Это был серьезный проступок, заслуживающий немедленного увольнения, но Эдисон умел смотреть сквозь пальцы на некоторые столь понятные ему человеческие слабости, всегда запоминая их, однако, чтобы воспользоваться потом как орудием шантажа.
– В каком смысле интимных? – с лукавым видом спрашивал Монтальдо.
– Не заставляйте меня говорить непроизносимые вещи, – конфузилась она, как юная девушка, снабжая его, тем не менее, всяческими подробностями, способными доставить ему удовольствие.
Иногда любовные грешки усугублялись финансовыми нарушениями.
– Доктор Д'Алессандри из коммерческого отдела, – неумолимо разоблачала она, – закатил за счет представительских расходов несколько обедов в «Савини» со своей любовницей.
– Ты уверена? – переспрашивал Эдисон, удивляясь наивности этого руководящего сотрудника, чье положение в издательстве, казалось бы, исключало возможность подобных легкомысленных поступков.
– Абсолютно, – поджав губы, подтверждала синьорина Гранчини, готовая тут же предоставить конкретные и неопровержимые доказательства.
Пользуясь ее оперативными сведениями, Эдисон все время контролировал своих сотрудников. И если к этим человеческим слабостям добавлялась еще и низкая производительность, он обычно без долгих раздумий увольнял их.
– Что еще? – продолжал расспросы Монтальдо.
– Вам три раза звонила синьорина Маргерита. Я ей сказала, что вы на собрании, – успокаивала она его с оттенком коварства.
Синьорина Маргерита была работницей архива, молодой и приятной. Она уступила настойчивым ухаживаниям Эдисона, который, пару раз переспав с ней, бросил ее. Но женщина еще не смирилась с ролью экс-любовницы, постигшей многих сотрудниц издательства, и продолжала своими звонками надоедать ему.
Прощание с Эдисоном, довольным тем, как прошел еще один рабочий день, заканчивалось обычно такой фразой:
– Если нет других важных новостей, позвоните ко мне домой и предупредите жену, что я выезжаю.
Но сегодня швейцар известил Гранчини, что командора ожидает посетительница. Это была синьорина, которая не желала назвать свое имя. Было три часа пополудни, и секретарша, пробежав список деловых встреч, выяснила, что Эдисон не ожидал посетителей. Поэтому она сказала швейцару:
– Подождите моего приказания, прежде чем ее пускать.
Приемная, где сидела синьорина Гранчини, была смежной с кабинетом Эдисона и отделялась от него дверью, обитой с внутренней стороны, чтобы не пропускать шум. Расправив привычным жестом скромный белый воротничок своего платья и приняв вид усердной служанки, она постучала в эту дверь.
Эдисон сидел за письменным столом, заваленным бумагами, и писал. Он поднял на секретаршу недовольный взгляд.
– Извините за беспокойство, командор, – начала она, – но внизу какая-то синьорина спрашивает вас. Она не хочет назвать свое имя.
– Очередное юное дарование со своей гениальной рукописью, – проворчал Эдисон.
Частенько случалось, что молодые авторы, убежденные, что написали шедевр, являлись в издательство, желая видеть непременно его самого.
– Пошлите ее подальше, – решил он, снова склонившись над столом.
Секретарша прикрыла дверь и вернулась за письменный стол, чтобы по внутреннему телефону передать швейцару приказ не пропускать незнакомку. Она еще только взялась за трубку, когда посетительница неожиданно ворвалась в приемную. При ее появлении у синьорины Гранчини буквально перехватило дыхание. Это была очень красивая и надменная молодая женщина, совсем непохожая на начинающую писательницу.
Высокая, светловолосая, необыкновенно элегантная, в костюме из синего шелка от Кристиана Диора и благоухающая, словно роза, она создавала разительный контраст со строгостью обстановки. И это удивительное создание смотрело на нее с презрением, словно на червя, обнаруженного в яблоке.
Синьорине Гранчини пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы вернуть себе привычное строгое и грозное выражение.
– Кто вы такая? – набросилась она на нежданную посетительницу, сознавая, однако, что имеет дело с человеком, которого нелегко запугать.
Чтобы придать вес своим словам, она уперлась кулаками в крышку стола.
Сохраняя тот же презрительный взгляд, но слегка смягчив его тенью улыбки, светловолосая дама уверенно прошла мимо нее.
– Отвяжись, старая вешалка! – бросила она на ходу с величайшим спокойствием.
На секунду секретарше показалось, что потолок обрушился ей на голову. Инстинктивно она оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что это было сказано именно ей. Возможно ли, чтобы какая-то незнакомка, пусть даже очень красивая и надменная, переступив порог издательства, могла сказать ей, Ульдерике Гранчини, подобную грубость?
А девушка, не заботясь о буре, которую она вызвала в душе старой девы, решительно направилась к кабинету Эдисона. Опомнившись, секретарша с неожиданной ловкостью догнала ее и схватила за рукав в тот момент, когда та распахнула дверь. Незнакомка вырвалась от нее и остановилась в эффектной позе на пороге кабинета Эдисона, который, увидя ее, тут же вскочил на ноги, словно подброшенный пружиной.
– Кого я вижу! Так это ты и есть таинственная посетительница? – сказал он, протягивая к ней обе руки.
Эдисон обошел письменный стол и пошел ей навстречу с несколько удивленной улыбкой. А синьорина Гранчини, отметив реакцию шефа, поняла, что ей следует протрубить отбой.
– Я смущена, командор, – пролепетала она.
– Отправляйтесь смущаться по другую сторону двери, – коротко отрезала блондинка с хозяйским выражением на холеном лице.
Эдисон бросил своей секретарше многозначительный взгляд, и та осторожно прикрыла дверь, вынужденная проглотить столь неслыханное оскорбление.
– Ты просто сумасшедшая, Ипполита, – сказал Эдисон, прижимая ее к себе. – Своим обращением с ней ты так потрясла эту бедняжку, что она выплачет там, за дверью, все свои слезы.
– Каждый имеет те потрясения, которые заслуживает, – ответила девушка. – Я, к примеру, потрясена еще больше, чем она.
– Да ладно уж тебе, – постарался разрядить обстановку Эдисон.
– А скоро и ты будешь не меньше потрясен, – убежденно сказала Ипполита, располагаясь на кожаном диване, который вместе с парой таких же кресел образовывал уютный уголок напротив письменного стола.
– Дорогая, – сказал Эдисон, – у тебя вид человека, который попал в беду.
Он снял очки в золотой оправе и, хотя они были совершенно чистые, принялся основательно протирать стекла батистовым платком. Это был один из его способов снять напряжение и выиграть время в разговоре.
– Да, – с мрачным видом кивнула она, – я попала в беду. Но при содействии еще кое-кого.
В воздухе пахло неприятным сюрпризом, а от сюрпризов Ипполиты у него не раз захватывало дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95