Мимо меня проходил директор магазина, худой мужчина с ржаво-рыжими, поседевшими на висках кудрями, и я поймал его за рукав белого халата.
– Могу я вас кое о чём попросить? – сказал я.
Он обратил ко мне слегка нетерпеливый взгляд:
– Да-да, сэр?
– Видите вон того человека у выхода, который донимает ваших покупателей? Он преследует меня. Я хотел вас спросить, нет ли возможности выпроводить его из магазина?
Он вскинул голову, будто сработала автоматика, настроенная на заданную цель.
– Простите? – Он секунду понаблюдал то, что происходило у стеклянных дверей, ведущих на Бридж-стрит, и, казалось, не поверил своим глазам. – Нет, так дело не пойдёт, – прошипел он. – Нет, действительно, так не годится.
С этими словами он понёсся, странно подпрыгивая, мимо очереди к кассе и подскочил к незнакомцу. Тот размахивал своей фотографией, жестикулировал и объяснял, и всё это вплотную к лицу директора магазина, будто собираясь его в следующее мгновение поцеловать. Началась небольшая потасовка, в ходе которой набежали другие служащие магазина и общими силами вытолкали незнакомца на улицу, где разборка продолжилась – на сей раз словесная, но на повышенных тонах.
– Ну и ну, – сказал директор магазина, вернувшись ко мне, всклокоченный и разгорячённый. – Он продолжает своё на улице, но там я не могу ему это запретить. – Он смотрел на меня, возмущённо пыхтя: – Чего ему надо от вас?
– Вы узнали человека на фото, которое он всем показывает?
Он поморгал:
– Нет.
– Мне уже рассказывали про этого мужчину и говорили, что у него есть моя фотография, – объяснил я. – Поэтому я и подозреваю, что он меня ищет.
– А для чего он вас ищет?
– Не знаю. – Я покачал головой. – И совсем не хочу знать.
– Понял. – Ещё раз устремив прищуренный взгляд в сторону происходящего на улице, он нахмурил брови: – Если хотите, я могу выпустить вас через служебный вход.
– Это было бы самое лучшее.
– Но проблема – ваши покупки. – Он посмотрел в мою тележку, оценивая, большой ли урон нанесёт своему товарообороту, пожертвовав упаковкой стирального порошка, бутылочкой малинового сиропа и баночкой горчицы. – Я могу послать вам всё это сегодня вечером на дом. Эти предметы должны пройти через кассу, понимаете?
– Я забрал бы их в понедельник, – предложил я. Ни при каких условиях мне не хотелось давать свой домашний адрес ещё кому-нибудь. Я подёргал свою сумку на ремне: – Здесь только пакет с почты.
Он неохотно кивнул:
– Хорошо. Идёмте.
Я последовал за ним. Мы прошли в заднюю часть магазина, где он открыл мне железную, покрашенную в синий цвет дверь, ведущую в голое, мрачное складское помещение. Там стояли два одиноких поддона с туалетной бумагой. Деловой гул голосов супермаркета стих, как только он закрыл за нами дверь. Он указал мне угол, куда поставить мою тележку.
– Мы упакуем для вас эти вещи в понедельник, – сказал он. – Просто спросите на кассе.
Только теперь я заметил, что его несколько подпрыгивающая походка объяснялась тем, что на правой ноге он носил протез. Проникшись родственным чувством, я последовал за ним – мимо конторского помещения, в котором гудел старый компьютер, вдоль слабоосвещённого коридора с неровным бетонным полом, пока он, наконец, не выпустил меня на улицу ещё из одной железной двери: и я оказался на Стрэнд-стрит, с видом на порт и на первые туристские автобусы выходного дня.
– Большое спасибо, – сказал я и пожал ему руку. Я был ему действительно благодарен за его готовность прийти на помощь. Я уже знал: большинство ирландцев таковы – не задавая лишних вопросов, просто помогают. В это мгновение мне меньше, чем когда-либо, хотелось уезжать отсюда.
– Я с удовольствием пошлю вам покупки, если вы захотите, – повторил он. Казалось, ему было очень важно, чтобы я не расстался со своим малиновым сиропом.
– Спасибо, – сказал я. – Но до понедельника всё потерпит.
Дома у меня ещё оставались кое-какие приправы и немного сахара. Я мог обойтись.
– Ну, тогда приятных выходных, – сказал он.
Шум, с каким за ним закрылась железная дверь, был сродни звуку захлопнувшихся тюремных ворот.
4
Философия – не рассчитанный на массы навык. Суть её не в речах, а в поведении. И её нельзя использовать для приятного времяпрепровождения, чтобы разогнать скуку в праздные часы.
Сенека. Нравственные письма
Дома я записал все свои переживания, время от времени отвлекаясь и наблюдая за незнакомцем, который в поисках меня обыскивал порт. Из окна моей гостиной порт хорошо виден, если не считать лодочного причала, который от меня закрывала старая посудина, лежащая на киле с незапамятных времён, потихоньку ржавеющая себе и служащая в качестве гнездовья морским птицам: ржаво-коричневый, искорёженный мемориал прошлого. При виде его я всегда невольно спрашивал себя, как могут выглядеть мои имплантаты после десятилетий в тёплой влаге человеческой плоти. У одного причала рыбацкое судно выгружало акул. Кран поднимал отдельные туши, сочащиеся кровью, и, зыбко покачивая их, транспортировал в сторону, где кряжистые мужчины с копьевидными инструментами препровождали их в транспортировочные ящики, которые вилочный погрузчик отвозил потом прямо на рыбную фабрику. При этом кровавом спектакле присутствовало большое количество зрителей, фотографируя и глазея, разинув рот, а среди них мельтешил мой незнакомый преследователь с навязчивыми манерами и с моей фотографией.
И каждый, бросив на снимок взгляд, лишь отрицательно качал головой. Я мог не беспокоиться. Так я себе говорил. Однако всякий раз, когда я поворачивался к окну, у меня было чувство, что мне придётся распрощаться с моими бедными стенами.
Дом, в котором я живу, неприметный; светло-серая коробка с квадратным фундаментом, остро сбегающей крышей, каменным тамбуром у входа по центру фронтона и с двумя окнами – по одному с каждой стороны. От двери дома до ржавой кованой садовой калитки – один шаг, и то, что умещается в палисаднике между стеной дома и каменной оградой, не заслуживает даже упоминания. Тем более что мне сюда врыли толстый бетонный столб для электрокабеля и телефонных проводов. Позади дома места чуть побольше, зато там часто нестерпимо воняет из сточного канала, который тянется вдоль всех задворок нашей улицы. Нет у меня ни чердака, ни подвала, только прихожая от передней до задней двери, слева гостиная и ванная, справа кухня и спальня, всё тесное и маленькое, как в кукольном домике.
Но это мой дом. Он принадлежит мне. Я унаследовал его от бабушки, умершей в 1987 году, незадолго до смерти моих родителей. Поскольку тогда мне нечего было делать с этим домиком, я сдавал его одной пожилой местной женщине и не задумывался о нём, пока она спустя семь лет не преставилась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78