Обед себе дядя Миша готовил сам и в любую погоду накрывал на веранде. Есть в барских хоромах, как он называл сауну с примыкающими к ней комнатами, не любил, скорее брезговал. Поэтому осень и зима, когда особо на морозе не посидишь, были у него в немилости.
Еще он клял себя за то, что вынужден подъедать то, что оставалось после пьянок Дубанова с друзьями. Как можно жить на пенсию ниже прожиточного минимума, наверное, знает только Гайдар. Дядя Миша даже не пытался, знал: все равно не получится. Многим старикам приходилось копаться в мусорных баках, чтобы не умереть с голоду. Ду-банов оставлял после себя горы импортной снеди и батареи недопитых бутылок. Учета не вел, каждый раз привозилось новое. Казалось, живи и радуйся сытной и нехлопотной работенке. Но сердце гвардии старшины порой заходилось от злобы. Очевидно, сказывалась казачья кровь Нелюдовых, ни перед кем за кусок хлеба папахи не ломавших. Гордость или обида, поди разберись, за то, что приходится вот так доживать век, иногда глушили так, что дядя Миша недобрым глазом оценивал пожарные свойства финского домика. Если бы не маленькое хозяйство, что на свой страх и риск он завел здесь, давно пустил бы красного петуха под четыре угла.
В последнюю зиму случилось с ним странное. Маетерил что-то в сарайчике, и как-то сам собой подвернулся под руку огрызок карандаша. И блокнотик засаленный рядом оказался. Черкнул дядя Миша первое, что пришло в голову. И на сердце вдруг полегчало. Будто он эту царапину с сердца на бумагу перенес. Получилось: «Жить на Руси всегда было тяжко, а сейчас — совестно». С тех пор он таскал блокнотик с собой и черкал короткие строчки. Сегодня само собой написалось: «Не умрешь, пока долг не вернешь». К чему это? Дядя Миша не знал.
— Что-то будет. — Дядя Миша поджал губы. Зрение, несмотря на возраст и контузии, осталось острым. Он издалека заметил белую «Ниву», покачивавшуюся на песчаных наносах, выползших на дорогу. Если утром машина прикатила со стороны яхт-клуба, то сейчас срезала к домику на берегу коротким путем, через песчаный пляж. И еще — следом за «Нивой», намного отстав, ползла черная иномарка.
Ничего хорошего визит незваных гостей не сулил. Домик стоял на отшибе, кричи сколько влезет — никто не услышит. Тем более за таким ветром.
— Летят мухи на дерьмо, — проворчал дядя Миша. Накрыл свой приготовленный к обеду стол чистым полотенцем, придавил углы, чтобы не задрало ветром. Финский ножик, которым резал хлеб, спрятал в рукав бушлата.
Сел на ступеньки и стал ждать.
Елисеев первым выпрыгнул из «Нивы». Уверенным шагом подошел к крыльцу, на котором сидел старик в заношенном бушлате.
— Привет, батя! — Елисеев поставил ногу на нижнюю ступеньку
— Уже виделись, — холодно обронил старик. — Хозяев нету. Как ты утром того усатого шуганул, так больше никто не появлялся. Дубанов за ним машину прислал. А сам, видать, в банке. Так что, мужики, извиняйте, вам туда. — Старик скрюченной кистью показал на город.
— С Дубановым я вопрос сам решу. — Ветер облепил куртку на животе Елисеева. Отчетливо проступила кобура. — А ты пока пойди баньку прогрей.
— С утра жар стоит. Что дрова зазря переводить!
— Ну и славно.
Он махнул рукой. Дверцы машины распахнулись, и двое парней выволокли упирающуюся девушку. Ветер сразу же защелкал ее юбкой, открывая ноги до бедра. Она пыталась лягнуть державших ее парней, но ничего не получалось. На голову ей натянули черный мешок, и видеть ничего она не могла.
— Видишь, у нас даже баба с собой,— осклабился Елисеев. — Иди, батя, погуляй.
— Беспредельничать тут не позволю! — Старик поднялся на ноги.
Елисеев сунул ему под нос красную книжечку.
— Читай, батя! Фэ-Эс-Бэ, — по слогам произнесен. — И вали отсюда!
Старик зло прищурился. Сплюнул в сторону.
— Твою... И где вас, сук, только нет! — процедил он, спускаясь по ступенькам.
— Но-но! — прикрикнул на него Елисеев. Старик махнул рукой, поплелся к сарайчику, стоявшему в углу двора.
Девчонку один парень поволок к Елисееву, другой остался стоять у «Нивы», поджидая, когда в ворота въедет отставший «фольксваген».
Машина остановилась, мягко качнувшись на рессорах. Двигатель заглох, и стало слышно, как ветер бьется в стекла.
— На выход! — скомандовал старший, кого в дороге молодой парень с пистолетом дважды назвал Сашей.
Максимов лишь на секунду приподнял голову, через лобовое стекло увидел финский домик и стену камыша за ним, дальше темно-серую полосу залива. В пяти метрах от них полубоком стояла «Нива». Один человек рядом с машиной. Второй на ступеньках веранды. Белое платье Карины мелькнуло в проеме двери и пропало.
«Сейчас», — решил Максимов.
И с этой секунды сознание отключилось. Тело подчинялось только инстинктам воина. Безошибочным и беспощадным. Как всегда бывало в минуты опасности, время замедлило свой бег...
Первый похититель уже выбрался из салона, за плечо тянул Максимова наружу, второй, прикованный наручниками к пленнику, напирал сбоку. Максимов позволил себя вытолкнуть из салона. Чтобы не упасть, свободной рукой ухватился за дверь. Первый, держа Максимова на прицеле, попятился назад, увеличивая дистанцию. Ветер швырнул ему влицо песок. Максимов отчетливо видел, как мелко-мелко задрожали веки у противника. В ту же секунду он подсек ногу ослепленного противника, рванулся вперед, перехватив руку с пистолетом. Противник потерял равновесие, качнулся, рука ослабла, и Максимов легко вырвал пистолет из его пальцев.
Первым выстрелом он перебил кисть противника, наручник легко соскользнул с залитого кровью обрубка. Обретя свободу, Максимов легко ушел от удара того, кто бросился отбивать свой пистолет. Ткнул стволом ему в грудь. Выстрел в упор сломал противника пополам и отшвырнул далеко назад. Саша, он стоял спиной к машине, в этот момент потягивался, закинув руки за голову. Он, очевидно, услышал выстрелы, но уже стал разворачиваться, косясь на Максимова. Пистолет выплюнул струю огня, и лицо Саши смазало красное пятно, в воздух разлетелись кровавые брызги. Взмахнув руками, он стал оседать.
Максимов ушел в кувырок, дважды прокатился по земле. Следом за ним с земли поднимались фонтанчики. Это стрелок, спрятавшись за передок «Нивы», стал класть пулю за пулей, отгоняя Максимова от укрытия.
Лежа Максимов хорошо видел ногу стрелка ниже колена, не прикрытую колесом машины. Вскинул руку, поймал на мушку цель. Пистолет дрогнул, пуля ушла в цель. Затвор откатился назад, обнажая черный стержень ствола.
И так и замер...
Максимов понял, что уже не выполнит задуманное: кувырком перекатиться к машине, пользуясь тем, что стрелок, парализованный болью в ноге, вот-вот вывалится из-за «Нивы», успеть вскочить на ноги и остановить пулей того, кто сейчас от веранды бежит наискосок через двор к «фольксвагену».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Еще он клял себя за то, что вынужден подъедать то, что оставалось после пьянок Дубанова с друзьями. Как можно жить на пенсию ниже прожиточного минимума, наверное, знает только Гайдар. Дядя Миша даже не пытался, знал: все равно не получится. Многим старикам приходилось копаться в мусорных баках, чтобы не умереть с голоду. Ду-банов оставлял после себя горы импортной снеди и батареи недопитых бутылок. Учета не вел, каждый раз привозилось новое. Казалось, живи и радуйся сытной и нехлопотной работенке. Но сердце гвардии старшины порой заходилось от злобы. Очевидно, сказывалась казачья кровь Нелюдовых, ни перед кем за кусок хлеба папахи не ломавших. Гордость или обида, поди разберись, за то, что приходится вот так доживать век, иногда глушили так, что дядя Миша недобрым глазом оценивал пожарные свойства финского домика. Если бы не маленькое хозяйство, что на свой страх и риск он завел здесь, давно пустил бы красного петуха под четыре угла.
В последнюю зиму случилось с ним странное. Маетерил что-то в сарайчике, и как-то сам собой подвернулся под руку огрызок карандаша. И блокнотик засаленный рядом оказался. Черкнул дядя Миша первое, что пришло в голову. И на сердце вдруг полегчало. Будто он эту царапину с сердца на бумагу перенес. Получилось: «Жить на Руси всегда было тяжко, а сейчас — совестно». С тех пор он таскал блокнотик с собой и черкал короткие строчки. Сегодня само собой написалось: «Не умрешь, пока долг не вернешь». К чему это? Дядя Миша не знал.
— Что-то будет. — Дядя Миша поджал губы. Зрение, несмотря на возраст и контузии, осталось острым. Он издалека заметил белую «Ниву», покачивавшуюся на песчаных наносах, выползших на дорогу. Если утром машина прикатила со стороны яхт-клуба, то сейчас срезала к домику на берегу коротким путем, через песчаный пляж. И еще — следом за «Нивой», намного отстав, ползла черная иномарка.
Ничего хорошего визит незваных гостей не сулил. Домик стоял на отшибе, кричи сколько влезет — никто не услышит. Тем более за таким ветром.
— Летят мухи на дерьмо, — проворчал дядя Миша. Накрыл свой приготовленный к обеду стол чистым полотенцем, придавил углы, чтобы не задрало ветром. Финский ножик, которым резал хлеб, спрятал в рукав бушлата.
Сел на ступеньки и стал ждать.
Елисеев первым выпрыгнул из «Нивы». Уверенным шагом подошел к крыльцу, на котором сидел старик в заношенном бушлате.
— Привет, батя! — Елисеев поставил ногу на нижнюю ступеньку
— Уже виделись, — холодно обронил старик. — Хозяев нету. Как ты утром того усатого шуганул, так больше никто не появлялся. Дубанов за ним машину прислал. А сам, видать, в банке. Так что, мужики, извиняйте, вам туда. — Старик скрюченной кистью показал на город.
— С Дубановым я вопрос сам решу. — Ветер облепил куртку на животе Елисеева. Отчетливо проступила кобура. — А ты пока пойди баньку прогрей.
— С утра жар стоит. Что дрова зазря переводить!
— Ну и славно.
Он махнул рукой. Дверцы машины распахнулись, и двое парней выволокли упирающуюся девушку. Ветер сразу же защелкал ее юбкой, открывая ноги до бедра. Она пыталась лягнуть державших ее парней, но ничего не получалось. На голову ей натянули черный мешок, и видеть ничего она не могла.
— Видишь, у нас даже баба с собой,— осклабился Елисеев. — Иди, батя, погуляй.
— Беспредельничать тут не позволю! — Старик поднялся на ноги.
Елисеев сунул ему под нос красную книжечку.
— Читай, батя! Фэ-Эс-Бэ, — по слогам произнесен. — И вали отсюда!
Старик зло прищурился. Сплюнул в сторону.
— Твою... И где вас, сук, только нет! — процедил он, спускаясь по ступенькам.
— Но-но! — прикрикнул на него Елисеев. Старик махнул рукой, поплелся к сарайчику, стоявшему в углу двора.
Девчонку один парень поволок к Елисееву, другой остался стоять у «Нивы», поджидая, когда в ворота въедет отставший «фольксваген».
Машина остановилась, мягко качнувшись на рессорах. Двигатель заглох, и стало слышно, как ветер бьется в стекла.
— На выход! — скомандовал старший, кого в дороге молодой парень с пистолетом дважды назвал Сашей.
Максимов лишь на секунду приподнял голову, через лобовое стекло увидел финский домик и стену камыша за ним, дальше темно-серую полосу залива. В пяти метрах от них полубоком стояла «Нива». Один человек рядом с машиной. Второй на ступеньках веранды. Белое платье Карины мелькнуло в проеме двери и пропало.
«Сейчас», — решил Максимов.
И с этой секунды сознание отключилось. Тело подчинялось только инстинктам воина. Безошибочным и беспощадным. Как всегда бывало в минуты опасности, время замедлило свой бег...
Первый похититель уже выбрался из салона, за плечо тянул Максимова наружу, второй, прикованный наручниками к пленнику, напирал сбоку. Максимов позволил себя вытолкнуть из салона. Чтобы не упасть, свободной рукой ухватился за дверь. Первый, держа Максимова на прицеле, попятился назад, увеличивая дистанцию. Ветер швырнул ему влицо песок. Максимов отчетливо видел, как мелко-мелко задрожали веки у противника. В ту же секунду он подсек ногу ослепленного противника, рванулся вперед, перехватив руку с пистолетом. Противник потерял равновесие, качнулся, рука ослабла, и Максимов легко вырвал пистолет из его пальцев.
Первым выстрелом он перебил кисть противника, наручник легко соскользнул с залитого кровью обрубка. Обретя свободу, Максимов легко ушел от удара того, кто бросился отбивать свой пистолет. Ткнул стволом ему в грудь. Выстрел в упор сломал противника пополам и отшвырнул далеко назад. Саша, он стоял спиной к машине, в этот момент потягивался, закинув руки за голову. Он, очевидно, услышал выстрелы, но уже стал разворачиваться, косясь на Максимова. Пистолет выплюнул струю огня, и лицо Саши смазало красное пятно, в воздух разлетелись кровавые брызги. Взмахнув руками, он стал оседать.
Максимов ушел в кувырок, дважды прокатился по земле. Следом за ним с земли поднимались фонтанчики. Это стрелок, спрятавшись за передок «Нивы», стал класть пулю за пулей, отгоняя Максимова от укрытия.
Лежа Максимов хорошо видел ногу стрелка ниже колена, не прикрытую колесом машины. Вскинул руку, поймал на мушку цель. Пистолет дрогнул, пуля ушла в цель. Затвор откатился назад, обнажая черный стержень ствола.
И так и замер...
Максимов понял, что уже не выполнит задуманное: кувырком перекатиться к машине, пользуясь тем, что стрелок, парализованный болью в ноге, вот-вот вывалится из-за «Нивы», успеть вскочить на ноги и остановить пулей того, кто сейчас от веранды бежит наискосок через двор к «фольксвагену».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136