– Она ничего не ест, – пожаловалась Полиссена.
– Это вполне понятно, – пояснил врач. – У нее сильно воспалено горло. К тому же организм борется с инфекцией. Нужно давать ей лекарства и побольше питья. Давайте ей лимонад с сахаром.
– В наше-то время? – иронически заметила женщина.
– Давайте ей то, что сможете, – сухо ответил врач и ушел.
Полиссена отложила немного сахару, который хранила для особых случаев. Этим коричневатым сахаром она подслащивала тот противный суррогат, который подавала еженедельно лейтенанту Карлу Штаудеру и который немецкий офицер пил, чтобы не огорчать хозяйку дома. Что же касается лимонов, то она даже не знала, где искать их. Цитрусовых было очень мало с тех пор, как союзники заняли Сицилию и изолировали юг от остальной Италии. Здесь мог бы помочь Микеле, но тот куда-то исчез с самого утра, отправившись на поиски еды. На прошлой неделе Полиссена сварила последнюю курицу, и запас продуктов был на исходе: несколько баночек варенья, заготовленного прошлым летом расторопной Анджелиной, тощий мешочек риса, на который было жалко смотреть, и немножко сухого гороха – вот и все, что оставалось им на троих. Накануне вечером прошел слух, что по карточкам будут выдавать картошку, и, узнав об этом, Микеле одним из первых появился на площади еще до зари. Он был вторым в длинной очереди, которая образовалась в течение часа, но будет ли от этого толк, наверняка никто бы не мог сказать.
Полиссена ухаживала за Анджелиной и занималась домом. Ей удалось заставить больную служанку выпить кружку кофе из цикория, подслащенного сливовым сиропом, который бедняжка проглотила, скорее чтобы доставить удовольствие хозяйке, чем в надежде помочь своему горлу.
Радио передавало скупые военные сводки: враг продвигался, но лишь по причине того, что наши доблестные войска закреплялись на новых, заранее подготовленных рубежах, с которых они вскоре перейдут в контрнаступление, давно уже обещанное дуче. Что-то невнятное говорилось о забастовках в Милане, об антивоенных выступлениях отдельных групп пораженцев, инспирированных англо-американскими шпионами.
Полиссена вышла в сад, где еще в прошлом году распускались прекрасные цветы, принесенные теперь в жертву вульгарным нуждам военного времени. Теперь здесь были высажены салат, редиска и кустики помидоров. Мороз погубил этой зимой много фруктовых деревьев, за исключением яблонь, которые уже зацвели и представляли собой изумительное зрелище со своими белыми и легкими, как хлопья снега, цветами среди распускающейся молодой листвы.
Белые лебеди погибли еще в прошлую зиму, пораженные какой-то странной болезнью, которую никто не мог объяснить. Только черный лебедь остался невредимым, плавая в одиночестве посреди пруда. Микеле подкармливал его скудными остатками с кухни.
Прополов сорняки на грядках, Полиссена вернулась в дом, к постели больной. Анджелина выглядела неважно, и, в конце концов, Полиссена решила отправиться в поселок, чтобы найти для нее лимоны и купить лекарства. Сев на велосипед, она покатила по улицам поселка, где немцы и местные фашисты лихорадочно сновали туда-сюда, очевидно готовясь к отступлению. Крутя педали, Полиссена не смотрела по сторонам и старалась не обращать внимания на ехидные улыбочки и обидные замечания, которые местные жители отпускали ей вслед.
Для всех она была женщиной немецкого офицера Карла Штаудера, и враждебность людей усиливалась пропорционально слабости немецких дивизий, которые на всех фронтах не могли больше сдерживать войска союзников. В отношении гражданского населения вермахт в Белладжо не учинял особых репрессий, но немцев и здесь не любили.
Еженедельные визиты лейтенанта Штаудера на виллу «Эстер» не прошли незамеченными для местных жителей, и любовная связь между немецким офицером и зрелой синьориной Монтальдо сделалась предметом пересудов во всех домах. Рассказывали, что в то время, когда народ умирал с голоду, в гостиных виллы устраивались пиры из продуктов, привезенных офицером. Фигурировали сведения об обедах с икрой и шампанским, с дичью, тортами, с шоколадом и кофе. Самые ярые ненавистники считали Полиссену шпионкой на службе у вермахта. Были и такие, которые утверждали, что именно она донесла на доктора Поцци, за что он и был депортирован в Германию.
Полиссена не могла не знать о враждебном отношении к ней в поселке, но, как все невинные души, не представляла, до какой степени скомпрометировала себя. Микеле не раз предупреждал, чтобы она вела себя поосторожнее, но по простоте душевной она пребывала в иллюзии, что все эти домыслы не могут бросить тень на ее нежную любовь.
Войдя в аптеку купить лекарство для Анджелины, Полиссена даже не заметила недоброжелательных взглядов, обращенных на нее. Улыбнулась аптекарю, который дал ей таблетки стрептоцида, с мягкой любезностью попрощалась с ним и снова принялась колесить по лавкам в поисках лимонов. Но торговцы качали головой в знак отказа, вполголоса бормоча оскорбления. Они бы не дали ей того, что она спрашивала, даже если бы это у них и было.
В конце концов, видя бесполезность своих попыток, она решила обратиться к Моссотти. Подъехав к гостинице в полдень, Полиссена удивилась, найдя ее пустой.
– Ресторан закрыт? – спросила она.
Моссотти, как всегда, приветливо поздоровался с ней, улыбнувшись доброй улыбкой.
– Повариха заболела, – ответил он. – А девушка, которая прислуживает за стойкой, вывихнула лодыжку. Как видите, я остался один. Если могу быть полезен, я к вашим услугам.
– Наша Анджелина больна, – объяснила Полиссена. – Доктор велел давать лимонад, но найти лимоны сейчас невозможно.
Моссотти пошел в кухню и вернулся, неся три подсохших лимона.
– Они невзрачны на вид, но немного сока в них еще должно быть, – сказал он. – Это все, что у меня есть.
Полиссена была растрогана этим даром.
– Я бы не хотела показаться наглой, но не найдется ли у вас немного настоящего сахара? – поколебавшись, спросила она.
– Ради Анджелины мы сотворим и это чудо, – ответил трактирщик, доставая из-под стойки глиняный горшок.
Высыпал из него кучку сахара и завернул в синюю бумагу.
– Привет от меня дорогой Анджелине, – улыбнулся он, вручая кулечек Полиссене.
– Писем нет? – на всякий случай спросила она, хоть и знала, что это бесполезный вопрос.
Если бы для нее было письмо, Моссотти сразу передал бы его.
– К сожалению, нет, – серьезно ответил он.
– Почти два месяца, как я не имею известий от родственников, – пожаловалась она.
– Будьте уверены, что скоро они будут, – сказал хозяин траттории и задумчиво посмотрел в сторону, словно не решался что-то сказать.
– Вы что-то скрываете? – спросила она, обеспокоенная этой неожиданной переменой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95