— Черномор грустно вздохнул. — Понимаю, у нас не ФБР. Но побольше порядка не мешало бы. Согласен?
— Кто ж спорит! Только много его у нас никогда не будет, не надейся.
— Что ты, я же просто мечтаю, — вздохнул Черномор.
В коридоре послышались шаги, потом кто-то вежливо постучал в двери.
Черномор сразу же насупился. Местные работники излишней вежливостью не страдали.
— Прошу! — крикнул Яков Михайлович, Эхо от кафельных стен исказило звук так, что показалось, это старый ворон прочищает горло.
— Здрасьте, Яков Михайлович.
На пороге возник плечистый высокий мужчина в легкой светлой куртке и темных парусиновых брюках. На круглом лоснящемся лице играла вежливо-наглая улыбка. Теперь настала очередь Злобина свести брови к переносице. С Елисеевым, работником местного ФСБ, не раз пересекались, что немудрено в провинции, если работаешь в узком мирке правоохранительной системы. Но встречаться в морге еще не доводилось.
— Вы не так поняли, гражданин. Я имел в виду: прошу не мешать! — От раздражения Яков Михайлович начал картавить.
— Доброе утро, Андрей Ильич,-обратился мужчина к Злобину, игнорируя распыхтевшегося Черномора.
— Утро, как мы тут выяснили, добрым не бывает. Елисеев, кажется? — Злобин в отместку сыграл в припоминание, хотя отлично помнил имя и отчество опера ФСБ.
— Федор Геннадиевич, — подсказал Елисеев, сделав несколько шагов навстречу.
— Ну, если это к вам, Андрей... — с обиженным видом пожал плечами Черномор.
— Думаю, все-таки к вам, Яков Михайлович. У меня кабинет в другом месте. — Злобин решил не давать в обиду старого приятеля. — Я прав, Елисеев?
— Если честно, я к вам, Яков Михайлович. — Елисеев быстро сориентировался и согнал с лица улыбку. Сразу стало заметно, что он чем-то очень озабочен и раздражен. — Извините за назойливость, но дело срочное.
— Так имейте терпение и совесть! — с полоборота завелся Черномор. — Вы же видите, я работаю. С семи утра работаю! Все отдыхают, работает только Коган. Они отдыхают так, что в понедельник утром в морге шесть трупов. И два полудохлых алкоголика. Как вам это понравится? Мне, я заявляю, это не нравится. Кто, я вас спрашиваю, в нашем городе борется с преступностью, если все стоят надо мной и чего-то требуют?
Черномор неожиданно сорвался с места, вихрем пронесся через зал к ширме, из-за которой в прохладный воздух поднималось облачко пара. За ширмой он тихо чертыхнулся, зазвенел посудой и, не сдержавшись, продолжил:
— Вы слышали, Андрей, ему надо срочно! Чтоб вы знали, молодой человек, вы перепутали меня с моим тезкой. Яков Михайлович Ройзман работает в фотоателье на проспекте Мира. Вот он делает срочно. Но берет за это по двойному тарифу. Я же не беру ничего. Я просто хочу, чтобы мне дали спокойно работать. Вы слышите меня, именно-спокойно!
— Слышу, — отозвался Елисеев. — Но можно подумать, что это я специально накрошил шесть трупов за ночь, чтобы утром вам испортить настроение.
— Уверен, что не вы. Иначе вас здесь бы не было, — выдал последнюю шпильку Черномор и замолк, позвякивая чашками.
— Чего это он взъелся? — прошептал Елисеев, повернувшись к Злобину
— Устал человек, наверное. — Злобин пожал плечами. — Ты не дави на него, мужик он добросовестный, только с характером.
— Учту, — кивнул Елисеев. — Но и на меня начальство давит.
— Терпи, казак, атаманом станешь. — Установив контакт, Злобин как бы мимоходом задал вопрос: — А по какому делу ты у Черномора кровь пьешь? Не пять ли трупов на улице Ватутина?
— Нет. За этих черножопых пусть РУБОП отдувается. Мне другой трупешник повесили. Непонятка какая-то на Верхнеозерной. Помер мужик от острой сердечной недостаточности, а напоследок пальнул из пистолета. Слава Богу, никого не зацепил.
Злобин мимоходом отметил, что Елисеев ртом воздух не хватает, не морщится и не отводит глаза от трупа на столе. У него даже не пропал румянец на щеках. А в морге Злобин насмотрелся всякого, здоровых мужиков порой наизнанку выворачивало. «Не кабинетный работник, — сделал вывод Злобин. — И к виду смерти приучен. Из-за чего тогда так нервничает?»
— И всего-то? Наш Дятел уже вконец сбрендил, если вашу контору притянул, — задумчиво протянул Злобин. — Не завидую я тебе.
Сочувствие в голосе и упоминание прозвища прокурора Дроздова, за великий ум прозванного всем правоохранительным сообществом Дятлом, сыграли свою роль, как он и рассчитывал, Елисеев сразу же отозвался.
— Ай, сосут дело из пальца, — поморщился Елисеев.
— Каким же боком Дятел прилепил ФСБ? — Злобин от дежурного уже знал, что по факту стрельбы на Верхнеозерной и смерти неизвестного возбудили дело, но о том, что экстренно подключили ФСБ, узнал только сейчас.
— Как прилепил, так и отлепимся. У нас своих дел полно. — Елисеев чиркнул над макушкой ладонью, показав, сколько именно у него дел. — Только фактики перепроверим. Может, и не наш он вовсе.
— Ну и проверял бы, что по моргам шататься.
— Все равно мимо ехал. Решил заскочить. Ваш прокурорский, как его... Стрельцов.
— Есть такой, — кивнул Злобин. — Молодой еще, молоко на губах не обсохло.
— Вот-вот. — Елисеев немного замялся. — Сутки, наверно, парень дежурил. Глаза, как у кролика. Дай, думаю, доброе дело сделаю, заскочу за заключением, если уже готово. Все парню полегче будет.
— Резонно, — согласился Злобин. — У нас и так там аврал.
А сам уставился взглядом в мутное окошко под потолком и стал лихорадочно обрабатывать информацию. Конечно, опера часто выручали следователей прокуратуры, без официального поручения, самостоятельно собирая бумажки. На такое нарушение инструкций смотрели сквозь пальцы, в вечном аврале, когда на следователе висит по десятку дел, не до буквоедства. Но этим занимались опера уголовки и УЭП, а чтобы подобную сердобольность проявляли гонористые ребята из ФСБ, такого Злобин не припоминал. К тому же он знал, что Елисеев служит в 3-м отделении УФСБ по Калининграду и области, и какое дело военной контрразведке до трупа неизвестного мужчины, еще большой вопрос.
— Виталику Стрельцову я под хвостом скипидаром натру. Нечего на ходу спать, на пенсию выйдет — отдохнет. — Злобин цедил слова, как большой начальник, словно его, а не молодого Виталика назначили на это дело. — Личность уже установили?
— По документам некто Николаев Петр Геннадиевич. Москвич. — Елисеев неожиданно понизил голос и придвинулся ближе. — В это же время из таксофона на Верхнеозерной какой-то Гусев позвонил в военную комендатуру, назвал специальный код. Разговор прервался. Дежурный убежден, что слышал выстрел.
— И всего-то? — Злобин скорчил недовольную мину. — Дятел, конечно, великий мастак шум поднимать. Наверное, еще не проснулся, когда дал добро на оперативное сопровождение дела силами ФСБ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Кто ж спорит! Только много его у нас никогда не будет, не надейся.
— Что ты, я же просто мечтаю, — вздохнул Черномор.
В коридоре послышались шаги, потом кто-то вежливо постучал в двери.
Черномор сразу же насупился. Местные работники излишней вежливостью не страдали.
— Прошу! — крикнул Яков Михайлович, Эхо от кафельных стен исказило звук так, что показалось, это старый ворон прочищает горло.
— Здрасьте, Яков Михайлович.
На пороге возник плечистый высокий мужчина в легкой светлой куртке и темных парусиновых брюках. На круглом лоснящемся лице играла вежливо-наглая улыбка. Теперь настала очередь Злобина свести брови к переносице. С Елисеевым, работником местного ФСБ, не раз пересекались, что немудрено в провинции, если работаешь в узком мирке правоохранительной системы. Но встречаться в морге еще не доводилось.
— Вы не так поняли, гражданин. Я имел в виду: прошу не мешать! — От раздражения Яков Михайлович начал картавить.
— Доброе утро, Андрей Ильич,-обратился мужчина к Злобину, игнорируя распыхтевшегося Черномора.
— Утро, как мы тут выяснили, добрым не бывает. Елисеев, кажется? — Злобин в отместку сыграл в припоминание, хотя отлично помнил имя и отчество опера ФСБ.
— Федор Геннадиевич, — подсказал Елисеев, сделав несколько шагов навстречу.
— Ну, если это к вам, Андрей... — с обиженным видом пожал плечами Черномор.
— Думаю, все-таки к вам, Яков Михайлович. У меня кабинет в другом месте. — Злобин решил не давать в обиду старого приятеля. — Я прав, Елисеев?
— Если честно, я к вам, Яков Михайлович. — Елисеев быстро сориентировался и согнал с лица улыбку. Сразу стало заметно, что он чем-то очень озабочен и раздражен. — Извините за назойливость, но дело срочное.
— Так имейте терпение и совесть! — с полоборота завелся Черномор. — Вы же видите, я работаю. С семи утра работаю! Все отдыхают, работает только Коган. Они отдыхают так, что в понедельник утром в морге шесть трупов. И два полудохлых алкоголика. Как вам это понравится? Мне, я заявляю, это не нравится. Кто, я вас спрашиваю, в нашем городе борется с преступностью, если все стоят надо мной и чего-то требуют?
Черномор неожиданно сорвался с места, вихрем пронесся через зал к ширме, из-за которой в прохладный воздух поднималось облачко пара. За ширмой он тихо чертыхнулся, зазвенел посудой и, не сдержавшись, продолжил:
— Вы слышали, Андрей, ему надо срочно! Чтоб вы знали, молодой человек, вы перепутали меня с моим тезкой. Яков Михайлович Ройзман работает в фотоателье на проспекте Мира. Вот он делает срочно. Но берет за это по двойному тарифу. Я же не беру ничего. Я просто хочу, чтобы мне дали спокойно работать. Вы слышите меня, именно-спокойно!
— Слышу, — отозвался Елисеев. — Но можно подумать, что это я специально накрошил шесть трупов за ночь, чтобы утром вам испортить настроение.
— Уверен, что не вы. Иначе вас здесь бы не было, — выдал последнюю шпильку Черномор и замолк, позвякивая чашками.
— Чего это он взъелся? — прошептал Елисеев, повернувшись к Злобину
— Устал человек, наверное. — Злобин пожал плечами. — Ты не дави на него, мужик он добросовестный, только с характером.
— Учту, — кивнул Елисеев. — Но и на меня начальство давит.
— Терпи, казак, атаманом станешь. — Установив контакт, Злобин как бы мимоходом задал вопрос: — А по какому делу ты у Черномора кровь пьешь? Не пять ли трупов на улице Ватутина?
— Нет. За этих черножопых пусть РУБОП отдувается. Мне другой трупешник повесили. Непонятка какая-то на Верхнеозерной. Помер мужик от острой сердечной недостаточности, а напоследок пальнул из пистолета. Слава Богу, никого не зацепил.
Злобин мимоходом отметил, что Елисеев ртом воздух не хватает, не морщится и не отводит глаза от трупа на столе. У него даже не пропал румянец на щеках. А в морге Злобин насмотрелся всякого, здоровых мужиков порой наизнанку выворачивало. «Не кабинетный работник, — сделал вывод Злобин. — И к виду смерти приучен. Из-за чего тогда так нервничает?»
— И всего-то? Наш Дятел уже вконец сбрендил, если вашу контору притянул, — задумчиво протянул Злобин. — Не завидую я тебе.
Сочувствие в голосе и упоминание прозвища прокурора Дроздова, за великий ум прозванного всем правоохранительным сообществом Дятлом, сыграли свою роль, как он и рассчитывал, Елисеев сразу же отозвался.
— Ай, сосут дело из пальца, — поморщился Елисеев.
— Каким же боком Дятел прилепил ФСБ? — Злобин от дежурного уже знал, что по факту стрельбы на Верхнеозерной и смерти неизвестного возбудили дело, но о том, что экстренно подключили ФСБ, узнал только сейчас.
— Как прилепил, так и отлепимся. У нас своих дел полно. — Елисеев чиркнул над макушкой ладонью, показав, сколько именно у него дел. — Только фактики перепроверим. Может, и не наш он вовсе.
— Ну и проверял бы, что по моргам шататься.
— Все равно мимо ехал. Решил заскочить. Ваш прокурорский, как его... Стрельцов.
— Есть такой, — кивнул Злобин. — Молодой еще, молоко на губах не обсохло.
— Вот-вот. — Елисеев немного замялся. — Сутки, наверно, парень дежурил. Глаза, как у кролика. Дай, думаю, доброе дело сделаю, заскочу за заключением, если уже готово. Все парню полегче будет.
— Резонно, — согласился Злобин. — У нас и так там аврал.
А сам уставился взглядом в мутное окошко под потолком и стал лихорадочно обрабатывать информацию. Конечно, опера часто выручали следователей прокуратуры, без официального поручения, самостоятельно собирая бумажки. На такое нарушение инструкций смотрели сквозь пальцы, в вечном аврале, когда на следователе висит по десятку дел, не до буквоедства. Но этим занимались опера уголовки и УЭП, а чтобы подобную сердобольность проявляли гонористые ребята из ФСБ, такого Злобин не припоминал. К тому же он знал, что Елисеев служит в 3-м отделении УФСБ по Калининграду и области, и какое дело военной контрразведке до трупа неизвестного мужчины, еще большой вопрос.
— Виталику Стрельцову я под хвостом скипидаром натру. Нечего на ходу спать, на пенсию выйдет — отдохнет. — Злобин цедил слова, как большой начальник, словно его, а не молодого Виталика назначили на это дело. — Личность уже установили?
— По документам некто Николаев Петр Геннадиевич. Москвич. — Елисеев неожиданно понизил голос и придвинулся ближе. — В это же время из таксофона на Верхнеозерной какой-то Гусев позвонил в военную комендатуру, назвал специальный код. Разговор прервался. Дежурный убежден, что слышал выстрел.
— И всего-то? — Злобин скорчил недовольную мину. — Дятел, конечно, великий мастак шум поднимать. Наверное, еще не проснулся, когда дал добро на оперативное сопровождение дела силами ФСБ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136