В поместье уже подняли тревогу, и до взвода СС лихорадочно грузилось по машинам.
Вскинул автомат и дал короткую очередь — сигнал всем группам отходить в лес.
Ветки хлестали по плечам и лицу Уже не было сил уворачиваться. Люди дышали загнанно, с надсадным сипом.
— Бежать, звери, бежать! — через шаг выдыхал Максимов. — Кто встанет, убью.
Настало время стать жестоким, холодной яростью, как плетью, подстегивать бегущих на последнем дыхании людей. По себе знал: сейчас единственным желанием всех было упасть, уткнуться горячим лицом в мокрую траву, шершавым языком слизать холодные капли и больше не вставать. Но это верная смерть. Еще более мучительная, чем изнуряющий бег. Поэтому — бежать, прикусить губы до крови и бежать.
Прошел час, после того как за спиной, у развилки дорог, ухнул взрыв — тревожная группа немцев нарвалась на мину Краба. А немного спустя прогремел другой взрыв, слабее и глуше. Это кто-то полез в «хорьх» и потревожил гранату, оставленную Максимовым.
Он был уверен, что о налете доложили по команде и кто-то в штабе уже обводит карандашом Таплауский лес, в который ушла группа. Очень скоро на дорогах появятся машины, заслоны перекроют пути вероятного движения группы, а наутро лес наполнится лаем собак — отряды егерей станут прочесывать квадрат за квадратом. Единственный шанс вырваться из кольца — бежать, перекрывая все нормативы, выжимая из тела все и еще в два раза больше, чтобы оказаться за чертой, проведенной штабным офицером на карте. Чтобы уйти от верной смерти, нужно совершить нечеловеческое усилие на грани самой смерти, И Максимов гнал своих людей, хотя у самого сердце уже было готово взорваться в груди.
Сквозь набатный гул сердца, ухающий в ушах, он различил мерный нарастающий рокот. Звук шел с неба, со стороны Балтики.
— Стой! — выдохнул Максимов. — Две минуты на отдых.
Все как подкошенные тут же рухнули. Кто просто лицом вниз, а наиболее опытные задрали ноги вверх, упершись в стволы деревьев, чтобы кровь отхлынула от налитых свинцом ног.
Гул стал ниже и тягучим, от него вибрировал влажный воздух. С сосен вниз сорвались крупные капли, дробно разбиваясь о спины людей.
— Сейчас чего-то будет, — подал голос Краб.
— Как фриц? — спросил Максимов.
— Дышит еще, — ответили из темноты. Немца передавали с рук на руки, и кому сейчас выпала мука тащить на себе языка, Максимов не знал.
«Командир думает больше всех, отдыхает меньше всех и за все отвечает» — такое правило установил для себя Максимов.
— Палатку, живо!-прохрипел он, падая на колени. Его накрыли плащ-палаткой, прижали концы к земле, чтобы наружу не вырвался даже слабый лучик света. Лишь после этого Максимов включил фонарик, стал перебирать содержимое портфеля Рейнхарда Винера. По-немецки читал свободно, а преподаватели в разведшколе поставили настоящее баварское произношение. При случае он вполне мог сыграть роль немецкого офицера. На день-другой, естественно, не больше, легенды для глубокого внедрения на этот рейд центр для него не заготовил.
Бумаги Винера представляли огромный интерес, ясно было с первого взгляда. Бланки личного штаба рейхсфюрера СС, какой-то организации «Аненербе» (это название Максимов встретил впервые), списки музейных ценностей, все — из России. И толстая тетрадь с золотым обрезом. Личные заметки Рейнхарда Винера. Их Максимов решил изучить подробнее позже, когда выпадет минута затишья.
Выключил фонарик, высунул руку из-под палатки. Бойцы были опытные, с такими слов не надо. Кто-то сразу же вложил в руку Максимову личные документы и планшетку языка.
Если верить удостоверению, пленный оберштурмфюрер Руст служил в элитном подразделении СС, прозванном «Гномами». Сразу же возник вопрос: чем занимались «подземные альпинисты» в болотистой Пруссии, где никаких пещер не было и в помине? Максимов решил, что этот вопрос он задаст в первую очередь, тем более что командировочное удостоверение Русту подписал некий доктор Бранд из той же загадочной организации «Аненербе» .
Содержимое планшетки оказалось проще, но для военной разведки в данный момент ценнее. Карта района, блокнот из дешевой бумаги с беглыми пометками. Несколько писем из Германии и одно не отправленное домой. Максимов наметанным глазом считал значки на карте, поздравил себя, что интуитивно выбрал верное направление отхода, приняли бы чуть левее — и на всех парах влетели бы на позиции зенитной батареи.
Максимов выключил фонарик, откинул палатку. Перевернулся на спину, блаженно вытянулся на земле.
— С почином, славяне!
Вокруг раздалось довольное урчание. На другие проявления эмоций сил не осталось.
А гул в небе стал еще громче, надсаднее. Казалось, в вышине роились огромные злые шершни.
Слева ожила зенитная батарея. Зацокала мерная дробь, ив небо ушли горящие цепочки трассеров. Пристрелочные выстрелы. И следом за дробными очередями в сером сумраке неба стали расцветать ярко-красные астры. По небу зашарили лучи прожекторов, ловя в перекрестье черные кресты самолетов, идущих на большой высоте.
— Что-то будет, — прошептал Краб, подползший вплотную к Максимову.
— Чую сердцем, фрицам сейчас станет не до нас.
— Языка сейчас потрошить начнем или как? — спросил Краб.
В этот миг ночь наполнилась жутким воем. Сотни, нет — тысячи бомб обрушились вниз. Вспышка от первых разрывов оказалась такой яркой, что в небе стали видны сотни черных крестиков. Грохнуло так, что дрогнула земля.
Максимова окатило потоком воды, сорвавшимся с веток. Он вскочил на ноги. В лицо ударил жаркий ветер, пахнувший гарью и порохом.
За лесом, на северо-восток от них, до самого неба взлетали языки пламени. А удары все сыпались с неба, отдаваясь внутри земли тяжкими толчками. Казалось, исполинский и беспощадный молотобоец задался целью расколоть землю, как орех, выпустив наружу бушующий под холодной скорлупой огонь.
— Ё-моё! Что это? — выдохнул Краб, встав за спиной Максимова.
— Не знаю,-ответил тот.
Максимов завороженно смотрел на гигантские языки пламени, лижущие небо. Все в мире умерло, остался только адский рев, гул растревоженной земли и низкий грохот разрывов...
Это был налет английской авиации. Двести самолетов отбомбились той ночью на город. А на следующую — с 29 на 30 августа — шестьсот восемьдесят бомбардировщиков превратят Кенигсберг в руины. Но тогда, в лесу, Максимов просто не мог этого знать, как не знал, что ждет его группу
Капитан советской военной разведки Владимир Максимов (Испанец, последний отпрыск рода испанских рыцарей из ордена Калатравы — Масимо Хосе Баррес) — выбрал путь, на котором многое предопределено, но до поры сокрыто.
Он не знал, что его группа, чудом уцелев в непрекращающемся гоне, сольется с частями 2-го Белорусского фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Вскинул автомат и дал короткую очередь — сигнал всем группам отходить в лес.
Ветки хлестали по плечам и лицу Уже не было сил уворачиваться. Люди дышали загнанно, с надсадным сипом.
— Бежать, звери, бежать! — через шаг выдыхал Максимов. — Кто встанет, убью.
Настало время стать жестоким, холодной яростью, как плетью, подстегивать бегущих на последнем дыхании людей. По себе знал: сейчас единственным желанием всех было упасть, уткнуться горячим лицом в мокрую траву, шершавым языком слизать холодные капли и больше не вставать. Но это верная смерть. Еще более мучительная, чем изнуряющий бег. Поэтому — бежать, прикусить губы до крови и бежать.
Прошел час, после того как за спиной, у развилки дорог, ухнул взрыв — тревожная группа немцев нарвалась на мину Краба. А немного спустя прогремел другой взрыв, слабее и глуше. Это кто-то полез в «хорьх» и потревожил гранату, оставленную Максимовым.
Он был уверен, что о налете доложили по команде и кто-то в штабе уже обводит карандашом Таплауский лес, в который ушла группа. Очень скоро на дорогах появятся машины, заслоны перекроют пути вероятного движения группы, а наутро лес наполнится лаем собак — отряды егерей станут прочесывать квадрат за квадратом. Единственный шанс вырваться из кольца — бежать, перекрывая все нормативы, выжимая из тела все и еще в два раза больше, чтобы оказаться за чертой, проведенной штабным офицером на карте. Чтобы уйти от верной смерти, нужно совершить нечеловеческое усилие на грани самой смерти, И Максимов гнал своих людей, хотя у самого сердце уже было готово взорваться в груди.
Сквозь набатный гул сердца, ухающий в ушах, он различил мерный нарастающий рокот. Звук шел с неба, со стороны Балтики.
— Стой! — выдохнул Максимов. — Две минуты на отдых.
Все как подкошенные тут же рухнули. Кто просто лицом вниз, а наиболее опытные задрали ноги вверх, упершись в стволы деревьев, чтобы кровь отхлынула от налитых свинцом ног.
Гул стал ниже и тягучим, от него вибрировал влажный воздух. С сосен вниз сорвались крупные капли, дробно разбиваясь о спины людей.
— Сейчас чего-то будет, — подал голос Краб.
— Как фриц? — спросил Максимов.
— Дышит еще, — ответили из темноты. Немца передавали с рук на руки, и кому сейчас выпала мука тащить на себе языка, Максимов не знал.
«Командир думает больше всех, отдыхает меньше всех и за все отвечает» — такое правило установил для себя Максимов.
— Палатку, живо!-прохрипел он, падая на колени. Его накрыли плащ-палаткой, прижали концы к земле, чтобы наружу не вырвался даже слабый лучик света. Лишь после этого Максимов включил фонарик, стал перебирать содержимое портфеля Рейнхарда Винера. По-немецки читал свободно, а преподаватели в разведшколе поставили настоящее баварское произношение. При случае он вполне мог сыграть роль немецкого офицера. На день-другой, естественно, не больше, легенды для глубокого внедрения на этот рейд центр для него не заготовил.
Бумаги Винера представляли огромный интерес, ясно было с первого взгляда. Бланки личного штаба рейхсфюрера СС, какой-то организации «Аненербе» (это название Максимов встретил впервые), списки музейных ценностей, все — из России. И толстая тетрадь с золотым обрезом. Личные заметки Рейнхарда Винера. Их Максимов решил изучить подробнее позже, когда выпадет минута затишья.
Выключил фонарик, высунул руку из-под палатки. Бойцы были опытные, с такими слов не надо. Кто-то сразу же вложил в руку Максимову личные документы и планшетку языка.
Если верить удостоверению, пленный оберштурмфюрер Руст служил в элитном подразделении СС, прозванном «Гномами». Сразу же возник вопрос: чем занимались «подземные альпинисты» в болотистой Пруссии, где никаких пещер не было и в помине? Максимов решил, что этот вопрос он задаст в первую очередь, тем более что командировочное удостоверение Русту подписал некий доктор Бранд из той же загадочной организации «Аненербе» .
Содержимое планшетки оказалось проще, но для военной разведки в данный момент ценнее. Карта района, блокнот из дешевой бумаги с беглыми пометками. Несколько писем из Германии и одно не отправленное домой. Максимов наметанным глазом считал значки на карте, поздравил себя, что интуитивно выбрал верное направление отхода, приняли бы чуть левее — и на всех парах влетели бы на позиции зенитной батареи.
Максимов выключил фонарик, откинул палатку. Перевернулся на спину, блаженно вытянулся на земле.
— С почином, славяне!
Вокруг раздалось довольное урчание. На другие проявления эмоций сил не осталось.
А гул в небе стал еще громче, надсаднее. Казалось, в вышине роились огромные злые шершни.
Слева ожила зенитная батарея. Зацокала мерная дробь, ив небо ушли горящие цепочки трассеров. Пристрелочные выстрелы. И следом за дробными очередями в сером сумраке неба стали расцветать ярко-красные астры. По небу зашарили лучи прожекторов, ловя в перекрестье черные кресты самолетов, идущих на большой высоте.
— Что-то будет, — прошептал Краб, подползший вплотную к Максимову.
— Чую сердцем, фрицам сейчас станет не до нас.
— Языка сейчас потрошить начнем или как? — спросил Краб.
В этот миг ночь наполнилась жутким воем. Сотни, нет — тысячи бомб обрушились вниз. Вспышка от первых разрывов оказалась такой яркой, что в небе стали видны сотни черных крестиков. Грохнуло так, что дрогнула земля.
Максимова окатило потоком воды, сорвавшимся с веток. Он вскочил на ноги. В лицо ударил жаркий ветер, пахнувший гарью и порохом.
За лесом, на северо-восток от них, до самого неба взлетали языки пламени. А удары все сыпались с неба, отдаваясь внутри земли тяжкими толчками. Казалось, исполинский и беспощадный молотобоец задался целью расколоть землю, как орех, выпустив наружу бушующий под холодной скорлупой огонь.
— Ё-моё! Что это? — выдохнул Краб, встав за спиной Максимова.
— Не знаю,-ответил тот.
Максимов завороженно смотрел на гигантские языки пламени, лижущие небо. Все в мире умерло, остался только адский рев, гул растревоженной земли и низкий грохот разрывов...
Это был налет английской авиации. Двести самолетов отбомбились той ночью на город. А на следующую — с 29 на 30 августа — шестьсот восемьдесят бомбардировщиков превратят Кенигсберг в руины. Но тогда, в лесу, Максимов просто не мог этого знать, как не знал, что ждет его группу
Капитан советской военной разведки Владимир Максимов (Испанец, последний отпрыск рода испанских рыцарей из ордена Калатравы — Масимо Хосе Баррес) — выбрал путь, на котором многое предопределено, но до поры сокрыто.
Он не знал, что его группа, чудом уцелев в непрекращающемся гоне, сольется с частями 2-го Белорусского фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136