А Рихтер отнюдь не дурак, размышлял Жан-Мишель, просматривая телевизионные передачи. Результатом обвинений со стороны феминисток, коммунистов и прессы — всех тех, кого недолюбливает средний немец, — становилось то, что людей, наоборот, тянуло ближе к национал-социалистам Рихтера.
Жан-Мишель вышел из отеля в пять двадцать пять. Ожидая под навесом у входа, он сомневался, приедет ли Рихтер. А если и появится, то не прибудет ли он вместе с набитым боевиками грузовиком, чтобы рассчитаться за пожар.
Однако это было бы не в стиле Рихтера. Насколько французы представляли, это было бы скорее в стиле Карин Доринг. У Рихтера были свои понятия о гордости. После того как лимузин остановился и швейцар открыл дверцу, Жан-Мишель обернулся и кивнул. Месье Доминик настоял, чтобы Анри и Ив отправились вместе с ним, и телохранители забрались в машину, прикрывая Жан-Мишеля спереди и сзади. Все трое уселись лицом назад и спиной к перегородке, отделявшей салон от водителя. Ив захлопнул дверцу. Лица французов приобрели нездоровый серый цвет из-за тусклого освещения, проникавшего сквозь сильно тонированные стекла.
Жан-Мишель не был удивлен, обнаружив, что Рихтер выглядит менее заносчивым, чем прежде. Немец в одиночестве расположился на заднем сиденье, прямо напротив них. Он сидел, совершенно не двигаясь, и молча смотрел на попутчиков. Даже когда Жан-Мишель поздоровался, он ответил лишь коротким кивком. С того момента, как машина тронулась, Рихтер не спускал глаз с французов. Выпрямив плечи и положив руки на стрелки коричневых костюмных брюк, он наблюдал за ними из тени заднего сиденья.
Жан-Мишель так и думал, что попутчик окажется не особенно разговорчивым. Однако, как говорил Дон Кихот, перевязать раны побежденного — обязанность победителя. Кроме того, были вещи, о которых следовало сказать.
— Герр Рихтер, — мягко обратился француз, — месье Доминик отнюдь не хотел, чтобы события развивались так, как это произошло.
Рихтер смотрел на Анри и теперь перевел взгляд на Жан-Мишеля, его зрачки переместились, словно крохотные шестеренки.
— Это что, извинения? — спросил он. Жан-Мишель отрицательно покачал головой.
— Рассматривайте это, как оливковую ветвь, — пояснил он. — Предложение о мире, которое вы, я надеюсь, примете.
— Да плевал я на него и на вас, вместе взятых, — без всяких эмоций ответил Рихтер.
Француз, похоже, немного растерялся. Анри издал беспокойное ворчание.
— Герр Рихтер, — заговорил Жан-Мишель, — вы должны понимать, что вам нас не одолеть.
— То же самое вот уже много лет говорит гауптман Розенлохер из гамбургской полиции. А я по-прежнему существую. Кстати, спасибо за пожар. Гауптман так рьяно ищет тех, кто хотел моей гибели, что его перетрудившаяся команда неподкупных позволила мне ускользнуть.
— Месье Доминик не полицейский, — возразил Жан-Мишель. — Для вас он является весьма щедрым благодетелем. Ваши политические институты остались нетронутыми, и вам были предоставлены деньги, чтобы наладить дело профессионально.
— А что взамен? — уточнил Рихтер.
— Взаимное уважение.
— Взаимное уважение? — возмущенно переспросил Рихтер. — Да это же требование раболепия! Делай я то, что мне скажут, и меня оставят в живых.
— Вы не понимаете, — настаивал Жан-Мишель.
— Неужели? — сыронизировал Рихтер.
Его рука направилась во внутренний карман пиджака, и Анри с Ивом одновременно подались вперед. Рихтер не обратил на них внимания. Он достал портсигар и взял в рот сигарету. Сунув портсигар обратно, он на какое-то время замер, вперив взгляд в Жан-Мишеля.
— Я вас очень хорошо понимаю, — наконец проговорил он. — Я размышлял всю вторую половину дня, пытаясь понять, почему вам было так важно меня унизить.
Он снова достал руку из кармана, и, когда Жан-Мишель сообразил, что немец сжимает в ладони вовсе не зажигалку, было слишком поздно. Крохотный пистолет, «бэби-браунинг», дважды выплюнул язычок пламени: первый раз — чуть правее Жан-Мишеля, второй — чуть левее. Хлопки выстрелов оказались громкими и заглушили характерное «чпок», прозвучавшее, когда пули пробивали лоб каждого телохранителя.
Машина свернула, и оба тела завалились в водительскую сторону. Жан-Мишель ощутил звон в ушах, а когда тело Анри навалилось ему на плечо, лицо его вытянулось и приняло испуганное выражение. Аккуратная маленькая ранка на лбу убитого заполнилась темно-красной кровью, которая начала медленно стекать вниз по его переносице. То ли вскрикнув, то ли застонав, Жан-Мишель оттолкнул его плечом ближе к дверце. Затем он взглянул на мертвого Ива, у которого кровь красной сеткой растеклась по морщинам на лице. Наконец расширившимися от ужаса глазами Жан-Мишель уставился на Рихтера.
— Их похоронят в лесу, когда мы прибудем на место, — сообщил ему тот и выплюнул сигарету на пол. — Между прочим, я не курю.
Не опуская пистолета, немец наклонился вперед и достал оружие из наплечной кобуры сначала у Ива, а затем у Анри. Один из пистолетов он положил на сиденье справа от себя и принялся разглядывать второй.
— "Fl-Таргет" — сообщил Рихтер. — Армейская штука. Эти двое из бывших военных?
Жан-Мишель коротко кивнул.
— Теперь понятно, почему у них такая никудышная реакция, — сказал Рихтер. Французские вояки никогда не умели обучать своих солдат сражаться. В отличие от немцев.
Отложив пистолет, Рихтер похлопал Жан-Мишеля по груди и карманам и, убедившись, что тот безоружен, откинулся назад на спинку сиденья. Он закинул ногу на ногу и снова сложил руки на колене.
— Мелочи, — произнес немец. — Если подмечать их, слышать, ощущать, то в худшем случае ты выживешь, а в лучшем — добьешься успеха. А еще доверие, — мрачно добавил он. — Никогда не стоит доверять. Я допустил ошибку, что повел себя с вами по-честному, и вот в результате поплатился за это.
— Вы же меня пытали! — едва не взвизгнул Жан-Мишель. У француза шалили нервы из-за присутствия мертвых телохранителей, но еще больше его выбило из колеи то, с какой непринужденностью Рихтер с ними разделался. Жан-Мишель переборол непроизвольное желание выпрыгнуть из машины. Как представитель месье Доминика он должен постараться сохранить лицо и чувство собственного достоинства.
— Вы что, действительно думаете, что Доминик устроил пожар из-за вас? — спросил Рихтер. Он впервые за все время поездки улыбнулся и выглядел почти покровительственно. — Будьте мудрее. Доминик устроил нападение, чтобы поставить на место меня. И он меня поставил. Он мне напомнил, что я нахожусь на вершине лестницы, а не на ее середине.
— На вершине? — удивился Жан-Мишель. Наглость этого человека была поразительной. Возмущение помогло французу забыть о страхе и собственной незащищенности. Он развел руки в стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121