Органическая ненависть требует одного: «Любой ценой убей чужого!», и это не пустые слова. Для разума нет ничего более ужасного и величественного, чем война разумных цивилизаций, чем смертельная схватка разумов без проигравшего, ибо проигрыш означает тотальное уничтожение. Тогда, на Хале, я постиг эту истину и понял, насколько это действительно важно.
Земля и Хала — такие разные и одновременно такие похожие миры!
А моя злость на людей осталась со мной, с халанином.
А моя злость на халан осталась со мной, с человеком.
И мой полет над проблемами этих миров остался со мной, с почти Хозяином Миров. Нас было трое — и в моей душе мы все жили в мире.
…Мы долго смотрели на людей, и когда, наконец, мне это надоело, мы ушли. Мы прошли сквозь кустарник в сторону от людей, и вышли в открытую лесостепь. Заночевали мы прямо посреди равнины, чувствуя себя защищенными от хищников своими острыми чувствами и мощными ударными буграми. На ужин я накопал съедобных кореньев, набрал ягод и сочных мясистых листьев.
После заката солнце оставило этот мир, и звезды вступили на черное небо — пришла ночь. Нас не тревожили опасные ночные звери — они были далеко, и лишь только изредка громкие звуки будили нас в серебристо-черной тишине — то были ночные птицы и разные мелкие степные существа, которые жили своей жизнью со своими тревогами и радостями, мелкими и крупными удачами и поражениями, а до нас долетали только отзвуки ее, этой неприметной ночной жизни.
Встало солнце, разгоняя ночную прохладу, и легкий утренний ветерок зашелестел в траве. Хала просыпалась — до нас уже донесся откуда-то из далекого далека приглушенный рев какого-то хищного монстра. Я насобирал на завтрак съедобных плодов, и мы плотно поели. Солнце поднималось все выше и выше, а мы лежали и, отдыхая, лениво переговаривались после вкусной еды. Наконец, я отдохнул и решил осуществить давно задуманную идею.
— Вставайте, сейчас будет самое лучшее время в вашей жизни, — сказал я, — ее пик.
— А что сейчас будет? — спросили меня женщины, поднимаясь и отряхиваясь.
— Кони, просто кони.
Я приказал трем коням прибыть ко мне, и они поскакали к нам. Лошади были совершенно дикие, они только недавно узнали о моем существовании, но, тем не менее, не могли противиться моим мысленным приказаниям. Так я и буду управлять ими на протяжении всей поездки — молча, качественно и выверено, ибо я вижу их самочувствие, и поэтому мои команды будут вполне согласованы с ним, а значит, и результат моих распоряжений будет хороший.
Мы ждали их недолго. Из тени деревьев прямо к нам выскочили три бело-голубых коня. Они были белые, чисто белые, без единого темного пятнышка. Как белые облака скользили они к нам из разноцветного мира! Когда они двигались, на белой шкуре у них в такт движениям бежали голубоватые отблески, похожие на голубые волны в безбрежном белом океане. И грива у этих лошадей тоже была белая, и она тоже отбрасывала голубое сияние.
Прекрасные кони! Кони — светлая мечта детства! Именно на таких конях ездят герои сказок, и блеск их голубых волн уносит детское сердце в далекую и прекрасную страну счастья. Кони добра, белые кони Халы, бежали к нам, и их гривы трепетали по ветру как флаги. При виде таких чудесных созданий ребенок тянет свои ручки к их лебединым шеям, и малыш весь улыбается, освещая мир своим счастьем. Ожившая мечта радостного детства — бело-голубые кони Халы — воплощение красоты и доброты этого мира! Белые кони бежали к нам, а когда добежали, то остановились и смотрели на нас своими большими, по-человечески добрыми и умными глазами.
— Да они в тысячу раз лучше, чем в фильмах! — с восхищением сказала одна из моих спутниц. — Они просто прелестны!
— Да, это лошади богов, — добавила вторая.
Я подошел к коням и стал надевать на них седла. Я стоял спиной к своим спутницам и сердцем чувствовал их удивленные взгляды — они поразились моей манере брать нужные мне вещи прямо из воздуха.
— Мы будем на них кататься? — спросили меня.
— Кататься… — можно сказать и так, — ответил я и продолжил рассуждать вслух, — но все же я думаю, что в нашем языке — языке людей, трудно будет найти верное слово для описания того, что с нами произойдет в дальнейшем. Прогулка с препятствиями… — быть может, но, скорее всего нечто большее, чем просто прогулка. Мой вам совет: смотрите по сторонам, но не забывайте смотреть внутрь себя и слишком сильно не пугайтесь — только в этом случае вы сможете попытаться постигнуть мир и себя в этом мире.
Я надел седла и сказал:
— Садитесь.
— А где же уздечка? — удивились они.
— Она вам не нужна, — пояснил я им. — Изредка вы можете держаться за гриву, а в основном просто сидите. Вы не люди — вам это удастся легко. Поехали.
Мы сели на коней и пустились в путь. Лошадки сначала бежали легко, делая примерно сто километров в час. Мы мчались по степи широкой группой, веером, а не след в след. Я постарался устроиться поудобнее и освоиться с ритмичными толчками при скачке. Прошло немного времени, а я с моими спутницами уже смотрели на окружающие нас пейзажи, почти не отвлекаясь на то, чтобы удержаться в седле. Мы не разговаривали: на скаку это было затруднительно — можно было прикусить губу или язык, и, к тому же, мешала тряска и пыль. Постепенно мы все погрузились в раздумья, которые время от времени прерывались встречей с чем-нибудь интересным. На душе было хорошо, а со временем становилось все лучше и лучше: глупые мелкие проблемы уходили прочь — осталась только дорога, и мы на ней. Вокруг нас расстилалась лесостепь — типичный пейзаж из разноцветных трав и кустарников, а также небольших групп деревьев.
Наши кони стали бежать еще быстрее. Ветер стал жестким и хлестким, а сама скачка лошадей — более направленной и сосредоточенной — мы двигались со скоростью более двухсот пятидесяти километров в час. Кони все скакали и скакали, не чувствуя усталости.
Я решил, что нам пора познать этих дивных коней поближе, и приказал лошадям двигаться еще быстрее. Ноги животных замелькали в траве, спины лошадей стали похожи на ожившие камни, воздух стал твердым, хоть ножом режь. Пейзаж мчался назад с фантастической быстротой, сидеть стало очень неуютно — мы делали свыше четырехсот километров в час. На такой скорости пятидесяти — и стометровые прыжки казались чем-то обыденным; речки, кусты и ложбины пролетали под нами в буквальном смысле этого слова — а чем же еще, как не небольшим полетом можно назвать стометровый прыжок?!
Я не стал загонять коней — и они уменьшили скорость своего бега до крейсерской — примерно до трехсот километров в час. Солнце поднималось к зениту, становилось все теплее и теплее. Лошади иногда притормаживали возле речек и ручьев, быстро пили воду, а затем вновь мчались все дальше и дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165