— Совсем?
— Да, с недавних пор — совсем. Есть три рода веществ, к которым человечество имеет тягу — это наркотики, никотин и алкоголь. Наркотики делают из человека сначала раба, а потом и животное — человек перестает быть человеком, и я вполне согласен с тем, что за их распространение наказывают высшей мерой наказания. Никотин тоже вреден для здоровья и дает стойкую привычку, а значит, употребление его в моих глазах является глупым и ненужным. Это напрасная трата здоровья, времени и денег. Алкоголь же не дает быстрого стойкого привыкания, но вреден тоже, поэтому к нему я отношусь как к небольшому неизбежному злу. Из этих трех видов веществ я для себя выбрал алкоголь, потому что он наиболее безвреден, и болезненное влечение к нему наступает через относительно долгий промежуток времени употребления. Раньше я выпивал по несколько раз в год, но в послевоенные годы у меня пропал к нему интерес, поэтому теперь я совершенно не пью.
— Странный ты человек, — в раздумье сказала актриса, — может быть, поэтому ты и обладаешь таким могуществом(?)
— А ты бы хотела получить его, мое могущество? — спросил ее я.
— Конечно, это было бы замечательно! Я не знаю насколько оно велико, но, судя по тому, что ты сделал со мной, оно впечатляюще.
— А одиночество — ты не подумала о нем, ведь я одинок со своей властью. Я один такой среди людей, всегда один и живу с этим уже достаточно долго. А ты не подумала об ответственности, ведь моя сила с легкостью может причинять боль и страдания? А душевная боль других людей — ведь я вижу ее и сопереживаю ей, и знаю, что могу помочь, но не всем… У меня нет никого, кто был бы мне опорой и нет ничего, за что стоило бы держаться. У меня нет дома, и поэтому мне некуда возвращаться: я везде чужой. То, к чему стремятся люди — золото, слава и власть над другими людьми мне ни к чему , ведь у меня уже сейчас есть власть над временем, вещами и свойствами вещей — мне не к чему стремиться в этом мире, в котором я живу сегодня, — в мире людей.
— Где моя любовь? — помолчав, продолжил я. — В прошлом; у меня нет ее в настоящем и не будет в будущем. Можно стремиться к женщине, но я могу обладать любой женщиной из любого времени и любого народа, какой только захочу; к тому же, мне совершенно не нужно прибегать к насилию — я могу сделать так, что любая из них влюбится в меня большой любовью (для этого мне достаточно всего лишь разобраться в ее психике и, в случае надобности, немного подкорректировать ее), и я уже не раз успешно делал это. Я не знаю кто я; знаю только, что я — это путь, но вот куда я иду? Трудно быть богом… И после этих моих слов, после всей этой боли моей души, после всей этой печали и грусти ты по-прежнему желаешь обладать моим могуществом?
— Трудно сказать, — ответила она, — теперь уже я в сомнении… А ты в действительности можешь поделиться со мной своей властью?
— Поделиться, наверное, смогу, но вот ты принять ее ты не сможешь. Ты, и другие — такие же, как ты, — все вы люди, обыкновенные нормальные люди, и вы не выдержите испытание ТАКИМ могуществом. Прав мой «отец» — дать шанс можно каждому человеку, но только единицы смогут пройти хотя бы половину пути, не говоря уже обо всей длинной дороге.
— А что это за путь?
— Это путь в твоей душе, в конце которого ты станешь практически богом.
— Зачем ты говоришь мне все это? — удивилась она, — Ведь это, наверное, тайна. А вдруг о твоих словах узнают люди — что скажут они? — начала беспокоиться женщина.
— Без доказательств они не поверят ничьим словам, а бегать убеждать каждого — и умного, и глупого — я не собираюсь, но, чтобы ты не волновалась, я скажу тебе следующее. Чем отличается ребенок от взрослого человека? Ребенок говорит то, что думает, и делает то, о чем говорит. Взрослый же человек вполне может думать одно, говорить другое, а делать совершенно противоположное — не первое и не второе, а что-либо третье. Люблю детей. Сейчас я тоже, как ребенок, — просто говорю правду, и больше ничего. Делай с этой правдой, что хочешь — это твое право. Ты лучше скажи мне, каков я по-твоему?
— Ты спокоен, силен и мудр, — ответила она, не задумавшись ни на секунду.
— А я предполагал, что ты добавишь еще и «жесток».
— Жесток?! О, нет, ни в коем случае! — воскликнула она. — И хотя я знаю, что ты убивал людей, но я, да и все остальные люди, так вот, мы считаем, что ты делал это исходя из каких-то своих побуждений, уходящих корнями туда, где обычным людям делать нечего. Ты — единственный и неповторимый, поэтому оценивать тебя и твои побуждения очень трудно: может быть, эти убийства — следствие войны, и того, что ты тогда вынес, может быть… Но ты не жесток — ты добр — такова твоя сущность: ты не обидишь слабого и поможешь в беде. Так считаю я, и так считает большинство; но мне ты открылся, и теперь я еще больше утвердилась в своем мнении — ты добр, — а затем, подумав, добавила, — и ты хороший.
Я согласен с ней, я чувствую, но пока еще логически объяснить не могу, что мой разум и мои понятия о добре и зле гораздо ближе к истинным, чем человеческие. Люди судят о самих себе и об окружающем их мире, оставаясь при этом людьми, — и это накладывает на процесс и результат мышления определенные ограничения и предрасположенности к выводам, которые следуют из их внутренней логики построения, из их биологии. К примеру, человек видит только ограниченную часть шкалы электромагнитных излучений — ни инфракрасное, ни ультрафиолетовое излучение он не видит, как не видит еще несколько диапазонов электромагнитных волн. С помощью приборов люди успешно исследуют этот невидимый мир, делают его фотографии, которые можно рассматривать обычным человеческим глазом, но эти фотографии передают не сам невидимый мир, а отношения между его компонентами, и поэтому человек никогда не сможет увидеть окружающий его мир в истинных цветах — по всей шкале электромагнитных излучений. В результате невидимый человеческим глазом мир не принимает никакого участия в формировании цветовой гаммы окружающей действительности, видимой человеком, тем самым, ограничивая его информированность о свойствах объектов и, определенным образом, направляя логику его мышления. Да, люди с помощью приборов и машин преодолевают свою биологическую ограниченность, становясь зависимыми от них и, тем не менее, все равно не достигая идеальной согласованности с миром, который недоступен им в соответствии с их внутренним строением.
Используя придуманные им самим приспособления, человек уподобляется одноногому бегуну, который для достижения еще большей скорости бега использует палку, как дополнительную опору; но этот бегун никогда не будет бежать так, как бегун с двумя родными ногами.
Люди ограничены своей внутренней природой, но они знают, что, не выучив иностранного языка, не поймешь родного, — а я продолжу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165