членам семьи, людям, с которыми он общался.
— Хорошо, теперь распорядок ваших путешествий.
— Его не знает практически никто, кроме моего секретаря.
— Но ей можно позвонить и узнать, где вы находитесь.
— Несомненно. Было бы невозможно заниматься делами, если бы меня нельзя было достать. У меня нет причин прятаться.
— Правильно, поэтому мне нужно знать, где вы были в прошлом году.
— Зачем это?
— Потому что вор знал, когда вас не будет на Гавайях, и мне не хочется, чтобы он или они были единственными, кто располагает этой информацией. О'кей?
Иноути сунул руку в карман и достал оттуда толстую, в кожаной обложке, записную книжку.
— Могу зачитать вам, где я был.
— Отлично.
По мере того как Иноути читал, Колби записывал и впервые заметил, что солнце почти село. Кто-то говорил, что, если будет возможность, нужно обязательно увидеть закат на Гавайях. «Что ж, сегодняшний придется пропустить, — подумал он, — может быть, завтра».
— Можно включить свет?
Иноути потянул за шнурок звонка, появился слуга и включил верхний свет, а затем ряд масляных фонарей по периметру веранды. За час работы они одолели только пять месяцев из рабочего года Иноути, и в этом месте он пригласил Колби пообедать вместе с ним.
— У меня нет никаких планов на вечер, а вы, должно быть, проголодались.
— Тронут вашим вниманием, — ответил Колби.
Блюда были роскошными, беседа приятной, поэтому Колби позволил себе расслабиться и насладиться обедом. Когда обед закончился и Иноути выкурил сигару, Колби отодвинул стул и предложил:
— Давайте вернемся к работе.
Он должен продвинуться вперед, обязан или раскрыть эти проклятые кражи, или уйти на пенсию и погибать от безделья.
Они уютно потягивали коньяк в гостиной, Колби раскрыл свою тетрадь.
— Мы закончили Мадридом. Где вы были после этого?
— В Сан-Франциско месяц с моей замужней дочерью, затем месяц в Гонконге с сыном и его семьей. Оттуда, в августе, я поехал в Бангкок.
— А где вы там останавливались?
— В «Бангкокском регентстве».
— И там, конечно, было много встреч?
— О да, множество.
— А после этого?
— Амстердам. Я остановился в амстердамском отеле Сэлинджеров. Ряд встреч был непосредственно в номере, и полагаю, большинство из тех лиц знали, что потом я собирался направиться в Нью-Йорк.
— А в Нью-Йорке?
— В «Бикон-Хилле». Конечно же, множество встреч и там, уверен, что упоминал о намерении направиться затем в Вашингтон. А в Вашингтоне — этим октябрем — я останавливался в другом «Бикон-Хилле», он только что открылся.
Колби записывал, стараясь поспевать за быстрой речью Иноути. Вдруг его рука неожиданно застыла.
— «Бикон-Хилл», — прошептал он.
— Да. Это самые цивилизованные отели изо всех известных мне. Вам доводилось бывать хоть в одном из них?
— Нет еще. Давайте продолжим: с октября до настоящего времени.
— До февраля я пробыл здесь, затем в Женеве, потом поехал в Рим, где находился с друзьями до отъезда в Лондон на Пасху в кругу семьи. Так прошел год моей жизни.
— С кем вы путешествовали? — спросил Колби.
— О, мистер Колби, это личный вопрос.
Колби пытался настаивать во имя полноты расследования, однако не нажимал с присущей ему настойчивостью. Деловая сосредоточенность и буднично-рабочий голос скрывали охватившее его возбуждение. Наконец-то в расследовании произошел прорыв, которого он так ждал. Он был готов рискнуть последним долларом, что нашел нить, связывающую шесть различных преступлений, совершенных в шести различных городах, на двух континентах и на одном из Гавайских островов.
Неужели он ошибался? Вернувшись в Нью-Йорк, Колби перечитал свои записи и обнаружил, что только пять из шести краж имели кое-какие общие черты. Серрано не укладывался в эту модель. Нужно поговорить с ним еще раз. Поль настойчиво хотел сопровождать его.
— Нет, нет и нет, — сказал ему Колби. — Я уже говорил прежде и повторю вновь, что не может быть и речи о съемках моих бесед с пострадавшими. Кто даст мне прямые ответы перед объективом нацеленной в голову и стрекочущей кинокамеры?
— Наши камеры совсем не стрекочут, — терпеливо проговорил Поль. — Бритт Фарлей, к примеру, говорил честно и откровенно; в большинстве случаев он совершенно забывал о присутствии оператора. Когда он хотел, мы отправляли оператора отдохнуть. Сэм, я не могу снять фильм о тебе, не засняв тебя за работой.
— Ты уже многое снял. И в моем офисе, и беседы с представителями страховых компаний и специалистами по раскрытию мошенничеств; снимал обворованные апартаменты — чего никогда не разрешили бы, если бы ты не был лично знаком с парой жертв. Во всяком случае, это ты уже записал на пленку. Кроме того, миллион часов моих рассказов о жизни и о работе…
— Пока всего лишь тридцать или сорок часов, — сказал Поль, — это неплохо, но было бы еще лучше, если бы в кадре присутствовали динамика и напряжение. Лишь фиксирование расследования в развитии может сделать фильм по-настоящему уникальным. Аудитория чутко реагирует на драму реального человека. Сэм, позволь мне попробовать! Если не получится, не буду больше просить; найду другой способ, как сделать это.
Колби колебался. Он знал, что был подлинным виртуозом проведения бесед, и мысль увековечить их на пленке для грядущих поколений была более чем соблазнительной.
— Два условия, — наконец сказал он, — ты сразу же уходишь, если Серрано попросит тебя уйти. И ты не расскажешь ни одной живой душе о том, что узнаешь во время беседы. Ни жене, ни матери, ни даже своему парикмахеру. Хотелось бы услышать твою торжественную клятву.
— Клянусь. Можешь доверять мне, Сэм; ты сам это знаешь.
— Полагаю, что да. Я никогда не знаю ничего, до тех пор пока не получу кучу доказательств. О'кей. Завтра утром в Акапулько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
— Расскажите мне все, — попросил он Иноути.
— О чем?
— Обо всем, черт возьми! Откуда мне знать, что пригодится для расследования, а что нет, пока не услышу своими ушами.
Они сидели на веранде, выходившей на океан. Вокруг росли великолепные орхидеи и гибискусы; вверху простиралось безоблачное небо, пели птицы. Ничего этого Колби не замечал. С тем же успехом он мог находиться в офисе, начисто лишенном окон.
— Начнем с работающего у вас персонала; по крайней мере, в половине случаев виновные бывают из их среды. Сколько у вас домов?
— Четыре.
Колби вздохнул и пустился в расспросы. Затем они перешли к четырем его офисам и работающему в каждом из них персоналу, его ближайшим деловым партнерам, шестидесяти четырем членам семьи, людям, с которыми он общался.
— Хорошо, теперь распорядок ваших путешествий.
— Его не знает практически никто, кроме моего секретаря.
— Но ей можно позвонить и узнать, где вы находитесь.
— Несомненно. Было бы невозможно заниматься делами, если бы меня нельзя было достать. У меня нет причин прятаться.
— Правильно, поэтому мне нужно знать, где вы были в прошлом году.
— Зачем это?
— Потому что вор знал, когда вас не будет на Гавайях, и мне не хочется, чтобы он или они были единственными, кто располагает этой информацией. О'кей?
Иноути сунул руку в карман и достал оттуда толстую, в кожаной обложке, записную книжку.
— Могу зачитать вам, где я был.
— Отлично.
По мере того как Иноути читал, Колби записывал и впервые заметил, что солнце почти село. Кто-то говорил, что, если будет возможность, нужно обязательно увидеть закат на Гавайях. «Что ж, сегодняшний придется пропустить, — подумал он, — может быть, завтра».
— Можно включить свет?
Иноути потянул за шнурок звонка, появился слуга и включил верхний свет, а затем ряд масляных фонарей по периметру веранды. За час работы они одолели только пять месяцев из рабочего года Иноути, и в этом месте он пригласил Колби пообедать вместе с ним.
— У меня нет никаких планов на вечер, а вы, должно быть, проголодались.
— Тронут вашим вниманием, — ответил Колби.
Блюда были роскошными, беседа приятной, поэтому Колби позволил себе расслабиться и насладиться обедом. Когда обед закончился и Иноути выкурил сигару, Колби отодвинул стул и предложил:
— Давайте вернемся к работе.
Он должен продвинуться вперед, обязан или раскрыть эти проклятые кражи, или уйти на пенсию и погибать от безделья.
Они уютно потягивали коньяк в гостиной, Колби раскрыл свою тетрадь.
— Мы закончили Мадридом. Где вы были после этого?
— В Сан-Франциско месяц с моей замужней дочерью, затем месяц в Гонконге с сыном и его семьей. Оттуда, в августе, я поехал в Бангкок.
— А где вы там останавливались?
— В «Бангкокском регентстве».
— И там, конечно, было много встреч?
— О да, множество.
— А после этого?
— Амстердам. Я остановился в амстердамском отеле Сэлинджеров. Ряд встреч был непосредственно в номере, и полагаю, большинство из тех лиц знали, что потом я собирался направиться в Нью-Йорк.
— А в Нью-Йорке?
— В «Бикон-Хилле». Конечно же, множество встреч и там, уверен, что упоминал о намерении направиться затем в Вашингтон. А в Вашингтоне — этим октябрем — я останавливался в другом «Бикон-Хилле», он только что открылся.
Колби записывал, стараясь поспевать за быстрой речью Иноути. Вдруг его рука неожиданно застыла.
— «Бикон-Хилл», — прошептал он.
— Да. Это самые цивилизованные отели изо всех известных мне. Вам доводилось бывать хоть в одном из них?
— Нет еще. Давайте продолжим: с октября до настоящего времени.
— До февраля я пробыл здесь, затем в Женеве, потом поехал в Рим, где находился с друзьями до отъезда в Лондон на Пасху в кругу семьи. Так прошел год моей жизни.
— С кем вы путешествовали? — спросил Колби.
— О, мистер Колби, это личный вопрос.
Колби пытался настаивать во имя полноты расследования, однако не нажимал с присущей ему настойчивостью. Деловая сосредоточенность и буднично-рабочий голос скрывали охватившее его возбуждение. Наконец-то в расследовании произошел прорыв, которого он так ждал. Он был готов рискнуть последним долларом, что нашел нить, связывающую шесть различных преступлений, совершенных в шести различных городах, на двух континентах и на одном из Гавайских островов.
Неужели он ошибался? Вернувшись в Нью-Йорк, Колби перечитал свои записи и обнаружил, что только пять из шести краж имели кое-какие общие черты. Серрано не укладывался в эту модель. Нужно поговорить с ним еще раз. Поль настойчиво хотел сопровождать его.
— Нет, нет и нет, — сказал ему Колби. — Я уже говорил прежде и повторю вновь, что не может быть и речи о съемках моих бесед с пострадавшими. Кто даст мне прямые ответы перед объективом нацеленной в голову и стрекочущей кинокамеры?
— Наши камеры совсем не стрекочут, — терпеливо проговорил Поль. — Бритт Фарлей, к примеру, говорил честно и откровенно; в большинстве случаев он совершенно забывал о присутствии оператора. Когда он хотел, мы отправляли оператора отдохнуть. Сэм, я не могу снять фильм о тебе, не засняв тебя за работой.
— Ты уже многое снял. И в моем офисе, и беседы с представителями страховых компаний и специалистами по раскрытию мошенничеств; снимал обворованные апартаменты — чего никогда не разрешили бы, если бы ты не был лично знаком с парой жертв. Во всяком случае, это ты уже записал на пленку. Кроме того, миллион часов моих рассказов о жизни и о работе…
— Пока всего лишь тридцать или сорок часов, — сказал Поль, — это неплохо, но было бы еще лучше, если бы в кадре присутствовали динамика и напряжение. Лишь фиксирование расследования в развитии может сделать фильм по-настоящему уникальным. Аудитория чутко реагирует на драму реального человека. Сэм, позволь мне попробовать! Если не получится, не буду больше просить; найду другой способ, как сделать это.
Колби колебался. Он знал, что был подлинным виртуозом проведения бесед, и мысль увековечить их на пленке для грядущих поколений была более чем соблазнительной.
— Два условия, — наконец сказал он, — ты сразу же уходишь, если Серрано попросит тебя уйти. И ты не расскажешь ни одной живой душе о том, что узнаешь во время беседы. Ни жене, ни матери, ни даже своему парикмахеру. Хотелось бы услышать твою торжественную клятву.
— Клянусь. Можешь доверять мне, Сэм; ты сам это знаешь.
— Полагаю, что да. Я никогда не знаю ничего, до тех пор пока не получу кучу доказательств. О'кей. Завтра утром в Акапулько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220