Девчонки даже внешне чем-то похожи. Не было никакого сходства только между главами этих двух семейств. Дважды Лоулесс вынужден был вызывать Лозано к себе в кабинет для разговора по поводу избиения своей жены. Он бил ее при детях. И оба раза Шонтель слезно просила Чарли не заводить на ее мужа дело. И Чарли шел ей навстречу. Скрепя сердце. Женщина замазывала кровоподтеки и нахлобучивала поглубже шляпку (вызывавшую, наверное, у несведущих людей смех), пытаясь скрыть синяки под глазами. Лоулесс догадывался (и был уверен в этом), что дело вовсе не ограничивалось лишь двумя случаями — муж Шонтель наверняка частенько «учил» таким образом свою жену. Но миссис Лозано молчала об этих «уроках». Глядя на ее неживое лицо, покрытое толстым слоем грима, шериф всякий раз расстраивался, отмечая про себя, как же эта женщина похожа на его собственную жену. Как-то на секунду он мысленно представил себе, как бы страдала Шерил, если б он сам был такой, как Митч, и ему чуть не стало плохо от одной только мысли об этом. Нет, Чарли никогда не ударит свою жену (как и любую другую женщину), Шерил никогда не будет в положении Шонтель Лозано. Митч внешне выглядел вполне респектабельным главой семейства. Он имел хорошую работу в Манчестере, прилично зарабатывал, во всяком случае, достаточно, чтобы его семья не нуждалась ни в чем. Но жизнь членов этой семьи была сущим кошмаром, и об этом в Оруэлле уже шли пересуды. Начать с того, что мистер Лозано был крайне скуп. Его дом выделялся своим ухоженным фасадом с выкрашенными в нежно-кремовый цвет резными перилами парадного крыльца и словно бы заявлял всем, что здесь живет вполне благополучная семья. Чарли удивился, увидев впервые этот дом изнутри. Его поразила скудная, без малейших излишеств обстановка — прямо что-то спартанское. Сам Митч почему-то ездил на «плимуте» двенадцатилетней давности, но при этом носил сшитые на заказ добротные костюмы — это сочетание выглядело даже несколько нелепо. Злые языки поговаривали, что Лозано экономит на всем и на всех, кроме себя. В то время как у девочек не больше двух-трех смен нижнего белья, гардероб самого Митча не имел равных, пожалуй, во всей округе. Шериф явился домой к Митчу Лозано конечно же не для того, чтобы проверить правдивость этих слухов, но убогость внутреннего убранства дома его действительно поразила. В фирме, где работал Митч, он был на хорошем счету у начальства, а сослуживцы считали его хорошим парнем, своим в доску. Никому и в голову не могло прийти, что этот человек, который, казалось, только и пекся что о делах компании, отодвигая на задний план свои личные, на самом деле — настоящий деспот. Но это было именно так, хотя сразу в это было трудно поверить. Глядя, как Митч Лозано скромно сидит перед Чарли, словно первокурсник перед ректором, который колеблется, исключить ли его или дать ему еще один шанс, можно было подумать, что шериф ошибается и Шонтель избил вовсе не этот застенчивый, внимательный мужчина. Чарли и сам грешным делом подумал: может, была какая-то веская причина (хотя какая может быть у нормального мужика причина, чтобы избить жену?), произошло что-то такое, из-за чего Митч не выдержал и сорвался? Один-единственный раз?
Однако недели через три история повторилась, и на этот раз Чарли выудил-таки у миссис Лозано кое-какие семейные секреты. Ее жизнь уже давно превратилась (и, быть может, это не такое уж и преувеличение, как может показаться кому-нибудь) в ад. Митч уже более трех лет злоупотреблял алкоголем. Эта новость огорошила шерифа. Ему даже подумалось: уж не хочет ли эта женщина, воспользовавшись случаем, навесить на своего мужа побольше грехов, включая и такие, в которых он вовсе не повинен? Чтобы Митч да был алкоголиком? Это казалось просто невероятным. Но невероятное не означает непременно ложное, и, как выяснилось, дело обстояло именно так. Митч умел держать себя в руках. Он напивался после работы, а утром, скрипя зубами, заставлял себя «быть в форме». И ждал вечера. Чтобы… напиться опять. Впрочем, на его профессиональном уровне это не сказывалось. По вечерам Шонтель приходилось очень несладко, но это было ничто по сравнению с ночью. Вернувшись домой, Митч принимался то и дело скандалить: то ужин никуда не годится (по словам Шонтель, Митч в последнее время ничего не ел — алкоголь вконец разрушил его печень, — но требовал, чтобы ужин для него непременно был приготовлен, иначе принимался «угощать» жену сам — гарниром из кулаков и выражений, от которых еще больнее, чем от этих самых кулаков), то младшая дочка смотрит телевизор, когда все нормальные дети уже спят, то ложка плохо вымыта, то пыль на журнальном столике. Заключительный аккорд выпадал на ночь. Виски, подорвав здоровье Митча, превратило его сон в прерывистую полудрему-полубред. Он не мог лежать спокойно больше одного-двух часов. Потом он поднимался с постели и бродил по дому, как лунатик, громко хлопая дверями, щелкая выключателями, принимался греметь посудой в кухне, требуя, чтобы «сука наконец-то накормила мужа, который горбатится на нее и ее выродков».
Шонтель не могла даже припомнить, когда в последний раз высыпалась. Митч редко (если вообще когда-нибудь) давал ей проспать всю ночь до утра. Обычно же среди ночи Шонтель приходилось вскакивать и бежать на кухню, чтобы приготовить мужу поесть, но Митч встречал ее руганью и приказывал убираться вон — он не станет есть ее дурацкую стряпню. Как только она уходила, Митч начинал (он всегда будил и детей) снова орать, требуя, чтобы его накормили. Так могло повторяться несколько раз за ночь. Затем он возвращался в спальню, но и здесь у него не закрывался рот ни на минуту, причем, по словам Шонтель, у Митча был прямо-таки талант сочинять самые обидные оскорбления. От его языка женщина натерпелась больше, чем от побоев. Стоило ей только заикнуться (в очередной раз, когда Митч сидел за столом, по своему обыкновению не прикасаясь к еде), что зачем, мол, готовить для него ужин, если он ничего не ест, Митч превращался в разъяренного быка, и ночь проходила еще хуже, чем обычно.
Однажды он проболтался Шонтель, что его вызывал шеф и предупредил его, чтобы кончал с виски. Митч был уверен, что, не будь он действительно нужен фирме, ему пришлось бы искать другую работу. Но второго предупреждения не будет. Шонтель испугалась, но вместе с тем у нее появилась тайная надежда, что муж остепенится. Она ошибалась. Митч продолжал пить. Было просто удивительно, как женщина может все это терпеть? Шериф деликатно спросил об этом миссис Лозано. Немного помявшись, она ответила, что не хочет лишать дочерей отца. Кроме того, Шонтель работает на полставки в частном детском саду на Солс-стрит и ее заработка просто не хватит для нормальной жизни ее самой и двух дочерей-школьниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205