А теперь вам, наверное, лучше пойти ко врачу.
Я посмотрел на него непонимающе.
– Ко врачу?
Он указал на мои руки задним концом шариковой ручки.
– Они в крови. Должно быть, вы поранились о разбитую дверь.
Если бы то, что я сделал, было оперативным боем, на мне был бы комбинезон из кевлара, со специально усиленными перчатками и огромным количеством дополнительного оснащения, где, среди прочего, был бы тяжёлый автомат без спускового крючка, управляемый через бионический разъём правой ладони, который способен передавать управляющие импульсы на ответную часть через кожу. Без этого костюма моя кожа во многих местах была просто размозжена между титановой сталью внутри и различными твёрдыми предметами снаружи. Особенно жалко выглядела правая кисть после того, как я проломил ею стену. Просто я не заметил этого. Нечувствительность к боли объяснялась продолжительным действием наркотика, под которым я сражался. Должно быть, я остановил кровь, сам того не заметив. С тем побочным эффектом, что для постороннего глаза мои раны выглядели безобиднее, чем были на самом деле, тем более в сумеречном освещении вестибюля.
Я отказался от предложения сержанта проводить меня. Это было совсем недалеко от приёмной доктора О'Ши.
– Ах ты боже мой, – ахнул тот, открыв мне дверь.
Приёмные часы закончились минут пятнадцать назад. В прихожей ещё стояли стулья и пахло больными, полными страха людьми.
– Что это вы учинили? – спросил он, когда я лежал на кушетке.
Я ему рассказал. Всё.
– Ах ты боже мой, – сказал он второй раз и тяжело опустился на ближайший стул. – Убийство? Невероятно! Убийство.
Он ещё раз прошёл по всему, что я ему рассказал, желая всё знать в точности. Я отвечал как мог, но мой язык, казалось, с каждым словом становился всё тяжелее, и веки тоже.
– Должно быть, он впутался в какие-то опасные вещи, этот адвокат, – сказал О'Ши, качая головой. – Странно. А когда он был здесь, я принял его за безобидного фантазёра. Из тех, что в худшем случае в один прекрасный день взбираются на ящик и начинают пророчествовать о конце света. – Он встал, взял мою правую кисть и осмотрел её с серьёзной миной. – Придётся зашивать. – Он начал выкладывать на поднос инструменты и медикаменты. – Как называется этот препарат? Альфа-адреналин? Я про такой даже не слышал. Что бы это могло быть?
– Я не знаю, что это такое на самом деле, – сказал я и уставился в потолок, вслушиваясь в боль в руке, постепенно вползающую в моё сознание. – При нас они всегда называли это так. Сильнейший допинг, какой только есть. Он настолько близок к аутогенным веществам, что привыкания не возникает.
Краем глаза я видел, как О'Ши озабоченно наморщил лоб.
– Не знаю, что мне можно вам вколоть. Боюсь, на сей раз вам придётся самому позаботиться об обезболивании.
– Это не проблема, – ответил я и активировал седативное успокоительное. – Валяйте.
Он начал зашивать раны кисти и предплечья. Я чувствовал уколы, но не боль. Может, я её и чувствовал, но в этот момент был к ней безразличен. Моему телу пришлось за минувшие годы перенести столько боли, – разве к этому могли что-нибудь добавить несколько игольных уколов?
Внезапно передо мной снова возникло это воспоминание – как будто ужасный ливень смыл все наносы и золу и обнажил то, что так долго было скрыто, – как я лежал на спине и смотрел в небо, на котором полыхало шесть солнц, расположенных по кругу. Но небо всё равно оставалось тёмным, и у меня всё болело, каждая клеточка тела горела, лёгкие были словно выжжены, каждый вдох причинял чистую, слепящую боль. Злой бог раскрошил меня, разорвал на клочки и растоптал ногами, но я всё ещё продолжал жить, как будто не мог умереть, как будто мне было отказано даже в этой милости.
Тут надо мной склонилось чьё-то лицо, лицо исполина, до самых глаз закрытое зелёной маской. Я смотрел ему в глаза и знал, что сделал что-то ужасное и заслужил наказание, которому меня подвергают.
– Ну как дела, Дуэйн? – спросил исполин и стянул с лица маску. Он улыбался. У него была серебряная седая борода, и он улыбался.
– Я согрешил, – сказал я. Или только пытался это сказать, – я не знал, в состоянии ли моя гортань и голосовые связки произнести членораздельные слова. Я даже не знал, есть ли у меня теперь вообще гортань и голосовые связки. У меня отняли всё; может, и это тоже.
– Нам всё удалось, – сказал исполин. – Вам всё удалось. Человек в шесть миллионов долларов скоро будет против вас жалкой букашкой.
Был вечер, и была ночь, и вот уж я больше не видел лица исполина, а падал назад, всё глубже и глубже. Последнее, что я слышал, – как кто-то смеётся и говорит:
– Шесть миллионов долларов – это уж слишком дёшево…
Я пришёл в себя оттого, что О'Ши тряс меня за плечо. Когда я с трудом поднял веки, он сказал:
– Я не просил вас о полном наркозе, мистер Фицджеральд.
– Ах да. Извините. Вы уже управились? – У меня было такое чувство, что я лепетал заплетающимся языком.
– Не знаю, кто тут больше управился, я или вы, – проворчал доктор. – Но если вы имеете в виду ваши кисти, то они зашиты.
– Спасибо.
Это не был полный наркоз, задействованный по ошибке. Я знал, что это было: истощение после боя и после включения на всю катушку, которое спустя несколько часов полностью поглотило меня и погрузило в мёртвый сон. Я поднял руки, чтобы посмотреть на них. С виду всё оказалось не так страшно, как я боялся: на правом предплечье была обыкновенная марлевая повязка, кисти в стерильных повязках, каждый палец по отдельности, так что моя подвижность почти не была ограничена.
– Я дам вам с собой перевязочного материала, чтобы завтра вечером или послезавтра утром вы могли сменить повязки. Снять швы можете в воскресенье, не позже, – сказал О'Ши. – И через неделю зайдите ещё раз.
– Через неделю? – повторил я, садясь на кушетке. – Обычно вы давали мне меньше времени на выздоровление.
– Я бы и в этот раз дал вам меньше, но на следующей неделе меня не будет. – Он знаком попросил меня встать. – Идёмте, я хочу сделать вам рентген.
Я пошевелил на пробу плечами и руками.
– А надо? – Если не считать моего ощущения, будто стадо разъярённых горилл выместило на мне всё зло, в остальном я чувствовал себя как обычно.
Доктор О'Ши возмущённо упёр руки в бока.
– Мне кажется, вы слишком легкомысленно относитесь к этому, мистер Фицджеральд. То, что я зашил ваши раны так хорошо и на перевязку хватило нескольких слоев марли, ещё не значит, что эти раны незначительны. В некоторых местах порезы очень глубокие, прямо до самых этих… стальных костей, которые у вас справа.
– Титановый композит, – сказал я.
– Нет, в самом деле, это крайне неосмотрительно с вашей стороны. Вы активировали опасный, сложный механизм, который не использовался уже несколько лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Я посмотрел на него непонимающе.
– Ко врачу?
Он указал на мои руки задним концом шариковой ручки.
– Они в крови. Должно быть, вы поранились о разбитую дверь.
Если бы то, что я сделал, было оперативным боем, на мне был бы комбинезон из кевлара, со специально усиленными перчатками и огромным количеством дополнительного оснащения, где, среди прочего, был бы тяжёлый автомат без спускового крючка, управляемый через бионический разъём правой ладони, который способен передавать управляющие импульсы на ответную часть через кожу. Без этого костюма моя кожа во многих местах была просто размозжена между титановой сталью внутри и различными твёрдыми предметами снаружи. Особенно жалко выглядела правая кисть после того, как я проломил ею стену. Просто я не заметил этого. Нечувствительность к боли объяснялась продолжительным действием наркотика, под которым я сражался. Должно быть, я остановил кровь, сам того не заметив. С тем побочным эффектом, что для постороннего глаза мои раны выглядели безобиднее, чем были на самом деле, тем более в сумеречном освещении вестибюля.
Я отказался от предложения сержанта проводить меня. Это было совсем недалеко от приёмной доктора О'Ши.
– Ах ты боже мой, – ахнул тот, открыв мне дверь.
Приёмные часы закончились минут пятнадцать назад. В прихожей ещё стояли стулья и пахло больными, полными страха людьми.
– Что это вы учинили? – спросил он, когда я лежал на кушетке.
Я ему рассказал. Всё.
– Ах ты боже мой, – сказал он второй раз и тяжело опустился на ближайший стул. – Убийство? Невероятно! Убийство.
Он ещё раз прошёл по всему, что я ему рассказал, желая всё знать в точности. Я отвечал как мог, но мой язык, казалось, с каждым словом становился всё тяжелее, и веки тоже.
– Должно быть, он впутался в какие-то опасные вещи, этот адвокат, – сказал О'Ши, качая головой. – Странно. А когда он был здесь, я принял его за безобидного фантазёра. Из тех, что в худшем случае в один прекрасный день взбираются на ящик и начинают пророчествовать о конце света. – Он встал, взял мою правую кисть и осмотрел её с серьёзной миной. – Придётся зашивать. – Он начал выкладывать на поднос инструменты и медикаменты. – Как называется этот препарат? Альфа-адреналин? Я про такой даже не слышал. Что бы это могло быть?
– Я не знаю, что это такое на самом деле, – сказал я и уставился в потолок, вслушиваясь в боль в руке, постепенно вползающую в моё сознание. – При нас они всегда называли это так. Сильнейший допинг, какой только есть. Он настолько близок к аутогенным веществам, что привыкания не возникает.
Краем глаза я видел, как О'Ши озабоченно наморщил лоб.
– Не знаю, что мне можно вам вколоть. Боюсь, на сей раз вам придётся самому позаботиться об обезболивании.
– Это не проблема, – ответил я и активировал седативное успокоительное. – Валяйте.
Он начал зашивать раны кисти и предплечья. Я чувствовал уколы, но не боль. Может, я её и чувствовал, но в этот момент был к ней безразличен. Моему телу пришлось за минувшие годы перенести столько боли, – разве к этому могли что-нибудь добавить несколько игольных уколов?
Внезапно передо мной снова возникло это воспоминание – как будто ужасный ливень смыл все наносы и золу и обнажил то, что так долго было скрыто, – как я лежал на спине и смотрел в небо, на котором полыхало шесть солнц, расположенных по кругу. Но небо всё равно оставалось тёмным, и у меня всё болело, каждая клеточка тела горела, лёгкие были словно выжжены, каждый вдох причинял чистую, слепящую боль. Злой бог раскрошил меня, разорвал на клочки и растоптал ногами, но я всё ещё продолжал жить, как будто не мог умереть, как будто мне было отказано даже в этой милости.
Тут надо мной склонилось чьё-то лицо, лицо исполина, до самых глаз закрытое зелёной маской. Я смотрел ему в глаза и знал, что сделал что-то ужасное и заслужил наказание, которому меня подвергают.
– Ну как дела, Дуэйн? – спросил исполин и стянул с лица маску. Он улыбался. У него была серебряная седая борода, и он улыбался.
– Я согрешил, – сказал я. Или только пытался это сказать, – я не знал, в состоянии ли моя гортань и голосовые связки произнести членораздельные слова. Я даже не знал, есть ли у меня теперь вообще гортань и голосовые связки. У меня отняли всё; может, и это тоже.
– Нам всё удалось, – сказал исполин. – Вам всё удалось. Человек в шесть миллионов долларов скоро будет против вас жалкой букашкой.
Был вечер, и была ночь, и вот уж я больше не видел лица исполина, а падал назад, всё глубже и глубже. Последнее, что я слышал, – как кто-то смеётся и говорит:
– Шесть миллионов долларов – это уж слишком дёшево…
Я пришёл в себя оттого, что О'Ши тряс меня за плечо. Когда я с трудом поднял веки, он сказал:
– Я не просил вас о полном наркозе, мистер Фицджеральд.
– Ах да. Извините. Вы уже управились? – У меня было такое чувство, что я лепетал заплетающимся языком.
– Не знаю, кто тут больше управился, я или вы, – проворчал доктор. – Но если вы имеете в виду ваши кисти, то они зашиты.
– Спасибо.
Это не был полный наркоз, задействованный по ошибке. Я знал, что это было: истощение после боя и после включения на всю катушку, которое спустя несколько часов полностью поглотило меня и погрузило в мёртвый сон. Я поднял руки, чтобы посмотреть на них. С виду всё оказалось не так страшно, как я боялся: на правом предплечье была обыкновенная марлевая повязка, кисти в стерильных повязках, каждый палец по отдельности, так что моя подвижность почти не была ограничена.
– Я дам вам с собой перевязочного материала, чтобы завтра вечером или послезавтра утром вы могли сменить повязки. Снять швы можете в воскресенье, не позже, – сказал О'Ши. – И через неделю зайдите ещё раз.
– Через неделю? – повторил я, садясь на кушетке. – Обычно вы давали мне меньше времени на выздоровление.
– Я бы и в этот раз дал вам меньше, но на следующей неделе меня не будет. – Он знаком попросил меня встать. – Идёмте, я хочу сделать вам рентген.
Я пошевелил на пробу плечами и руками.
– А надо? – Если не считать моего ощущения, будто стадо разъярённых горилл выместило на мне всё зло, в остальном я чувствовал себя как обычно.
Доктор О'Ши возмущённо упёр руки в бока.
– Мне кажется, вы слишком легкомысленно относитесь к этому, мистер Фицджеральд. То, что я зашил ваши раны так хорошо и на перевязку хватило нескольких слоев марли, ещё не значит, что эти раны незначительны. В некоторых местах порезы очень глубокие, прямо до самых этих… стальных костей, которые у вас справа.
– Титановый композит, – сказал я.
– Нет, в самом деле, это крайне неосмотрительно с вашей стороны. Вы активировали опасный, сложный механизм, который не использовался уже несколько лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78