Сиреневые сверху, а снизу окрашенные закатом в ярко-малиновые тона, они казались перьями диковинной птицы, парящими в матово-белом небе. Спустя несколько минут, когда солнце ушло за горизонт, краски померкли и все вокруг сделалось серым и мрачным.
Капитан Максимов досадливо поморщился и устало закрыл глаза. Смотреть больше было не на что. Кругом мокрый лес. За неделю он уже успел осточертеть. Если смотреть на карту, то вся Восточная Пруссия покрыта синими прожилками. Красиво на бумаге, а в жизни это чавкающая глина, неожиданно переходящая в топь, ручейки по колено через каждые сто метров — их никак не перепрыгнуть, приходится брать вброд, — озера со стоячей темной водой и извилистые речушки. А главное, вечная сырость и хмарь, от которых нет спасения. И еще усталость, накапливающаяся в теле, она уже давала себя знать тяжестью в мышцах и неожиданными провалами сознания, вязкими, как полуобморочный сон.
Первые дни после десантирования группа только и делала что отрывалась от облав. Тогда было не до сна, даже дыхание перевести не успевали. Только заваливались в траву, как спустя полчаса раздавался надсадный лай собак. Егеря травили умело, вытесняя с пустошей и перелесков к дорогам, на которых уже изготавливались к бою заслоны. Вырваться удалось практически чудом, внаглую рванули в разрыв в цепи загонщиков. Повезло: собаки, наверняка уставшие еще больше, чем люди, не среагировали. А иначе — короткий бой без всяких шансов на победу и по последней пуле в себя. Если обсчитался и боек цокнет в пустом патроннике, то на такой случай у каждого на поясе висела лимонка. Рвани кольцо — даже полумертвый, но рвани. Потому что лучше так, чем смерть мученическая на допросе и вечный позор предательства.
К имению Рихау разведчики вышли четыре дня назад. Пока лежали в засаде, успели привести себя в порядок и даже отоспаться по очереди. Но о том, чтобы развести костер и просушить одежду, даже речи не было. Такой наглости немцы не простили бы.
В усадьбе творилось что-то подозрительное. Дорога к ней была плотно укатана тяжелыми грузовиками, охрану несла полурота СС. По аллеям вокруг дома время от времени прогуливались люди в гражданском платье. К единственной в имении женщине, невысокой статной даме лет сорока, охрана и штатские относились подчеркнуто уважительно. Солдаты старались держаться подальше от усадьбы, что служило верным признаком того, что в доме находятся либо старшие по званию, либо пользующиеся особым покровительством властей.
В первый же день случайно наткнулись на двух связистов, копавшихся у дороги. Руки зачесались скрутить их и выпотрошить все, что знают. Но знали очкастые фельдфебели наверняка с гулькин нос, а шум из-за их пропажи вышел бы изрядный, и все окончилось бы новым загоном. Поэтому Максимов сдержался и дал приказ Барсуку исполнить свой знаменитый трюк.
Барсук, он же Слава Казначеев, осторожно и качественно проделал то, за что получил свою кличку. Обнаружив кабель связи, протянутый из поместья, он раскопал его при помощи сухой барсучьей лапки, проткнул иголкой несколько отверстий в изоляции, имитируя следы зубов барсука, подключился к линии, прослушал разговоры минуту-другую и ушел, оставив на краях ямки и на нижних ветках ближайшего куста клочья барсучьей шерсти,
Спустя ровно пять минут на дороге застрекотали мотоциклетные движки. Тревожная группа на трех мотоциклах с колясками — отделение солдат — и два уже знакомых связиста прочесали лес в радиусе двухсот метров от места подключения к линии. Обувь у Славы, как у всех в группе, была особенная — из мягкой свиной кожи, а подошва — точная копия немецкого сапога. Немцы ничего, кроме цепочки барсучьих следов, петлявших между деревьями, не нашли, погомонили у ямки и уехали.
Слава повторил свой трюк трижды. С каждым разом немцы все больше сатанели и теряли боевой задор. В последний приезд для острастки пальнули короткой очередью по кустам, залили траву у ямки бензином, чтобы отбить у наглого барсука нюх, и укатили. Как стемнело, Слава подключился к линии и целый час слушал телефонные переговоры. Немцы не приехали, во-первых, потому, что уже знали причину, а во-вторых, устраивать облаву в ночном лесу устав не велит.
Ребята в группе сразу же приободрились. Люди бывалые (не первый раз в рейде по глубоким тылам), они понимали, что полурота охраны СС и оборудование, контролирующее сохранность линии связи, -верный признак того, что имение Рихау — объект серьезный, такой по всем канонам разведки полагалось брать в разработку в первую очередь. А когда Барсук принес первые данные перехвата, по азартно заблестевшим глазам командира они без слов поняли: их отдельная разведывательно-диверсионная группа «Максим» первый бой примет именно здесь.
Максимов пометил в блокноте, что некий оберштурмбаннфюрер СС Рейнхард Винер ведет долгие разговоры с абонентом в Кенигсберге, запросто упоминая рейхсфюрера СС Гиммлера, гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, штандартенфюрера СС фон Андре, некоего доктора Роде и фрау Клаудию (так произносил Рейнхард Винер) Гурженко. Первые две фамилии говорили сами за себя, остальные были Максимову неизвестны. Равно как и имя абонента — штандартенфюрера Генриха Хармьянца.
Все приуныли, когда вчера утром черный «хорьх» в сопровождении БТРа и двух мотоциклов проследовал по дороге на Велау. Но спустя несколько часов зверь вернулся в берлогу, и Максимов вздохнул с облегчением. Упускать такую добычу не хотелось.
В районе Кенигсберга сосредоточилась группировка вермахта «Земланд»: одиннадцать дивизий, одна бригада и несколько полков плюс батальон фольксштурма. На их группу языков хватит. Но хотелось ударного старта. Сразу же захватить крупную шишку, прибывшую, судя по перехвату, со специальным заданием из Берлина, — это успех, который всегда зачтется.
Капитан Максимов отдавал себе отчет, что долго им не протянуть. И так приходилось бегать чуть ли не по головам немцев, по самые каски закопавшихся в землю. Куда ни сунься — позиция части, дот или блиндаж. Как ни хромает сравнение, а для немцев Пруссия — что для нас Питер. История родины, застывшая в каждом камне. Священные земли Тевтонского ордена. И драться за них, прижавшись спиной к холодному Балтийскому морю, они будут отчаянно. Насмерть.
И никто перед угрозой наступления противника, обнаружив в своем тылу разведгруппу, не станет ее терпеть, затравят, непременно затравят, чего бы это им ни стоило. Четыре дня передышки — просто подарок судьбы, от которой, как ни крутись, не уйдешь.
Максимов из радиоперехвата знал, что уже затравили группу «Джек», сброшенную восточнее — в районе Гросс-Скайсгиррена. Погиб «Джек» — капитан Крылатых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Капитан Максимов досадливо поморщился и устало закрыл глаза. Смотреть больше было не на что. Кругом мокрый лес. За неделю он уже успел осточертеть. Если смотреть на карту, то вся Восточная Пруссия покрыта синими прожилками. Красиво на бумаге, а в жизни это чавкающая глина, неожиданно переходящая в топь, ручейки по колено через каждые сто метров — их никак не перепрыгнуть, приходится брать вброд, — озера со стоячей темной водой и извилистые речушки. А главное, вечная сырость и хмарь, от которых нет спасения. И еще усталость, накапливающаяся в теле, она уже давала себя знать тяжестью в мышцах и неожиданными провалами сознания, вязкими, как полуобморочный сон.
Первые дни после десантирования группа только и делала что отрывалась от облав. Тогда было не до сна, даже дыхание перевести не успевали. Только заваливались в траву, как спустя полчаса раздавался надсадный лай собак. Егеря травили умело, вытесняя с пустошей и перелесков к дорогам, на которых уже изготавливались к бою заслоны. Вырваться удалось практически чудом, внаглую рванули в разрыв в цепи загонщиков. Повезло: собаки, наверняка уставшие еще больше, чем люди, не среагировали. А иначе — короткий бой без всяких шансов на победу и по последней пуле в себя. Если обсчитался и боек цокнет в пустом патроннике, то на такой случай у каждого на поясе висела лимонка. Рвани кольцо — даже полумертвый, но рвани. Потому что лучше так, чем смерть мученическая на допросе и вечный позор предательства.
К имению Рихау разведчики вышли четыре дня назад. Пока лежали в засаде, успели привести себя в порядок и даже отоспаться по очереди. Но о том, чтобы развести костер и просушить одежду, даже речи не было. Такой наглости немцы не простили бы.
В усадьбе творилось что-то подозрительное. Дорога к ней была плотно укатана тяжелыми грузовиками, охрану несла полурота СС. По аллеям вокруг дома время от времени прогуливались люди в гражданском платье. К единственной в имении женщине, невысокой статной даме лет сорока, охрана и штатские относились подчеркнуто уважительно. Солдаты старались держаться подальше от усадьбы, что служило верным признаком того, что в доме находятся либо старшие по званию, либо пользующиеся особым покровительством властей.
В первый же день случайно наткнулись на двух связистов, копавшихся у дороги. Руки зачесались скрутить их и выпотрошить все, что знают. Но знали очкастые фельдфебели наверняка с гулькин нос, а шум из-за их пропажи вышел бы изрядный, и все окончилось бы новым загоном. Поэтому Максимов сдержался и дал приказ Барсуку исполнить свой знаменитый трюк.
Барсук, он же Слава Казначеев, осторожно и качественно проделал то, за что получил свою кличку. Обнаружив кабель связи, протянутый из поместья, он раскопал его при помощи сухой барсучьей лапки, проткнул иголкой несколько отверстий в изоляции, имитируя следы зубов барсука, подключился к линии, прослушал разговоры минуту-другую и ушел, оставив на краях ямки и на нижних ветках ближайшего куста клочья барсучьей шерсти,
Спустя ровно пять минут на дороге застрекотали мотоциклетные движки. Тревожная группа на трех мотоциклах с колясками — отделение солдат — и два уже знакомых связиста прочесали лес в радиусе двухсот метров от места подключения к линии. Обувь у Славы, как у всех в группе, была особенная — из мягкой свиной кожи, а подошва — точная копия немецкого сапога. Немцы ничего, кроме цепочки барсучьих следов, петлявших между деревьями, не нашли, погомонили у ямки и уехали.
Слава повторил свой трюк трижды. С каждым разом немцы все больше сатанели и теряли боевой задор. В последний приезд для острастки пальнули короткой очередью по кустам, залили траву у ямки бензином, чтобы отбить у наглого барсука нюх, и укатили. Как стемнело, Слава подключился к линии и целый час слушал телефонные переговоры. Немцы не приехали, во-первых, потому, что уже знали причину, а во-вторых, устраивать облаву в ночном лесу устав не велит.
Ребята в группе сразу же приободрились. Люди бывалые (не первый раз в рейде по глубоким тылам), они понимали, что полурота охраны СС и оборудование, контролирующее сохранность линии связи, -верный признак того, что имение Рихау — объект серьезный, такой по всем канонам разведки полагалось брать в разработку в первую очередь. А когда Барсук принес первые данные перехвата, по азартно заблестевшим глазам командира они без слов поняли: их отдельная разведывательно-диверсионная группа «Максим» первый бой примет именно здесь.
Максимов пометил в блокноте, что некий оберштурмбаннфюрер СС Рейнхард Винер ведет долгие разговоры с абонентом в Кенигсберге, запросто упоминая рейхсфюрера СС Гиммлера, гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, штандартенфюрера СС фон Андре, некоего доктора Роде и фрау Клаудию (так произносил Рейнхард Винер) Гурженко. Первые две фамилии говорили сами за себя, остальные были Максимову неизвестны. Равно как и имя абонента — штандартенфюрера Генриха Хармьянца.
Все приуныли, когда вчера утром черный «хорьх» в сопровождении БТРа и двух мотоциклов проследовал по дороге на Велау. Но спустя несколько часов зверь вернулся в берлогу, и Максимов вздохнул с облегчением. Упускать такую добычу не хотелось.
В районе Кенигсберга сосредоточилась группировка вермахта «Земланд»: одиннадцать дивизий, одна бригада и несколько полков плюс батальон фольксштурма. На их группу языков хватит. Но хотелось ударного старта. Сразу же захватить крупную шишку, прибывшую, судя по перехвату, со специальным заданием из Берлина, — это успех, который всегда зачтется.
Капитан Максимов отдавал себе отчет, что долго им не протянуть. И так приходилось бегать чуть ли не по головам немцев, по самые каски закопавшихся в землю. Куда ни сунься — позиция части, дот или блиндаж. Как ни хромает сравнение, а для немцев Пруссия — что для нас Питер. История родины, застывшая в каждом камне. Священные земли Тевтонского ордена. И драться за них, прижавшись спиной к холодному Балтийскому морю, они будут отчаянно. Насмерть.
И никто перед угрозой наступления противника, обнаружив в своем тылу разведгруппу, не станет ее терпеть, затравят, непременно затравят, чего бы это им ни стоило. Четыре дня передышки — просто подарок судьбы, от которой, как ни крутись, не уйдешь.
Максимов из радиоперехвата знал, что уже затравили группу «Джек», сброшенную восточнее — в районе Гросс-Скайсгиррена. Погиб «Джек» — капитан Крылатых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136