Единственной причиной, почему он, Бернар Байон, не уволился, было то, что он мог поддерживать огонек жизни в идее законности на службе народу, больше того — людям, независимо от их национального происхождения или вероисповедания. Сын бельгийской еврейки, лишенной наследства за то, что она вышла замуж за его отца, бедного француза-католика, Байон понимал, чем могут оборачиваться нетерпимость и расизм.
Стоит ему опустить руки, и тогда изуверы победят.
Однако, наблюдая за тем, что творилось вокруг завода, Байон вовсе не был уверен, что они уже не победили.
Стоит ему опустить руки, и тогда изуверы победят.
Однако, наблюдая за тем, что творилось вокруг завода, Байон вовсе не был уверен, что они уже не победили. Байон провел пятерней по щеке и ощутил наждак небритой щетины. Единственный признак мужественности, который, похоже, остался ему в этой жизни. Как можно чувствовать себя мужчиной, сидя без дела в этой старой душной комнате? Снова и снова повторять с подчиненными, какими будут их действия в случае, если им все-таки удастся когда-нибудь оказаться в здании. Перечислять кодовые команды. «Синий» — атаковать, «красный» — оставаться там, где находишься, «желтый» — отходим, «белый» — гражданские лица в опасности. На случай, если невозможен будет голосовой контакт, предусматривались тихие сигналы по радио. Один гудок — атака, два — оставаться на местах, три — отходить. Нештатные ситуации и прочее... Байон начинал уже сомневаться, а не пронюхал ли Доминик об операции и не может ли так случиться, что он намеренно ничего не предпринимает, чтобы поставить полковника в сложное положение и вбить кол в самое сердце расследования.
Или ты просто становишься параноиком? — спросил Байон самого себя.
Он был наслышан о том, что при продолжительной занятости одним и тем же делом паранойя становится неизбежной. Однажды Байон вел слежку за давнишним сотрудником Доминика по имени Жан-Мишель Хорн. Тот направлялся на какую-то встречу, насвистывая на ходу. Первой же мыслью Байона было, что его специально хотят позлить.
Он сильнее потер лицо.
Похоже, что становишься, решил полковник и с отвращением к себе вскочил со стула. Он с трудом удержался, чтобы не пнуть его в причудливой формы окно, которое вставили задолго до рождения и его самого и всех присутствующих, что судорожно подскочили от неожиданности следом за ним.
— Скажи мне, сержант! — потребовал Байон. — Скажи, почему бы нам просто не взять это сооружение штурмом?! Пристрелить Доминика и покончить с этим делом!
— Честно говоря, не знаю, — ответил сержант Маре, сидевший ближе остальных. — По мне, так лучше погибнуть на задании, чем сдохнуть от скуки.
— Как я хочу до него добраться! — с чувством произнес полковник, не обращая внимания на подчиненных. Его пальцы сжались в кулак, и он погрозил им в сторону мониторов. И в этот жест он вложил всю свою ненависть. — Это порочный, свихнувшийся маньяк, который хочет, чтобы погряз в пороках и свихнулся весь мир.
— В отличие от нас, — заметил сержант. Байон испепелил его взглядом.
— Да, в отличие от нас! Что ты имеешь в виду?
— У нас у всех навязчивая идея сохранить мир свободным, чтобы тот мог и дальше выращивать психов вроде Доминика. Как этот клубок ни крути, похоже, его не распутать.
— Только в том случае, если ты потерял надежду, — возразил ему Байон. Подтянув стул к себе, он грохнул им об пол и грузно уселся на него снова. — Порой я упускаю это из виду, но это действительно так. Моя мать надеялась всю жизнь, что семья простит ее за то, что она вышла замуж за моего отца. Эта надежда была в каждой поздравительной открытке, которую она им отправляла.
— И что, они так и не простили? — спросил сержант Маре.
— Нет. Но надежда не позволяла ей впасть в уныние. Надежда и любовь ко мне, к моему отцу заполнили пустоту. — Байон повернулся к экранам. — Надежда и ненависть к Доминику не дают мне впасть в депрессию. И я его достану!
Зазвонил телефон, и кто-то из молодых сотрудников снял трубку. На ней был укреплен шифратор, изменявший частоту звуков. На другом конце линии такое же устройство преобразовывало сигналы снова в нормальную речь.
— Господин полковник, еще один звонок, переадресованный из Америки.
— Я же сказал им: ни с кем не соединять, — простонал Байон. — Это либо предатель, пытающийся свести наши усилия на нет у самой финишной черты, либо саботажник, который старается нас затормозить. Кем бы он ни был, передайте, пусть катится к чертям!
— Слушаюсь, месье.
— Теперь они вдруг захотели мне помочь. Теперь! — продолжал кипятиться полковник. — Где ж они были все эти семнадцать лет?
— А вдруг это все-таки не то, что вы думаете, — осторожно заметил сержант Маре.
— И много ли шансов, что это так? — поинтересовался Байон. — Служащие Доминика разбросаны по всему миру. Для нас будет лучше сидеть в изоляции и не подцепить заразу.
— И довариваться в собственном соку, — добавил сержант Маре.
Полковник посмотрел на экран с четким цветным изображением. Листва неспешно раскачивалась на нем у стены древней крепости, которую теперь превратили в предприятие. Сержант был по-своему прав. Эти последние четверо суток оказались совершенно безрезультатными.
— Подождите! — рявкнул Байон.
Офицер, ответивший на звонок, повторил приказ в трубку. С бесстрастным выражением лица он следил за командиром.
Байон снова потер щетину. Все равно он ответа не узнает до тех пор, пока не откликнется на звонок. И что тут было важнее, спрашивал он себя, гордыня или поимка Доминика?
— Я возьму трубку, — наконец решил полковник. С протянутой вперед рукой он решительно направился к телефонному аппарату, сопровождаемый удовлетворенным взглядом сержанта. — И нечего так радоваться, — посоветовал Байон, проходя мимо него. — Это решение принято мною лично. И твои реплики не имеют к нему никакого отношения.
— Никак нет, месье, — ответил Маре, безуспешно стараясь согнать довольное выражение с лица. Полковник взял трубку.
— Это Байон. В чем дело?
— Господин полковник, — обратился диспетчер, — вам звонит генерал Майкл Роджерс из Национального центра по разрешению кризи...
— Полковник Байон, — ворвался голос Роджерса, — простите, что перебил вас, но мне крайне необходимо с вами поговорить.
— C'est evidemment.
— Вы говорите по-английски? — спросил Роджерс. — Если нет, дайте мне минутку, чтобы позвать переводчика...
— Я говорю по-английски, — неохотно ответил Байон. — Что у вас, генерал Роджерс?
— Насколько я понимаю, мы пытаемся покончить с общим врагом.
— Пытаемся, да.
— Мы уверены, — продолжил Роджерс, — что он планирует распространение компьютерных программ, которые помогут вызвать сильные волнения в крупных городах по всему земному шару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Стоит ему опустить руки, и тогда изуверы победят.
Однако, наблюдая за тем, что творилось вокруг завода, Байон вовсе не был уверен, что они уже не победили.
Стоит ему опустить руки, и тогда изуверы победят.
Однако, наблюдая за тем, что творилось вокруг завода, Байон вовсе не был уверен, что они уже не победили. Байон провел пятерней по щеке и ощутил наждак небритой щетины. Единственный признак мужественности, который, похоже, остался ему в этой жизни. Как можно чувствовать себя мужчиной, сидя без дела в этой старой душной комнате? Снова и снова повторять с подчиненными, какими будут их действия в случае, если им все-таки удастся когда-нибудь оказаться в здании. Перечислять кодовые команды. «Синий» — атаковать, «красный» — оставаться там, где находишься, «желтый» — отходим, «белый» — гражданские лица в опасности. На случай, если невозможен будет голосовой контакт, предусматривались тихие сигналы по радио. Один гудок — атака, два — оставаться на местах, три — отходить. Нештатные ситуации и прочее... Байон начинал уже сомневаться, а не пронюхал ли Доминик об операции и не может ли так случиться, что он намеренно ничего не предпринимает, чтобы поставить полковника в сложное положение и вбить кол в самое сердце расследования.
Или ты просто становишься параноиком? — спросил Байон самого себя.
Он был наслышан о том, что при продолжительной занятости одним и тем же делом паранойя становится неизбежной. Однажды Байон вел слежку за давнишним сотрудником Доминика по имени Жан-Мишель Хорн. Тот направлялся на какую-то встречу, насвистывая на ходу. Первой же мыслью Байона было, что его специально хотят позлить.
Он сильнее потер лицо.
Похоже, что становишься, решил полковник и с отвращением к себе вскочил со стула. Он с трудом удержался, чтобы не пнуть его в причудливой формы окно, которое вставили задолго до рождения и его самого и всех присутствующих, что судорожно подскочили от неожиданности следом за ним.
— Скажи мне, сержант! — потребовал Байон. — Скажи, почему бы нам просто не взять это сооружение штурмом?! Пристрелить Доминика и покончить с этим делом!
— Честно говоря, не знаю, — ответил сержант Маре, сидевший ближе остальных. — По мне, так лучше погибнуть на задании, чем сдохнуть от скуки.
— Как я хочу до него добраться! — с чувством произнес полковник, не обращая внимания на подчиненных. Его пальцы сжались в кулак, и он погрозил им в сторону мониторов. И в этот жест он вложил всю свою ненависть. — Это порочный, свихнувшийся маньяк, который хочет, чтобы погряз в пороках и свихнулся весь мир.
— В отличие от нас, — заметил сержант. Байон испепелил его взглядом.
— Да, в отличие от нас! Что ты имеешь в виду?
— У нас у всех навязчивая идея сохранить мир свободным, чтобы тот мог и дальше выращивать психов вроде Доминика. Как этот клубок ни крути, похоже, его не распутать.
— Только в том случае, если ты потерял надежду, — возразил ему Байон. Подтянув стул к себе, он грохнул им об пол и грузно уселся на него снова. — Порой я упускаю это из виду, но это действительно так. Моя мать надеялась всю жизнь, что семья простит ее за то, что она вышла замуж за моего отца. Эта надежда была в каждой поздравительной открытке, которую она им отправляла.
— И что, они так и не простили? — спросил сержант Маре.
— Нет. Но надежда не позволяла ей впасть в уныние. Надежда и любовь ко мне, к моему отцу заполнили пустоту. — Байон повернулся к экранам. — Надежда и ненависть к Доминику не дают мне впасть в депрессию. И я его достану!
Зазвонил телефон, и кто-то из молодых сотрудников снял трубку. На ней был укреплен шифратор, изменявший частоту звуков. На другом конце линии такое же устройство преобразовывало сигналы снова в нормальную речь.
— Господин полковник, еще один звонок, переадресованный из Америки.
— Я же сказал им: ни с кем не соединять, — простонал Байон. — Это либо предатель, пытающийся свести наши усилия на нет у самой финишной черты, либо саботажник, который старается нас затормозить. Кем бы он ни был, передайте, пусть катится к чертям!
— Слушаюсь, месье.
— Теперь они вдруг захотели мне помочь. Теперь! — продолжал кипятиться полковник. — Где ж они были все эти семнадцать лет?
— А вдруг это все-таки не то, что вы думаете, — осторожно заметил сержант Маре.
— И много ли шансов, что это так? — поинтересовался Байон. — Служащие Доминика разбросаны по всему миру. Для нас будет лучше сидеть в изоляции и не подцепить заразу.
— И довариваться в собственном соку, — добавил сержант Маре.
Полковник посмотрел на экран с четким цветным изображением. Листва неспешно раскачивалась на нем у стены древней крепости, которую теперь превратили в предприятие. Сержант был по-своему прав. Эти последние четверо суток оказались совершенно безрезультатными.
— Подождите! — рявкнул Байон.
Офицер, ответивший на звонок, повторил приказ в трубку. С бесстрастным выражением лица он следил за командиром.
Байон снова потер щетину. Все равно он ответа не узнает до тех пор, пока не откликнется на звонок. И что тут было важнее, спрашивал он себя, гордыня или поимка Доминика?
— Я возьму трубку, — наконец решил полковник. С протянутой вперед рукой он решительно направился к телефонному аппарату, сопровождаемый удовлетворенным взглядом сержанта. — И нечего так радоваться, — посоветовал Байон, проходя мимо него. — Это решение принято мною лично. И твои реплики не имеют к нему никакого отношения.
— Никак нет, месье, — ответил Маре, безуспешно стараясь согнать довольное выражение с лица. Полковник взял трубку.
— Это Байон. В чем дело?
— Господин полковник, — обратился диспетчер, — вам звонит генерал Майкл Роджерс из Национального центра по разрешению кризи...
— Полковник Байон, — ворвался голос Роджерса, — простите, что перебил вас, но мне крайне необходимо с вами поговорить.
— C'est evidemment.
— Вы говорите по-английски? — спросил Роджерс. — Если нет, дайте мне минутку, чтобы позвать переводчика...
— Я говорю по-английски, — неохотно ответил Байон. — Что у вас, генерал Роджерс?
— Насколько я понимаю, мы пытаемся покончить с общим врагом.
— Пытаемся, да.
— Мы уверены, — продолжил Роджерс, — что он планирует распространение компьютерных программ, которые помогут вызвать сильные волнения в крупных городах по всему земному шару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121