В аквалангах оказалась примесь угарного газа. Мало, но хватило, чтобы умереть. Пауль Энке, офицер «Штази», по заданию Хонеккера искавший Янтарную комнату, работая в архиве, случайно выпил кофе с цианидом. Георг Штайн, немецкий энтузиаст-любитель, не к столу будет сказано, найден со вспоротым животом. Говорят, самоубийство. Наш писатель Юлиан Семенов. Дружил со Штайном, сам много сделал для поиска Янтарной комнаты. Умер от инсульта. И это только известные люди, чья смерть не может пройти незамеченной. Сколько убрали маленьких людей, дерзнувших сунуть нос в большие тайны, один Бог знает.— Он мягко улыбнулся. — Твои друзья — самоубийцы?
Вилка в руке у Эли Карагановой тонко дзинькнула по тарелке. Она поджала губы. Они превратились в тонкую алую ниточку, будто кто-то чиркнул ножом.
«Ая-яй, как нехорошо получилось. Послали мадам на задание, а об опасности не предупредили». Чтобы спрятать усмешку, Максимову пришлось отпить глоток сока.
Он попробовал посмотреть на нее глазами опера-вербовщика, с которым, он уже не сомневался, Эле в свое время довелось пересечься. Уж больно благодатный материал для вербовки. Невротическая раздвоенность между реальным и желаемым, между самооценкой и мнением окружающих, если не заполнена самоотречением творчества, становится гумусом, на котором растут все цветы зла от нервных болезней до стукачества.
Максимов хорошо представлял, на какой участок поставили Элю — высококлассный эскорт. Врут злые языки, что у КГБ была штатная бригада длинноногих обольстительниц. Черта с два опытный разведчик на такое купится. Но в московский бомонд иначе не войдешь, как под ручку с образованной, эмансипированной, моложаво выглядевшей дамой средних лет. Пусть и не красавицей, пусть и не знаменитостью, лишь бы была своей, знала всех и вся. Информация, конечно, менялась на информацию. Что-то узнавал клиент, что-то дама из эскорта. Что-то уходило в Лэнгли, что-то ложилось в сейфы Лубянки. Мелкие трофеи в виде подарков и прочих знаков внимания, включая интимные радости, считались побочным заработком агента.
Он препарировал сидящую напротив женщину холодно и отстраненно, как лабораторную лягушку. Ему ни чуточки не было жаль ее. Как написал классик отечественного детектива Юлиан Семенов: «Влезла в мужскую игру, не требуй снисхождения». Пока идет операция, есть только свои и чужие и нет людей, есть только мишени.
Потому что ты сам — мишень.
— Самое смешное, Эля, что никакой Янтарной комнаты нет и в помине. Это миф, призрак, химера, — продолжил пытку Максимов. — Последнее достоверное упоминание о Янтарной комнате относится к сорок второму году. Тогда Роде закончил ее сборку в Королевском замке Кенигсберга и открыл для публики. С тех пор ее никто не видел. Все остальное -миф о поисках золотого руна. Интересно, занятно, поучительно. Но к собственно Янтарной комнате отношения уже не имеет.
— Как нет? А что они тогда ищут? — нахмурилась Эля, окончательно сбитая с толку.
— А бог их знает. Кофе? — Максимов отодвинул пустую тарелку. Сделал знак официантке. — Поиски Янтарной комнаты для одних — профессия, для других — хобби, для большинства — самореклама. Для твоих немцев, как я думаю, экстремальный туризм. Скучно им живется, адреналина в крови не хватает, а на львов охотиться теперь не модно. Вот и решили убить всех зайцев разом: и старый добрый Кенигсберг посмотреть, и могилы предков навестить, и прославиться немного. Максимум, что они могут найти, -груду янтарных камушков, помутневших от времени. А, не дай бог, докопаются до фугаса времен войны? Такие случаи уже были.
Официантка поставила чашки с кофе, убрала посуду.
— Спасибо. Счет, пожалуйста. — Максимов с тревогой посмотрел на Элю. — Я тебя не расстроил?
— Нет, что ты! — Она стряхнула с лица мрачную гримасу, как мокрый воробей дождинки. Улыбнулась, показав прекрасные зубы.
«Так я и поверил, — подумал Максимов. — Одно радует, громоотводом твоего плохого настроения буду не я».
Максимов давно заметил в окно, как некий представительный господин, очень похожий на австрийца с газетного снимка, нервно прохаживается по дорожке перед входом в гостиницу. Может, в планы мести Эли и входило мучить господина Бойзека до бесконечности, это ее дело, но тратить время попусту Максимов позволить себе не мог.
Официантка положила рядом с ним папочку со счетом. Максимов бегло пробежал глазами счет, достал бумажник.
— Вечером у вас шумно бывает? — поинтересовался он у официантки.
— Когда как, — бесцветным голосом ответила она.
— Понятно. — Максимов отсчитал купюры, вложил в папочку, протянул официантке.
Эля навострила ушки, ожидая приглашения на ужин. Максимов проводил взглядом официантку, встряхнул кистью, посмотрел на часы.
— К сожалению, мне пора. Если хочешь, подвезу... Да, забыл спросить: твои друзья, что должны были встретить в аэропорту, с ними все в порядке?
— В порядке. - Эля поджала губы. «О, сейчас кому-то достанется! — не без злорадства подумал Максимов. — Не спасет даже дипломатический иммунитет».
Он сделал все, чтобы Эля запаниковала и разозлилась.
Такие, как она, долго в себе раздражение не носят, обязательно поделятся с ближними. Мир и покой в дружной компании немецких кладоискателей теперь находился под угрозой. Первой жертвой предстояло пасть господину Бойзеку.
В холле Эля непринужденно взяла Максимова под руку. Они так и вышли на улицу, дружной парочкой. Эля зачирикала какую-то чушь, делая вид, что никого не ожидает увидеть у гостиницы.
Ее появление в обществе молодого человека и было той местью, что она подготовила провинившемуся австрийцу. Господин Бойзекудар перенес стоически, видно, не в первый раз, но немного побагровел лицом.
— О, Дитрих! — удивленно воскликнула Эля, прищурившись от яркого света. — Давно ждешь?
Максимов подумал, что она жалеет, что на улице не идет дождь, желательно со снегом.
— Познакомься, дорогой. Это Максим. Археолог из Москвы. Просто ходячая энциклопедия. — Она встала между ними и теперь взяла под руку Бойзека.
«Ходячая энциклопедия» протянул освободившуюся руку австрийскому дипломату. В душе чисто по-мужски Максимову было немного жаль Бойзека, от этого рукопожатие получилось искренним и крепким.
— Очень приятно, Дитрих Бойзек. — Он говорил практически без акцента.
В жизни он выглядел так же, как на фото. В меру полный, прилично одетый солидный джентльмен. Взгляд выдавал прирожденного подкаблучника и любителя тихих вечеров в уютной гостиной. Был он весь какой-то стерильный до полной стерилизации. Лет пятнадцать назад он вызвал бы интерес своей европейской ухоженностью. Но постперестроечной России подобные типы уже примелькались, эффект новизны пропал, и головокружительный аромат импортности улетучился, остался лишь стойкий запах дезодоранта и зубного эликсира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Вилка в руке у Эли Карагановой тонко дзинькнула по тарелке. Она поджала губы. Они превратились в тонкую алую ниточку, будто кто-то чиркнул ножом.
«Ая-яй, как нехорошо получилось. Послали мадам на задание, а об опасности не предупредили». Чтобы спрятать усмешку, Максимову пришлось отпить глоток сока.
Он попробовал посмотреть на нее глазами опера-вербовщика, с которым, он уже не сомневался, Эле в свое время довелось пересечься. Уж больно благодатный материал для вербовки. Невротическая раздвоенность между реальным и желаемым, между самооценкой и мнением окружающих, если не заполнена самоотречением творчества, становится гумусом, на котором растут все цветы зла от нервных болезней до стукачества.
Максимов хорошо представлял, на какой участок поставили Элю — высококлассный эскорт. Врут злые языки, что у КГБ была штатная бригада длинноногих обольстительниц. Черта с два опытный разведчик на такое купится. Но в московский бомонд иначе не войдешь, как под ручку с образованной, эмансипированной, моложаво выглядевшей дамой средних лет. Пусть и не красавицей, пусть и не знаменитостью, лишь бы была своей, знала всех и вся. Информация, конечно, менялась на информацию. Что-то узнавал клиент, что-то дама из эскорта. Что-то уходило в Лэнгли, что-то ложилось в сейфы Лубянки. Мелкие трофеи в виде подарков и прочих знаков внимания, включая интимные радости, считались побочным заработком агента.
Он препарировал сидящую напротив женщину холодно и отстраненно, как лабораторную лягушку. Ему ни чуточки не было жаль ее. Как написал классик отечественного детектива Юлиан Семенов: «Влезла в мужскую игру, не требуй снисхождения». Пока идет операция, есть только свои и чужие и нет людей, есть только мишени.
Потому что ты сам — мишень.
— Самое смешное, Эля, что никакой Янтарной комнаты нет и в помине. Это миф, призрак, химера, — продолжил пытку Максимов. — Последнее достоверное упоминание о Янтарной комнате относится к сорок второму году. Тогда Роде закончил ее сборку в Королевском замке Кенигсберга и открыл для публики. С тех пор ее никто не видел. Все остальное -миф о поисках золотого руна. Интересно, занятно, поучительно. Но к собственно Янтарной комнате отношения уже не имеет.
— Как нет? А что они тогда ищут? — нахмурилась Эля, окончательно сбитая с толку.
— А бог их знает. Кофе? — Максимов отодвинул пустую тарелку. Сделал знак официантке. — Поиски Янтарной комнаты для одних — профессия, для других — хобби, для большинства — самореклама. Для твоих немцев, как я думаю, экстремальный туризм. Скучно им живется, адреналина в крови не хватает, а на львов охотиться теперь не модно. Вот и решили убить всех зайцев разом: и старый добрый Кенигсберг посмотреть, и могилы предков навестить, и прославиться немного. Максимум, что они могут найти, -груду янтарных камушков, помутневших от времени. А, не дай бог, докопаются до фугаса времен войны? Такие случаи уже были.
Официантка поставила чашки с кофе, убрала посуду.
— Спасибо. Счет, пожалуйста. — Максимов с тревогой посмотрел на Элю. — Я тебя не расстроил?
— Нет, что ты! — Она стряхнула с лица мрачную гримасу, как мокрый воробей дождинки. Улыбнулась, показав прекрасные зубы.
«Так я и поверил, — подумал Максимов. — Одно радует, громоотводом твоего плохого настроения буду не я».
Максимов давно заметил в окно, как некий представительный господин, очень похожий на австрийца с газетного снимка, нервно прохаживается по дорожке перед входом в гостиницу. Может, в планы мести Эли и входило мучить господина Бойзека до бесконечности, это ее дело, но тратить время попусту Максимов позволить себе не мог.
Официантка положила рядом с ним папочку со счетом. Максимов бегло пробежал глазами счет, достал бумажник.
— Вечером у вас шумно бывает? — поинтересовался он у официантки.
— Когда как, — бесцветным голосом ответила она.
— Понятно. — Максимов отсчитал купюры, вложил в папочку, протянул официантке.
Эля навострила ушки, ожидая приглашения на ужин. Максимов проводил взглядом официантку, встряхнул кистью, посмотрел на часы.
— К сожалению, мне пора. Если хочешь, подвезу... Да, забыл спросить: твои друзья, что должны были встретить в аэропорту, с ними все в порядке?
— В порядке. - Эля поджала губы. «О, сейчас кому-то достанется! — не без злорадства подумал Максимов. — Не спасет даже дипломатический иммунитет».
Он сделал все, чтобы Эля запаниковала и разозлилась.
Такие, как она, долго в себе раздражение не носят, обязательно поделятся с ближними. Мир и покой в дружной компании немецких кладоискателей теперь находился под угрозой. Первой жертвой предстояло пасть господину Бойзеку.
В холле Эля непринужденно взяла Максимова под руку. Они так и вышли на улицу, дружной парочкой. Эля зачирикала какую-то чушь, делая вид, что никого не ожидает увидеть у гостиницы.
Ее появление в обществе молодого человека и было той местью, что она подготовила провинившемуся австрийцу. Господин Бойзекудар перенес стоически, видно, не в первый раз, но немного побагровел лицом.
— О, Дитрих! — удивленно воскликнула Эля, прищурившись от яркого света. — Давно ждешь?
Максимов подумал, что она жалеет, что на улице не идет дождь, желательно со снегом.
— Познакомься, дорогой. Это Максим. Археолог из Москвы. Просто ходячая энциклопедия. — Она встала между ними и теперь взяла под руку Бойзека.
«Ходячая энциклопедия» протянул освободившуюся руку австрийскому дипломату. В душе чисто по-мужски Максимову было немного жаль Бойзека, от этого рукопожатие получилось искренним и крепким.
— Очень приятно, Дитрих Бойзек. — Он говорил практически без акцента.
В жизни он выглядел так же, как на фото. В меру полный, прилично одетый солидный джентльмен. Взгляд выдавал прирожденного подкаблучника и любителя тихих вечеров в уютной гостиной. Был он весь какой-то стерильный до полной стерилизации. Лет пятнадцать назад он вызвал бы интерес своей европейской ухоженностью. Но постперестроечной России подобные типы уже примелькались, эффект новизны пропал, и головокружительный аромат импортности улетучился, остался лишь стойкий запах дезодоранта и зубного эликсира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136