Осмотрел короткие ветки розария. Они были сплошь покрыты белым пушком — множеством насекомых-вредителей.
— Война так война, — торжественно произнес он.
Повернул рычажок, и из носика брызнула распыленная струя инсектицида, смешанного с водой. Он начал поливать от корня, поднимая струю вверх и равномерно опрыскивая весь куст.
Как и следовало ожидать, инсектицид чудовищно вонял. Жан-Поль порадовался, что догадался надеть жесткую марлевую маску, чтобы не вдыхать этот препарат, который, как сообщала этикетка, «Может быть токсичен при попадании в желудок. Беречь от детей».
Читая предупреждение, он подумал, что препарат, токсичный для детей, в его возрасте вообще можно без всякого опасения вкалывать прямо в вену.
Опрыскивая, он приметил краем глаза белый «пежо», остановившийся недалеко от ворот. Машины заезжали сюда нечасто — разве что гостиница оказывалась переполнена настолько, что не хватало места на парковке. Из «пежо» вышел высокий человек лет пятидесяти пяти, с проседью в недавно постриженных волосах, довольно усталый с виду. Он осмотрелся и решительно направился к дому.
Жан-Поль положил свои инструменты на землю и, не ожидая звонка, пошел открывать ворота.
Человек, оказавшийся перед ним, улыбался.
— Вы месье Франсис?
— Собственной персоной.
Незнакомец извлек из кожаного бумажника удостоверение. Его фотография была видна на документе под твердым прозрачным пластиком.
— Я — комиссар Никола Юло из сыскной полиции Монако.
— Если пришли арестовать меня, то знайте: я и так уже отбываю каторгу, занимаясь этим садом. С удовольствием сменю его на тюремную камеру.
Комиссар невольно рассмеялся.
— Вот это и называется не бояться закона. Либо у вас идеально чистая совесть либо, напротив, что вся ваша жизнь была крепко связана с криминалом.
— Виной всему коварные женщины. Они не однажды разбивали мое сердце. Но пока я оплакиваю свою судьбу, почему бы вам не войти? А то соседи подумают, будто вы пришли всучивать мне какие-нибудь щетки.
Никола вошел в сад, и Франсис-отец закрыл за ним ворота. На нем были синие выцветшие джинсы и голубая хлопчатобумажная рубашка. На голове красовалась соломенная шляпа, а на шее висела марлевая маска, которую старик опустил, начав разговор. Из-под шляпы выбивались густые седые волосы. Голубые глаза, особенно яркие на загорелом лице, казались мальчишескими. Всем своим обликом он вызывал живейшее расположение.
Протянув ему руку, Никола Юло почувствовал крепкое и сердечное рукопожатие.
— Могу успокоить вас. Арест не входит в мои планы. Скажу больше: я отниму у вас всего несколько минут.
Жан-Поль Франсис пожал плечами, снимая шляпу и маску. Никола подумал, что старик мог бы стать отличным дублером Энтони Хопкинса.
— Я занимаюсь садом не по призванию, а от скуки. Только и ждал какого-нибудь предлога, чтобы прекратить это занятие. Пройдемте в дом, там прохладнее.
Они прошли через крохотный садик, отделенный от дверей дома лишь бетонной нашлепкой пожелтевшей от времени и непогоды. Дом не был роскошным, он на световые годы отставал от некоторых особняков на Лазурном берегу, но все здесь дышало чистотой и порядком. Они поднялись на три ступеньки и оказались в прихожей, откуда лестница вела на верхний этаж и две двери — в противоположные стороны.
Никола привык оценивать помещения с первого взгляда и ему сразу же стало ясно, что дом этот принадлежит человеку небогатому, но с хорошим вкусом.
Множество книг, безделушки на комоде, по стенам несколько картин и постеров — все здесь так или иначе имело отношение к искусству…
Но больше всего поражало обилие пластинок. Ими было заполнено все свободное пространство. Справа в открытую дверь Никола увидел гостиную, где сразу бросалась в глаза мощная стереоустановка, видимо, единственное излишество, какое позволил себе хозяин. Все стены тут, как и в прихожей, были заставлены шкафами с виниловыми пластинками и компакт-дисками.
— Похоже, вы любите музыку.
— Я никогда не умел делать выбор среди своими увлечениями, и потому пришлось смириться с тем, что они сами меня выбрали.
Франсис провел Юло в левую дверь, и они оказались в кухне. Рядом видно было помещение, превращенное в кладовую, а слева находилась открытая терраса, выходившая прямо в сад.
— Как видите, тут нет никакой музыки. Мы в кухне, а земную пищу не стоит смешивать с духовной. Выпьете что-нибудь? Аперитив?
— Нет, спасибо, меня уже угощал ваш сын.
— А, так вы были у Робера.
— Да, это он послал меня к вам.
Франсис взглянул на темные пятна у себя подмышками и хитро улыбнулся, словно ребенок, придумавший новую игру. Взглянул на наручные часы.
— Послушайте, вы уже ели?
— Нет.
— Хорошо. Тогда предлагаю вот что. Мадам Сивуар, моя экономка…
Он помолчал, и с некоторым смущением завершил фразу.
— По правде говоря, домработница, но когда я называю ее экономкой, это ей очень льстит, а сам я чувствую себя важной особой. Мадам Сивуар, итальянка и отличная повариха, оставила мне лазанью с приправой из толченых трав и пряностей. Ее надо только поставить в духовку. Поверьте, если внешность мадам Сивуар оставляет желать многого, то ее лазанья не вызывает никаких сомнений.
Никола опять не мог не улыбнуться. Этот человек — сама сила природы. Он излучал симпатию всем своим существом. Его жизнь была наверное одной непрестанной радостью. Во всяком случае именно этого хотелось пожелать ему.
— Я не собирался задерживаться на обед. Но если речь идет о предмете гордости мадам Сивуар…
— Фантастика! Пока лазанья запекается, я быстренько приму душ. Боюсь, что если подниму руку, из-под мышек выстрелит автоматная очередь. И как я потому буду объяснять, откуда в моей кухне труп комиссара?
Фрэнсис достал из холодильника стеклянную сковородку и поместил ее в духовку. Установил температуру и таймер. По тому, как он управлялся с электроприборами, Никола решил, что Фрэнсис либо обожает кулинарию, либо одинок. Впрочем одно не исключало другое.
— Ну, вот, все в порядке. Десять минут, и будем обедать. Может быть, пятнадцать.
Фрэнсис вышел их кухни и, присвистывая, поднялся по лестнице. Юло вскоре услышал шум душа и баритон Жан-Поля Франсиса, напевавшего «The Lady is a Tramp".
Когда он спустился в кухню, на нем были чистые брюки и рубашка. Зачесанные назад волосы оставались влажными.
— Ну, вот, все в порядке, узнаете меня?
Никола растерянно взглянул на него.
— Конечно.
— Странно, после душа я обычно чувствую себя совсем другим человеком. Сразу видно, что вы комиссар…
Юло опять рассмеялся. Этот человек обладал замечательной способностью приводить окружающих в хорошее настроение. Франсис накрыл стол на террасе, протянул Никола бутылку белого вина и штопор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
— Война так война, — торжественно произнес он.
Повернул рычажок, и из носика брызнула распыленная струя инсектицида, смешанного с водой. Он начал поливать от корня, поднимая струю вверх и равномерно опрыскивая весь куст.
Как и следовало ожидать, инсектицид чудовищно вонял. Жан-Поль порадовался, что догадался надеть жесткую марлевую маску, чтобы не вдыхать этот препарат, который, как сообщала этикетка, «Может быть токсичен при попадании в желудок. Беречь от детей».
Читая предупреждение, он подумал, что препарат, токсичный для детей, в его возрасте вообще можно без всякого опасения вкалывать прямо в вену.
Опрыскивая, он приметил краем глаза белый «пежо», остановившийся недалеко от ворот. Машины заезжали сюда нечасто — разве что гостиница оказывалась переполнена настолько, что не хватало места на парковке. Из «пежо» вышел высокий человек лет пятидесяти пяти, с проседью в недавно постриженных волосах, довольно усталый с виду. Он осмотрелся и решительно направился к дому.
Жан-Поль положил свои инструменты на землю и, не ожидая звонка, пошел открывать ворота.
Человек, оказавшийся перед ним, улыбался.
— Вы месье Франсис?
— Собственной персоной.
Незнакомец извлек из кожаного бумажника удостоверение. Его фотография была видна на документе под твердым прозрачным пластиком.
— Я — комиссар Никола Юло из сыскной полиции Монако.
— Если пришли арестовать меня, то знайте: я и так уже отбываю каторгу, занимаясь этим садом. С удовольствием сменю его на тюремную камеру.
Комиссар невольно рассмеялся.
— Вот это и называется не бояться закона. Либо у вас идеально чистая совесть либо, напротив, что вся ваша жизнь была крепко связана с криминалом.
— Виной всему коварные женщины. Они не однажды разбивали мое сердце. Но пока я оплакиваю свою судьбу, почему бы вам не войти? А то соседи подумают, будто вы пришли всучивать мне какие-нибудь щетки.
Никола вошел в сад, и Франсис-отец закрыл за ним ворота. На нем были синие выцветшие джинсы и голубая хлопчатобумажная рубашка. На голове красовалась соломенная шляпа, а на шее висела марлевая маска, которую старик опустил, начав разговор. Из-под шляпы выбивались густые седые волосы. Голубые глаза, особенно яркие на загорелом лице, казались мальчишескими. Всем своим обликом он вызывал живейшее расположение.
Протянув ему руку, Никола Юло почувствовал крепкое и сердечное рукопожатие.
— Могу успокоить вас. Арест не входит в мои планы. Скажу больше: я отниму у вас всего несколько минут.
Жан-Поль Франсис пожал плечами, снимая шляпу и маску. Никола подумал, что старик мог бы стать отличным дублером Энтони Хопкинса.
— Я занимаюсь садом не по призванию, а от скуки. Только и ждал какого-нибудь предлога, чтобы прекратить это занятие. Пройдемте в дом, там прохладнее.
Они прошли через крохотный садик, отделенный от дверей дома лишь бетонной нашлепкой пожелтевшей от времени и непогоды. Дом не был роскошным, он на световые годы отставал от некоторых особняков на Лазурном берегу, но все здесь дышало чистотой и порядком. Они поднялись на три ступеньки и оказались в прихожей, откуда лестница вела на верхний этаж и две двери — в противоположные стороны.
Никола привык оценивать помещения с первого взгляда и ему сразу же стало ясно, что дом этот принадлежит человеку небогатому, но с хорошим вкусом.
Множество книг, безделушки на комоде, по стенам несколько картин и постеров — все здесь так или иначе имело отношение к искусству…
Но больше всего поражало обилие пластинок. Ими было заполнено все свободное пространство. Справа в открытую дверь Никола увидел гостиную, где сразу бросалась в глаза мощная стереоустановка, видимо, единственное излишество, какое позволил себе хозяин. Все стены тут, как и в прихожей, были заставлены шкафами с виниловыми пластинками и компакт-дисками.
— Похоже, вы любите музыку.
— Я никогда не умел делать выбор среди своими увлечениями, и потому пришлось смириться с тем, что они сами меня выбрали.
Франсис провел Юло в левую дверь, и они оказались в кухне. Рядом видно было помещение, превращенное в кладовую, а слева находилась открытая терраса, выходившая прямо в сад.
— Как видите, тут нет никакой музыки. Мы в кухне, а земную пищу не стоит смешивать с духовной. Выпьете что-нибудь? Аперитив?
— Нет, спасибо, меня уже угощал ваш сын.
— А, так вы были у Робера.
— Да, это он послал меня к вам.
Франсис взглянул на темные пятна у себя подмышками и хитро улыбнулся, словно ребенок, придумавший новую игру. Взглянул на наручные часы.
— Послушайте, вы уже ели?
— Нет.
— Хорошо. Тогда предлагаю вот что. Мадам Сивуар, моя экономка…
Он помолчал, и с некоторым смущением завершил фразу.
— По правде говоря, домработница, но когда я называю ее экономкой, это ей очень льстит, а сам я чувствую себя важной особой. Мадам Сивуар, итальянка и отличная повариха, оставила мне лазанью с приправой из толченых трав и пряностей. Ее надо только поставить в духовку. Поверьте, если внешность мадам Сивуар оставляет желать многого, то ее лазанья не вызывает никаких сомнений.
Никола опять не мог не улыбнуться. Этот человек — сама сила природы. Он излучал симпатию всем своим существом. Его жизнь была наверное одной непрестанной радостью. Во всяком случае именно этого хотелось пожелать ему.
— Я не собирался задерживаться на обед. Но если речь идет о предмете гордости мадам Сивуар…
— Фантастика! Пока лазанья запекается, я быстренько приму душ. Боюсь, что если подниму руку, из-под мышек выстрелит автоматная очередь. И как я потому буду объяснять, откуда в моей кухне труп комиссара?
Фрэнсис достал из холодильника стеклянную сковородку и поместил ее в духовку. Установил температуру и таймер. По тому, как он управлялся с электроприборами, Никола решил, что Фрэнсис либо обожает кулинарию, либо одинок. Впрочем одно не исключало другое.
— Ну, вот, все в порядке. Десять минут, и будем обедать. Может быть, пятнадцать.
Фрэнсис вышел их кухни и, присвистывая, поднялся по лестнице. Юло вскоре услышал шум душа и баритон Жан-Поля Франсиса, напевавшего «The Lady is a Tramp".
Когда он спустился в кухню, на нем были чистые брюки и рубашка. Зачесанные назад волосы оставались влажными.
— Ну, вот, все в порядке, узнаете меня?
Никола растерянно взглянул на него.
— Конечно.
— Странно, после душа я обычно чувствую себя совсем другим человеком. Сразу видно, что вы комиссар…
Юло опять рассмеялся. Этот человек обладал замечательной способностью приводить окружающих в хорошее настроение. Франсис накрыл стол на террасе, протянул Никола бутылку белого вина и штопор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148