Но здесь передо мной был прибор не бог весть какой сложности. Напротив, это была исключительно простая деталька. Простая и грубая, и можно предположить, что она пришла на ум своим создателям в последнюю очередь.
В принципе она состояла из двух частей. Первая представляла собой приёмник. Отчётливо видны были свёрнутая дипольная антенна и колебательный контур, однозначно радиоприёмник самого примитивного строения. К нему примыкал крошечный чип, – судя по кодовому номеру, дешифрующее устройство.
Вторая составная часть была простым прерывателем. Так вот для чего предназначалась эта штука. Один ввод шёл внутрь, другой выходил наружу, оба смыкались язычками и могли размыкаться под воздействием импульса.
Теперь я понял, что со мной происходило, когда время от времени – ну, если, например, я ночью особенно беспокойно ворочался и прибор был стиснут и вдавлен в брюшину – через трещинку в оболочке внутрь проникала телесная жидкость. Это случалось, должно быть, довольно часто, только, как правило, ничего не происходило, поскольку конструкция была достаточно устойчивой. Но всё же временами – например, в ночь на субботу неделю назад – доходило до того, что между контактными язычками образовывалась плёнка жидкости, которая нарушала контакт и обесточивала мою систему.
Некоторые вспомогательные методы, которые я с течением времени развил, давали эффект, судя по всему, лишь косвенно: они приводили живот в движение, и изолирующая жидкость стекала. Единственное прямое воздействие состоялось, когда я ткнул шилом сквозь брюшную стенку, прямо в точку, так что оба язычка прижались друг к другу, и жидкость из-под них выдавило.
Всё бы хорошо, но вопрос был, собственно, в том, для чего всё это было предназначено. Прибор, который по сигналу прерывал электроснабжение моей системы. Импульс, судя по всему, кодировался. Другими словами, та деталь, которую доктор О'Ши из меня убрал, была задумана для того, чтобы кто-то, знающий код, мог при желании перекрыть мне кислород.
Вот потому я тут сижу и думаю о смерти. Уже давно полдень, мне видны огромные, молочно-серые облака, которые переваливаются через Дингл, слегка моросит, как в большей или меньшей степени моросит каждый день, и я пытаюсь понять, что имел в виду Сенека, когда говорил: Есть только одна цепь, которая держит нас на привязи: любовь к жизни. И её не стряхнёшь, но ослабить её можно, чтобы, когда обстоятельства потребуют, ничто не мешало нашей готовности сделать то, что когда-то должно произойти.
Не лишено логики то, что нам, киборгам, вживили такие устройства, равно как и то, что их существование скрыли от нас. Если бы Железный Человек оказался успешным, таких солдат, как я, настроили бы сотни, целые дивизии были бы укомплектованы суперменами – так сказать, преторианская гвардия Америки. И совсем немного нужно почитать об истории Рима, чтобы обнаружить, что преторианцы нередко играли решающую роль в некоторых переворотах и убийствах императора. Ответственные за проект решили ещё на ранней стадии – а может, получили указание – встроить подстраховку, возможность держать под контролем тех духов, которых они намеревались вызвать.
Теперь понятно, как Габриель Уайтвотер умудрился попасть под машину. Должно быть, неподалёку был кто-то, знающий код отключения. Кто-то, обладающий соответствующим прибором и в нужный момент нажавший кнопку. Что означает, что на самом деле это был никакой не несчастный случай, но в этом я в принципе никогда и не сомневался.
К сожалению, это проясняет и кое-что другое.
И теперь я должен действовать.
22
Мы должны готовить себя скорее к смерти, чем к жизни. Достаточно ли мы пожили, зависит не от лет и не от дней, а от нашего сердца. Я жил достаточно. Я ожидаю смерти как свершившийся человек.
Сенека
Всё ведь хорошо. Даже не больно. На удивление. И есть возможность кое-что завершить.
Например, конец, какой нашёл Луций Анней Сенека.
В 62 году он вернулся в свои сельские поместья, с одной стороны, по причине ухудшения здоровья, с другой стороны, потому что после смерти покровителя он больше не мог выносить давление враждебно настроенной против него клики, окружавшей императора Нерона. В годы, наступившие после его ухода, мания величия Нерона приобрела размах, ставший притчей во языцех; в те годы кровь лилась рекой, и горел Рим.
В апреле 65 года вокруг некоего Кальпурния Пизо сколотился заговор против Нерона. Но эту группу предали, а поскольку Пизо был добрым знакомым Сенеки, а тот, как нарочно, за день до запланированного покушения вернулся в Рим, у императора тем более возникло подозрение, что его бывший учитель не только участвует в заговоре, но и избран заговорщиками в качестве преемника римского трона. Он приговорил Сенеку к смерти и поручил своему военачальнику донести до сведения Сенеки смертный приговор вместе с послаблением: он мог сам выбрать себе вид смерти и привести приговор в исполнение собственноручно.
Сенека как раз собрал вокруг себя кружок друзей для философских бесед. Свидетель, Тацит, описывает, что Сенека ничем не выдал ни страха, ни подавленности. Он спокойно потребовал своё завещание, чтобы внести в него изменения в пользу друзей, но центурион отказал ему в этом. Тогда Сенека повернулся к своим друзьям и попросил их рассматривать как завещание память о его жизни и смерти, и утешил тех, кто разразился слезами, напомнив им, что не следует забывать учение мудрости именно в тот час, когда надо сохранять самообладание. Потом он велел вскрыть себе вены, и когда из него выходила кровь, он диктовал писцам свои последние слова, пока не утратил дар речи.
Примерно так это было, насколько я помню.
Я позвонил Рейли и сказал ему, что наша договорённость о встрече остаётся в силе, – сказал общими словами, чтобы у подслушивающих агентов не возникло никаких лишних подозрений. Я вскользь упомянул, что ещё должен зайти в библиотеку, чтобы урегулировать вопрос с теми библиотечными книгами, которые у меня похитили. И хотя это сбило его с толку, я должен был это сказать. Я хотел, чтобы мои преследователи были в курсе. Не хватало мне только того, чтобы агент зашёл в библиотеку, чтобы посмотреть, что я там делаю так долго.
После разговора с Рейли я собрался. Взял с собой несколько предметов из ванной и из кухни и покинул дом через парадный вход, запер дверь на ключ, что было чистым актёрством. На сей раз я действительно больше не вернусь; я знал это.
Последний проход по городу был мучительным. Из-за прощания. Из-за боли. Моё бедро пылало огнём, оно раздулось, кожа натянулась, и меня бы нисколько не удивило, если бы моя нога просто сломалась прямо на ходу.
Но она не сломалась. Я доплёлся до Грин-стрит и до библиотеки беспрепятственно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
В принципе она состояла из двух частей. Первая представляла собой приёмник. Отчётливо видны были свёрнутая дипольная антенна и колебательный контур, однозначно радиоприёмник самого примитивного строения. К нему примыкал крошечный чип, – судя по кодовому номеру, дешифрующее устройство.
Вторая составная часть была простым прерывателем. Так вот для чего предназначалась эта штука. Один ввод шёл внутрь, другой выходил наружу, оба смыкались язычками и могли размыкаться под воздействием импульса.
Теперь я понял, что со мной происходило, когда время от времени – ну, если, например, я ночью особенно беспокойно ворочался и прибор был стиснут и вдавлен в брюшину – через трещинку в оболочке внутрь проникала телесная жидкость. Это случалось, должно быть, довольно часто, только, как правило, ничего не происходило, поскольку конструкция была достаточно устойчивой. Но всё же временами – например, в ночь на субботу неделю назад – доходило до того, что между контактными язычками образовывалась плёнка жидкости, которая нарушала контакт и обесточивала мою систему.
Некоторые вспомогательные методы, которые я с течением времени развил, давали эффект, судя по всему, лишь косвенно: они приводили живот в движение, и изолирующая жидкость стекала. Единственное прямое воздействие состоялось, когда я ткнул шилом сквозь брюшную стенку, прямо в точку, так что оба язычка прижались друг к другу, и жидкость из-под них выдавило.
Всё бы хорошо, но вопрос был, собственно, в том, для чего всё это было предназначено. Прибор, который по сигналу прерывал электроснабжение моей системы. Импульс, судя по всему, кодировался. Другими словами, та деталь, которую доктор О'Ши из меня убрал, была задумана для того, чтобы кто-то, знающий код, мог при желании перекрыть мне кислород.
Вот потому я тут сижу и думаю о смерти. Уже давно полдень, мне видны огромные, молочно-серые облака, которые переваливаются через Дингл, слегка моросит, как в большей или меньшей степени моросит каждый день, и я пытаюсь понять, что имел в виду Сенека, когда говорил: Есть только одна цепь, которая держит нас на привязи: любовь к жизни. И её не стряхнёшь, но ослабить её можно, чтобы, когда обстоятельства потребуют, ничто не мешало нашей готовности сделать то, что когда-то должно произойти.
Не лишено логики то, что нам, киборгам, вживили такие устройства, равно как и то, что их существование скрыли от нас. Если бы Железный Человек оказался успешным, таких солдат, как я, настроили бы сотни, целые дивизии были бы укомплектованы суперменами – так сказать, преторианская гвардия Америки. И совсем немного нужно почитать об истории Рима, чтобы обнаружить, что преторианцы нередко играли решающую роль в некоторых переворотах и убийствах императора. Ответственные за проект решили ещё на ранней стадии – а может, получили указание – встроить подстраховку, возможность держать под контролем тех духов, которых они намеревались вызвать.
Теперь понятно, как Габриель Уайтвотер умудрился попасть под машину. Должно быть, неподалёку был кто-то, знающий код отключения. Кто-то, обладающий соответствующим прибором и в нужный момент нажавший кнопку. Что означает, что на самом деле это был никакой не несчастный случай, но в этом я в принципе никогда и не сомневался.
К сожалению, это проясняет и кое-что другое.
И теперь я должен действовать.
22
Мы должны готовить себя скорее к смерти, чем к жизни. Достаточно ли мы пожили, зависит не от лет и не от дней, а от нашего сердца. Я жил достаточно. Я ожидаю смерти как свершившийся человек.
Сенека
Всё ведь хорошо. Даже не больно. На удивление. И есть возможность кое-что завершить.
Например, конец, какой нашёл Луций Анней Сенека.
В 62 году он вернулся в свои сельские поместья, с одной стороны, по причине ухудшения здоровья, с другой стороны, потому что после смерти покровителя он больше не мог выносить давление враждебно настроенной против него клики, окружавшей императора Нерона. В годы, наступившие после его ухода, мания величия Нерона приобрела размах, ставший притчей во языцех; в те годы кровь лилась рекой, и горел Рим.
В апреле 65 года вокруг некоего Кальпурния Пизо сколотился заговор против Нерона. Но эту группу предали, а поскольку Пизо был добрым знакомым Сенеки, а тот, как нарочно, за день до запланированного покушения вернулся в Рим, у императора тем более возникло подозрение, что его бывший учитель не только участвует в заговоре, но и избран заговорщиками в качестве преемника римского трона. Он приговорил Сенеку к смерти и поручил своему военачальнику донести до сведения Сенеки смертный приговор вместе с послаблением: он мог сам выбрать себе вид смерти и привести приговор в исполнение собственноручно.
Сенека как раз собрал вокруг себя кружок друзей для философских бесед. Свидетель, Тацит, описывает, что Сенека ничем не выдал ни страха, ни подавленности. Он спокойно потребовал своё завещание, чтобы внести в него изменения в пользу друзей, но центурион отказал ему в этом. Тогда Сенека повернулся к своим друзьям и попросил их рассматривать как завещание память о его жизни и смерти, и утешил тех, кто разразился слезами, напомнив им, что не следует забывать учение мудрости именно в тот час, когда надо сохранять самообладание. Потом он велел вскрыть себе вены, и когда из него выходила кровь, он диктовал писцам свои последние слова, пока не утратил дар речи.
Примерно так это было, насколько я помню.
Я позвонил Рейли и сказал ему, что наша договорённость о встрече остаётся в силе, – сказал общими словами, чтобы у подслушивающих агентов не возникло никаких лишних подозрений. Я вскользь упомянул, что ещё должен зайти в библиотеку, чтобы урегулировать вопрос с теми библиотечными книгами, которые у меня похитили. И хотя это сбило его с толку, я должен был это сказать. Я хотел, чтобы мои преследователи были в курсе. Не хватало мне только того, чтобы агент зашёл в библиотеку, чтобы посмотреть, что я там делаю так долго.
После разговора с Рейли я собрался. Взял с собой несколько предметов из ванной и из кухни и покинул дом через парадный вход, запер дверь на ключ, что было чистым актёрством. На сей раз я действительно больше не вернусь; я знал это.
Последний проход по городу был мучительным. Из-за прощания. Из-за боли. Моё бедро пылало огнём, оно раздулось, кожа натянулась, и меня бы нисколько не удивило, если бы моя нога просто сломалась прямо на ходу.
Но она не сломалась. Я доплёлся до Грин-стрит и до библиотеки беспрепятственно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78