Да, в долгу, но не за сегодняшнее и не за прошлый раз, когда он возник на равнине перед её скачущей лошадью. В долгу за первую встречу, за беззаботно заданный вопрос и непонятный ответ. Джулианна не знала, стоит ли признавать за собой долг из-за такой мелочи, которая ничего не значила для обеих сторон. Она уже готова была сказать это прямо сейчас, но не успела. Золотые искры, составлявшие тело джинна, завертелись все быстрее и быстрее, пока Джулианна не отпрянула, опасаясь обжечься. Потом вихрь стал толщиной со шнурок, с верёвку, с чёрную нитку, а после этого и вовсе исчез.
После него остался только шёпот, голос в темноте, едва ли громче шелеста ветра: «Скажи Лизан, что внизу есть ещё один человек, за которого надо помолиться. Пожиратели падали доберутся до его тела и не оставят ни одной косточки, над которой можно будет сказать кхалат. Этого человека звали Камаль иб Шофар».
— Ты что, знаешь все на свете? — зло спросила Джулианна и осеклась, хоть и слишком поздно, виновато прикусив язык. Она ждала смеха джинна, ответа «да» или «нет» как знака, что на неё лёг ещё один долг. Однако она услышала только свист ветра, далёкие голоса на стенах и голоса потише — поблизости. Они смешивались со стонами, хрипом и редкими криками боли — это монахи уносили своих раненых в лазарет.
«Что они сделали с ранеными шарайцами?» — подумала Джулианна и тут же поняла, что ничего они с ними не сделали — просто несколько раз занесли и опустили нож, решая задачу самым простым способом.
Мысль о раненых шарайцах напомнила ей об Элизанде, которая осталась внизу, среди братьев. Осталась одна над телом поверженного врага, напевая молитву, которую люди Ордена наверняка сочли бы ересью, да ещё в их собственных стенах…
Джулианна сбежала по ступеням гораздо быстрее, чем поднималась, и увидела, что Элизанда уже не поёт, а просто стоит на коленях у тела, не в силах двинуться от усталости и охватившего её горя. А ведь обычно она была такой живой, такой любопытной…
— Элизанда…
На этот раз подруга не стала гнать её прочь. Она с видимым усилием подняла голову, и Джулианна поняла, что девушка изнурена до предела.
— У меня… у меня для тебя новость. — Джулианна не могла осмелиться умолчать о словах джинна.
— Откуда?
— От джинна, — нехотя призналась Джулианна. — Он снова назвал тебя Лизан и сказал… сказал, что ты должна помолиться ещё за одного человека, сказать кхалат, правильно? Он сказал, что этот человек упал со стены, и назвал его имя, только я не запомнила…
— Не важно, — пробормотала Элизанда. — Всех имён уже не узнаешь. И погибших никто не станет хоронить по обряду, которого они вполне достойны. Я помолюсь за всех за них. Этот человек, — она показала на тело, — он для меня особенный, потому что убила его я, но молитвы заслуживают все они.
— Они были храбры, — нерешительно сказала Джулианна, — но они убили бы нас, если бы захватили ворота и сумели впустить армию…
— А, вот для чего они все затеяли… Я так и думала. Да, ты, наверное, права. Тут была бы большая бойня. Их обычаи и религия запрещают это, но с каждой стороны погибло столько людей… А шарайцы были моими друзьями, Джулианна. Я гостила у них, они кормили меня и приютили на целый год, они бывали у меня в гостях…
«Где это у тебя?» — естественно, захотелось спросить Джулианне, однако сейчас Элизанда вряд ли обрадовалась бы вопросам. Нет, она спросит потом, когда подруга перестанет плакать. Она могла быть ранима, могла чересчур старательно скрывать все, касавшееся её, — но она была подругой Джулианны. Так что никаких больше вопросов. Кроме того, Джулианна готова была подождать ответов, но совсем не желала, чтобы их услышал кто-нибудь ещё.
— Эти самые люди? — задала она нарочно глупый вопрос.
— Их родственники. Мужчины и женщины — они давали мне куда больше свободы, чем было у них самих. А тут столько людей из стольких разных племён… — ответила Элизанда, вдруг вспомнив о том, что сейчас было, увидев вокруг себя кровь и мёртвые тела. — Я видела бенирисов, корамов, ашти и иб-дхаранов. А этот, судя по одежде, — сарен. Как они сумели пойти на бой вместе? Так не бывает…
— Вернёмся к себе, Элизанда. Пойдём, а то могут быть неприятности. Ты же можешь помолиться прямо там? Когда мы останемся одни?
— Да, — согласилась Элизанда. — Я не хочу, чтобы у меня на руках была их кровь.
Однако она не попыталась вытереть руки, и Джулианне пришлось помочь подруге встать и повести её по скользким от крови камням двора. Тут их увидел какой-то монах, подошёл и проводил до покоев в гостевой башне.
Джезра был мёртв. Армия отступала. Сердце Джемаля было исполнено стыда за эту ночь, он ненавидел Хасана сильнее, чем даже неверных, засевших в крепости, сильнее, чем весь род людской — за исключением одного человека.
Джезра погиб. Побратим-Джезра захлебнулся в крови, и все их клятвы были нарушены. Они поклялись отдать друг за друга жизнь, поклялись при всех, у огня, а потом снова и снова повторяли клятву, прижимаясь друг к другу под общим одеялом в холодные пустынные ночи. А эта ночь заставила их стать предателями. Обоих, потому что Джезра рванулся вперёд тогда, когда должен был подождать, Джезра стал сражаться и был побеждён, потому что не дождался побратима. Взлетевший из-под стены нож вонзился ему в грудь, а человек в белом взмахнул мечом — и Джезра упал. Он был один, он не дождался побратима, и потому рядом с ним не было ещё одного клинка, который защитил бы его.
Не было клинка Джемаля, который поклялся отдать за Джезру жизнь. Хасан сам, своими руками удержал Джемаля, не дав ему отомстить; все клятвы были нарушены, и если бы Хасан этой ночью ехал с племенем саренов, он уже умер бы за это. Предавший побратима клинок вошёл бы ему прямо в сердце.
Но Хасан был далеко впереди. Он вёл отступление — ещё одно позорное дело, и за это он тоже подлежал смерти. Но его не убили, потому что старики — да нет, старые бабы, вот кто они! — каждого племени и каждого костра поддержали его и согласились с ним. «Мы напали, потерпели поражение и потому должны отступить, — сказали они. — По крайней мере сегодня. А завтра утром мы соберём совет».
И армия отошла, оставив своих мёртвых врагу и навеки покрыв себя позором, ибо теперь неверные могли надругаться над их братьями. И всё же клятва каждого племени оставалась в силе, по крайней мере на эту ночь, и Джемаль не мог поверить в то, что случилось. Он дрожал, как в лихорадке, по его телу струился холодный пот, ему было холодно — и он знал, что теперь каждую ночь будет чувствовать холод, ибо Джезры не будет с ним под одеялом.
Когда они только пускались в дорогу, как горды они были, каких исполнены надежд! Народ Шараи вновь един, все племена собрались вместе, дабы нанести первый страшный удар по величайшей твердыне неверных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137