— Мадемуазель, если вы и мадемуазель Элизанда, — в глазах Блеза Джулианна прочла просьбу не разоблачать его хитрость, — проследуете вот сюда, этот брат покажет вам покои для гостей…
Уходя за Блезом и молчаливым монахом, Джулианна бросила взгляд на тащившего повозку быка, которого, понукая и уговаривая, пытались вывести из туннеля. Она не повернула головы; достоинство пусть с запозданием, но возвращалось к ней.
Они поднялись по пандусу, на этот раз чуть более узкому: здесь не прошла бы даже лошадь, не говоря уже о повозке. Как сюда заносят грузы, которые не под силу нести человеку? Должно быть, поднимают их воротом с верёвкой куда-нибудь на стену надо рвом, подумала Джулианна. Шедший впереди Блез обоими плечами задевал за стены. По левую руку, на внутренней стене, камень казался старше, был покрыт трещинами, пятнами и светлыми прожилками. Покрывавшая его когда-то извёстка давным-давно превратилась в пыль. Должно быть, это была стена старой крепости, взятой королём с боем за одну ночь после осады, длившейся все лето. Правда, тогда король был всего лишь герцогом де Шареллем, которого судьба занесла довольно далеко от родных земель. Отец Джулианны был тогда с ним, оруженосцем в свите своего сюзерена; он много рассказывал дочери о великой войне, во время которой были изгнаны из Святой Земли неверные, а город Аскариэль должен был вернуться к Господу, однако девушка почти ничего не знала о той ночной битве, когда была взята крепость. Она знала, что Орден искупителей завладел крепостью и сделал её своей цитаделью — должно быть, стена справа, двор позади и все новые пристройки к крепости были делом рук монахов, — однако никто из многочисленных друзей Джулианны в Марассоне не мог рассказать ей о битве и о том, как пала крепость.
За пандусом открылся тёмный узкий проход между стеной и низкой башней, к которой и привёл их брат. Поднимаясь по ступеням, люди оказывались то в тени, то на свету, и наконец — освещённая дверь, отведённая в сторону тяжёлая занавеска, приглашающий жест. Жест предназначался Блезу, а вовсе не Джулианне, как подметила девушка. Если все здешние братья были таковы — молчаливы и безразличны к её титулу или к ней самой, — то разозлённой Джулианне скука не грозила, сколько бы времени она ни провела в этом мрачном месте.
Но нет, они не все таковы. Маршал Фальк всё-таки говорил с ней… Пусть это даже был словесный поединок — ему досталось больше. Эта мысль подбодрила девушку.
Комната за занавеской порадовала бы Джулианну, если бы она была в настроении позволить себе радоваться. Из окна нельзя было выглянуть за крепостные стены, но оконный проем по крайней мере достигал локтя в ширину. Воздух и свет входили сквозь ставни с тонкой резьбой в лучшем катарианском стиле. Сквозь них был виден широко раскинувшийся небосвод, всегда напоминавший Джулианне о свободе. На краю небосклона виднелась тёмно-сиреневая полоса, прорезавшая небо будто рана, — это был восток. Где-то там, на юго-востоке ждал её Элесси, а вся прошлая жизнь осталась далеко позади, на северо-западе.
Джулианна резко отвернулась от окна, от воспоминаний, предчувствий, страхов и стала рассматривать комнату. Тяжёлые занавеси скрывали стены, а пол был покрыт великолепными коврами с причудливым узором, терявшимся в переплетении цветов. В комнате было две кровати — значит, сегодня не придётся делить постель с Элизандой, — а рядом лежали наготове полотенца и стояла вода для умывания.
— Вы знали о нашем приезде? — спросила Джулианна брата. — Вы видели нас на дороге или магистр Фальк послал вперёд гонца?
Брат покачал головой, имея при этом вид упрямый и смущённый. За него ответил Блез.
— Мадам, в любом монастыре Ордена всегда приготовлены покои для гостей. По Уставу члены Ордена должны служить пилигримам и путешественникам…
Джулианна знала это и задала вопрос, надеясь вызвать искупителя на разговор и понять, застенчив ли он, проглотил язык от смущения или просто неразговорчив и не намерен тратить слов понапрасну. Теперь она все поняла. Она чуть кивнула, дозволяя брату уйти, но когда он был уже у самой двери, она приказала:
— Погоди.
Брат остановился и повернулся к ней; Джулианна отвернулась и взглянула на Блеза.
— Спросите его, — холодно приказала она, — можем ли мы принять ванну. Здесь. Сейчас же.
Сержант мельком взглянул на брата и чуть покачал головой. Джулианна скорее почувствовала, нежели увидела, как юноша вышел. От колыхнувшейся гардины по комнате пошёл ветерок.
— Я сказала…
— Мадемуазель, — напряжённым голосом прервал её Блез, разводя большими руками, — скоро закат. Брат не может принести вам ванну. И никто не может.
Ах да! Она совсем забыла о священных Часах: сейчас было время вечерней службы. Все братья будут призваны на молитву…
— Прошу прощения, — сказала Джулианна, искренне сожалея, — впрочем, только об ошибке. Она не любила ошибаться. — Но почему он не сказал мне этого сам?
И почему смотрел на меня, как шараец на свинью?
— Он ещё молод, мадам, — холодно ответил Блез. — Молод, благочестив, решителен. В монашеские обеты входит целомудрие, но некоторые братья идут ещё дальше. Это не поощряется, по крайней мере официально, но есть исповедники, которые принимают у братьев и дополнительные обеты.
— Какие?
— Не говорить с женщиной — прошу прощения, мадемуазель. А иногда даже не смотреть на женщину. Джулианна рассмеялась с ноткой жестокости.
— Я слышала, что самые большие неприятности из-за обета целомудрия у искупителей бывают отнюдь не с женщинами.
Блез вспыхнул и резко ответил:
— Это неправда, мадемуазель Джулианна! Братья следуют обетам, служат Господу; они не… не предаются разврату в этом смысле.
— Разумеется, — извиняющимся тоном произнесла Джулианна. — Прошу простить меня, Блез, мне не следовало говорить подобные вещи. Это просто глупые сплетни, не имеющие ничего общего с правдой. Но чего боится этот молодой человек, находясь в обществе одних мужчин?
— Не все они служат вместе со своими братьями или сражаются. Некоторые каждый день имеют дело с женщинами. И кое-кого из братьев — особенно молодых — это беспокоит. Молодому легко дать такой обет…
Джулианна так и не поняла, почему мальчик так высокомерно поглядывал на неё — может, научился этому у своего исповедника?
Не важно. Внезапно Джулианна поняла, что её интересует не мальчик, а мужчина, стоящий перед ней. Блез был не стар. Он рассказывал, что родился в Элесси — значит, ему не было и сорока. Впрочем, до этого возраста ему не хватало совсем немного. Лицо его носило следы не только дорожной усталости, а глаза сузились не только от груза ответственности. Казалось бы, здесь, в своей цитадели, выполнив свой долг, он должен был бы успокоиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137