Прошли годы, но она осталась все такой же взбалмошной, а их отношения не прервались.
– О чем бы ни шла речь, мы можем обсудить это спокойно сегодня вечером дома, – не слишком уверенно предложил Эдисон.
– Нет, – сухо возразила она, – ты должен выслушать меня немедленно. – Ипполита поднесла руку к шее, словно задыхалась. – Если я не скажу тебе этого сейчас, я взорвусь. Ты достаточно умен, чтобы понять, что я не ворвалась бы к тебе в кабинет без серьезных причин.
Эдисон взглянул на это нежное создание, которое умело превращаться в бешеную фурию, и побледнел. Четыре года она была его любовницей, но ни разу до сих пор не переступала порога издательства. Предпосылки для дурной вести были налицо. Он быстро перебрал в уме все неприятности, которые могли бы случиться, и выбрал среди них самую худшую. Была только одна вещь, которая по-настоящему пугала его, и скорее всего именно она и случилась. Внутри у него все похолодело.
– Твой отец узнал о наших отношениях, – сказал он, в то время как мелкие капли холодного пота выступили у него на лбу.
– Это известие было бы не из самых приятных, – усмехнулась Ипполита. – Но дело не в этом.
Эдисон почувствовал, как с него свалилась огромная тяжесть, и кровь живее потекла по жилам. Было бы настоящей катастрофой, если бы Адженор Кривелли, которому он задолжал уже больше миллиона швейцарских франков, узнал об их связи.
За три послевоенных года именно деньги этого промышленника дали Монтальдо возможность вновь поставить дело на широкую ногу и полностью восстановить типографский комплекс в Модене, который теперь, оснащенный самыми современными машинами, работал на полную мощность. Тиражи издаваемых книг и газет значительно превысили предвоенные.
Весь свой предпринимательский талант, все свои силы Эдисон отдал тому, чтобы возродить издательство «Монтальдо» и вознести его на недосягаемую высоту. Этому помогли и субсидии, полученные в рамках плана Маршалла, которые с помощью дьявольских ухищрений ему удалось получить. На них он восстановил свою бумажную фабрику, разрушенную бомбардировками. Крупный швейцарский банк предоставил в его распоряжение кредиты, необходимые для развития производства, но единственным человеком, благодаря которому стали возможны все эти грандиозные проекты, был Адженор Кривелли. Именно он, обладавший огромными средствами, могущественными друзьями и безусловно доверявший своему другу Монтальдо, помог Эдисону встать на ноги.
Адженор Кривелли был человеком широких взглядов и достаточно осведомленным относительно характера и причуд своей дочери, но очевидно было и то, что он не подскочил бы от радости, узнав, что уже несколько лет его лучший друг, человек немолодой и семейный, был любовником его Ипполиты. Время от времени в течение этих лет Эдисон умолял Ипполиту покончить с их любовной историей. Но она лишь посмеивалась над его страхами, находя особое очарование этой связи именно в опасности, сопутствующей ей.
Ипполита не была его служащей, от которой он мог избавиться в любой момент, и с этим приходилось считаться. При нынешнем положении вещей она была единственным человеком, способным погубить едва возродившийся издательский дом «Монтальдо», разрушить его, как карточный домик. В своем стремлении как-то отомстить ей за ту зависимость, в которую он от нее попал, хоть как-то ослабить узы этой зависимости, Эдисон заводил все новые и новые интрижки с хорошенькими женщинами, которые попадались ему на пути, и все же с Ипполитой никак не мог развязаться.
Своей чувственностью, своей будоражащей красотой она сохраняла какую-то необъяснимую власть над ним, от которой ему не дано было освободиться.
– Ну, давай, открывай свой секрет, – сказал Эдисон, вставая и подходя к ней.
Ипполита нежно посмотрела ему в глаза и проговорила своим ангельским голоском:
– Я беременна.
За этим признанием последовала гробовая тишина. Эдисон просто онемел. Он сел рядом с ней, обнял за плечи и наклонился к ее красивой шее, едва коснувшись нежной кожи губами. Он был настолько ошеломлен, что не мог ни о чем ни говорить, ни толком подумать.
– Прекрати меня щекотать, – повела плечами Ипполита.
– Раньше тебе это нравилось, – прошептал Эдисон, засовывая руку под ее шелковую юбку и с томительной медленностью поднимаясь к горячему паху.
– А ребенок? – протянула Ипполита, думая отрезвить его.
– У меня комплекс Ирода, – пошутил он.
Возбуждение в этот момент было для него единственным противоядием против страха. Через пять минут он снова начнет дрожать, но в этот момент ему сам черт был не страшен.
– Я терпеть не могу детей. Лучше я займусь мамой! – Эдисон сунул руку под трусы и резким рывком сорвал их.
– Ты хочешь сделать это здесь? – спросила она с коротким смешком.
– Здесь и немедленно! – заявил он.
– А твоя сторожевая собака, которую ты держишь в приемной без намордника? – сказала Ипполита, намекая на сеньориту Гранчини.
– Она обучена как следует. Она будет сторожить, чтобы нам никто не помешал, – успокоил Эдисон, хорошо зная свою секретаршу.
Синьорина Гранчини без разрешения не сунулась бы на порог, даже если бы здание было охвачено пламенем.
Эдисон с такой яростью навалился на нее, словно хотел не просто обладать Ипполитой, а изнасиловать ее, отомстив этим за неприятную новость. Она слабо постанывала, но не от боли, а от наслаждения – ей нравилась эта агрессивность тем, что смешивала радость и страх.
– Ты скотина, Эдисон, – простонала Ипполита со слезами на глазах. – Я объявляю тебе о такой драме, а ты…
– А ты?.. – прохрипел он. – А ты сама что делаешь?.. – И вдруг что-то случилось с ним.
Он как-то странно обмяк и всей своей тяжестью лег на нее. Лицо его было землистого цвета, глаза закатились.
Ипполита вскрикнула, встряхнула его, но Эдисон не реагировал на ее усилия.
Она испугалась, но не потеряла присутствия духа. Собрав все силы, Ипполита выскользнула из-под него и упала на ковер. Тут же вскочила, наклонилась над ним и попыталась привести его в чувство, тряся и похлопывая по щекам.
Эдисон тяжело дышал, каждый вздох давался ему с натугой. Еще больше перепугавшись, Ипполита собралась было открыть дверь и позвать на помощь, но вспомнила о синьорине Гранчини и передумала. Она вернулась к дивану, привела в порядок одежду Эдисона, застегнула ему брюки, ослабила узел на галстуке и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки.
Эдисону было плохо, и она должна была что-то предпринять. Подняв трубку, Ипполита набрала номер дома Монтальдо. Время тянулось бесконечно, прежде чем там подошли к телефону. Наконец она услышала знакомый голос:
– Алло!
– Эмилиано! Слава богу! – быстро сказала она. – Сейчас же приходи сюда. Твоему отцу плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– О чем бы ни шла речь, мы можем обсудить это спокойно сегодня вечером дома, – не слишком уверенно предложил Эдисон.
– Нет, – сухо возразила она, – ты должен выслушать меня немедленно. – Ипполита поднесла руку к шее, словно задыхалась. – Если я не скажу тебе этого сейчас, я взорвусь. Ты достаточно умен, чтобы понять, что я не ворвалась бы к тебе в кабинет без серьезных причин.
Эдисон взглянул на это нежное создание, которое умело превращаться в бешеную фурию, и побледнел. Четыре года она была его любовницей, но ни разу до сих пор не переступала порога издательства. Предпосылки для дурной вести были налицо. Он быстро перебрал в уме все неприятности, которые могли бы случиться, и выбрал среди них самую худшую. Была только одна вещь, которая по-настоящему пугала его, и скорее всего именно она и случилась. Внутри у него все похолодело.
– Твой отец узнал о наших отношениях, – сказал он, в то время как мелкие капли холодного пота выступили у него на лбу.
– Это известие было бы не из самых приятных, – усмехнулась Ипполита. – Но дело не в этом.
Эдисон почувствовал, как с него свалилась огромная тяжесть, и кровь живее потекла по жилам. Было бы настоящей катастрофой, если бы Адженор Кривелли, которому он задолжал уже больше миллиона швейцарских франков, узнал об их связи.
За три послевоенных года именно деньги этого промышленника дали Монтальдо возможность вновь поставить дело на широкую ногу и полностью восстановить типографский комплекс в Модене, который теперь, оснащенный самыми современными машинами, работал на полную мощность. Тиражи издаваемых книг и газет значительно превысили предвоенные.
Весь свой предпринимательский талант, все свои силы Эдисон отдал тому, чтобы возродить издательство «Монтальдо» и вознести его на недосягаемую высоту. Этому помогли и субсидии, полученные в рамках плана Маршалла, которые с помощью дьявольских ухищрений ему удалось получить. На них он восстановил свою бумажную фабрику, разрушенную бомбардировками. Крупный швейцарский банк предоставил в его распоряжение кредиты, необходимые для развития производства, но единственным человеком, благодаря которому стали возможны все эти грандиозные проекты, был Адженор Кривелли. Именно он, обладавший огромными средствами, могущественными друзьями и безусловно доверявший своему другу Монтальдо, помог Эдисону встать на ноги.
Адженор Кривелли был человеком широких взглядов и достаточно осведомленным относительно характера и причуд своей дочери, но очевидно было и то, что он не подскочил бы от радости, узнав, что уже несколько лет его лучший друг, человек немолодой и семейный, был любовником его Ипполиты. Время от времени в течение этих лет Эдисон умолял Ипполиту покончить с их любовной историей. Но она лишь посмеивалась над его страхами, находя особое очарование этой связи именно в опасности, сопутствующей ей.
Ипполита не была его служащей, от которой он мог избавиться в любой момент, и с этим приходилось считаться. При нынешнем положении вещей она была единственным человеком, способным погубить едва возродившийся издательский дом «Монтальдо», разрушить его, как карточный домик. В своем стремлении как-то отомстить ей за ту зависимость, в которую он от нее попал, хоть как-то ослабить узы этой зависимости, Эдисон заводил все новые и новые интрижки с хорошенькими женщинами, которые попадались ему на пути, и все же с Ипполитой никак не мог развязаться.
Своей чувственностью, своей будоражащей красотой она сохраняла какую-то необъяснимую власть над ним, от которой ему не дано было освободиться.
– Ну, давай, открывай свой секрет, – сказал Эдисон, вставая и подходя к ней.
Ипполита нежно посмотрела ему в глаза и проговорила своим ангельским голоском:
– Я беременна.
За этим признанием последовала гробовая тишина. Эдисон просто онемел. Он сел рядом с ней, обнял за плечи и наклонился к ее красивой шее, едва коснувшись нежной кожи губами. Он был настолько ошеломлен, что не мог ни о чем ни говорить, ни толком подумать.
– Прекрати меня щекотать, – повела плечами Ипполита.
– Раньше тебе это нравилось, – прошептал Эдисон, засовывая руку под ее шелковую юбку и с томительной медленностью поднимаясь к горячему паху.
– А ребенок? – протянула Ипполита, думая отрезвить его.
– У меня комплекс Ирода, – пошутил он.
Возбуждение в этот момент было для него единственным противоядием против страха. Через пять минут он снова начнет дрожать, но в этот момент ему сам черт был не страшен.
– Я терпеть не могу детей. Лучше я займусь мамой! – Эдисон сунул руку под трусы и резким рывком сорвал их.
– Ты хочешь сделать это здесь? – спросила она с коротким смешком.
– Здесь и немедленно! – заявил он.
– А твоя сторожевая собака, которую ты держишь в приемной без намордника? – сказала Ипполита, намекая на сеньориту Гранчини.
– Она обучена как следует. Она будет сторожить, чтобы нам никто не помешал, – успокоил Эдисон, хорошо зная свою секретаршу.
Синьорина Гранчини без разрешения не сунулась бы на порог, даже если бы здание было охвачено пламенем.
Эдисон с такой яростью навалился на нее, словно хотел не просто обладать Ипполитой, а изнасиловать ее, отомстив этим за неприятную новость. Она слабо постанывала, но не от боли, а от наслаждения – ей нравилась эта агрессивность тем, что смешивала радость и страх.
– Ты скотина, Эдисон, – простонала Ипполита со слезами на глазах. – Я объявляю тебе о такой драме, а ты…
– А ты?.. – прохрипел он. – А ты сама что делаешь?.. – И вдруг что-то случилось с ним.
Он как-то странно обмяк и всей своей тяжестью лег на нее. Лицо его было землистого цвета, глаза закатились.
Ипполита вскрикнула, встряхнула его, но Эдисон не реагировал на ее усилия.
Она испугалась, но не потеряла присутствия духа. Собрав все силы, Ипполита выскользнула из-под него и упала на ковер. Тут же вскочила, наклонилась над ним и попыталась привести его в чувство, тряся и похлопывая по щекам.
Эдисон тяжело дышал, каждый вздох давался ему с натугой. Еще больше перепугавшись, Ипполита собралась было открыть дверь и позвать на помощь, но вспомнила о синьорине Гранчини и передумала. Она вернулась к дивану, привела в порядок одежду Эдисона, застегнула ему брюки, ослабила узел на галстуке и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки.
Эдисону было плохо, и она должна была что-то предпринять. Подняв трубку, Ипполита набрала номер дома Монтальдо. Время тянулось бесконечно, прежде чем там подошли к телефону. Наконец она услышала знакомый голос:
– Алло!
– Эмилиано! Слава богу! – быстро сказала она. – Сейчас же приходи сюда. Твоему отцу плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95