Когда Маррон добрался до своего отряда, тот направлялся прямиком в конюшни. Хвала Господу, Маррон побывал там на несколько минут раньше них и в результате повстречался с Мустаром, а не с фра Пиетом. Об ужасных последствиях встречи с исповедником Маррон боялся даже думать.
Фра Пиет послал отряд вперёд дожидаться каравана с верблюдами, о прибытии которого было известно, а потом повернулся к Маррону.
— Мне сказали, — начал он, — что ты теперь мальчик на побегушках у сьера Антона. Служишь, да?
— Да, брат исповедник. В послушании, — поспешно, но с сомнением добавил Маррон.
— И в послушании же ты избегаешь обязанностей, наложенных на твой отряд? Что ж, если ты можешь служить рыцарю, то послужишь и своим братьям. И даже тем из них, кто не достоин твоих услуг. Отправляйся к старшему по кухне и скажи, что пришёл раздавать хлеб кающимся, он тебе все покажет.
Путь в кельи кающиеся начинался с маленькой низкой двери и узкой винтовой лестницы, скрывавшихся за большими печами. Даже неуклюже шагая в темноте с корзиной в здоровой руке, Маррон понял, что камень вокруг стар, что он попал в сердце замка. Ступени здесь были истёртыми и неровными, что заставляло Маррона жалеть об отсутствии света — впрочем, нести светильник он всё равно не смог бы. Что должны были совершить братья, чтобы оказаться в этом подземелье? Маррон не знал; пока что он даже не разглядел как следует это место, казавшееся гораздо суровее, чем то, откуда он пришёл.
У подножия лестницы была крохотная комната, вырезанная в камне. Здесь было светло — в нише горела небольшая масляная лампа. Возле лампы стояли бочонок и два ведра, одно больше другого. Справа и слева от ведущего во тьму коридора стояли два брата с посохами в руках.
Один из них проворчал что-то в знак приветствия, отложил посох и достал из ниши лампу. Потом он сделал несколько шагов в коридор, нетерпеливо обернулся и приказал:
— Ну, пошли.
В коридоре было холодно и сыро; тёплый аромат выпечки, который Маррон чувствовал, спускаясь по винтовой лестнице, сюда уже не проникал. В воздухе стоял едкий запах, вернувший юношу к его первым часам в замке, к ужасу и благоговению перед Королевским Оком и перед коснувшейся его души магией.
Здесь магии не было. Были только тёмные деревянные двери в каменных стенах, распахнутые настежь, да открывавшиеся за ними крохотные, грубо высеченные кельи. В первой же, в которую они вошли, Маррон увидел человека в белой покаянной рубахе. Человек стоял на коленях и сощурился, увидев свет. В келье были только он да ведро — ах да, ещё грубая деревянная кружка.
По знаку брата с лампой Маррон взял из корзины ломоть хлеба и подал его кающемуся. Тот принял хлеб без единого слова. Маррон вышел из кельи; брат с лампой следовал за ним по пятам.
Они шли из кельи в келью, и только один раз установленный ритуал был нарушен. Надзиратель прошёл мимо кельи, едва заглянув внутрь; когда же Маррон, заметивший внутри человека, заколебался, брат произнёс:
— Нет, ему не надо. Этой ночью ему идти на ступени; если его покормить, он может осквернить камни.
Маррон ничего не понял, только заметил на поднятом лице человека отчаяние и вздрогнул, но не от холода.
В корзине всё ещё оставался хлеб, а впереди лежал бесконечный коридор. Свет не достигал его конца, и из темноты появлялись все новые запертые двери, однако кельи за ними все чаще оказывались пусты. Что за дьявольская выдумка, подумал Маррон, — не запирать кельи с кающимися, подвергая испытанию их послушание.
Брат с лампой провёл его обратно в комнатку у лестницы, однако обязанности Маррона на этом не закончились.
— Наполни ведро, вот это, — он указал на меньшее, — и дай кающимся по глотку воды. Но не больше.
Вода, на поверхности которой плавала зелёная пена, находилась в бочке. Маррон отвёл в сторону пену — тут брат с лампой фыркнул, — погрузил ведро в бочку и вытащил его здоровой рукой. Он заметил, что тени переместились, и понял, что ему протягивают лампу — значит, на этот раз обойдётся без провожатого.
Взяв лампу в больную руку и молясь о том, чтобы не уронить её, Маррон пошёл по коридору. В каждой келье кающийся молча окунал в ведро свою кружку. Некоторые братья кивали Маррону в знак благодарности, а некоторые даже не поворачивались к нему.
Дойдя до кельи брата, которому не полагалось хлеба, Маррон заколебался. Он шагнул в келью, но сидевший там человек покачал головой, поблёскивая в свете лампы дикими глазами. Вместо воды Маррон прошептал благословение и отправился дальше.
Вновь вернувшись в комнатку при лестнице, Маррон получил очередное задание, которое ему совсем не понравилось. В некоторых кельях пахло не только камнем и дурной водой…
Взгляд Маррона, кивок надзирателя, и юноша пошёл по коридору с большим ведром в руке, выливая в него содержимое стоявших в кельях параш. Потом Маррон осторожно пронёс хлюпающее вонючее ведро сквозь кухню к уборным, где опорожнил его в бочку, и понёсся с ведром обратно к надзирателям.
На этом его обязанности кончились — по крайней мере братья равнодушно промолчали. Вновь подняться по ступеням, вернуть корзину с хлебом туда, откуда она была взята, — и, наконец, отправиться на поиски своего отряда.
Олдо рассказал, что им пришлось попотеть, таская тяжеленные тюки зерна по длинному извилистому коридору. К приходу Маррона всё было кончено и настало время мыться. Вместе с ними мылось ещё человек сто, сразу несколько отрядов одновременно. Встав в линию, они передавали из рук в руки ведра с водой изо рва — и здесь Маррон вполне мог им помочь, передавая полные ведра здоровой рукой, а пустые — раненой, вливаясь в ритм работы. А потом он быстро помылся в большом чане, спеша уступить место другому человеку. Мыла просили только те, кто занимался самой тяжёлой или самой грязной работой.
Маррон разделся, плюхнулся в воду, задохнулся от её холода — вода была изо рва, который не согревало даже полуденное солнце, — выскочил из чана и быстро натянул одежду на мокрое тело, однако не смог скрыться от острого взгляда Олдо. Друг Маррона поймал юношу за запястье, закатал рукав и произнёс:
— Кровь! Да.
Пальцы Олдо прошлись по мокрому бинту, который потемнел слишком медленно и не смог скрыть ещё более тёмного пятна.
— Тебя перевязывали ещё раз, — медленно сказал он, глядя на несовпадающие кровавые пятна, — но ведь тебе должны были дать новый бинт…
— Я не был в лазарете.
— Как так? — Не дождавшись ответа Маррона, Олдо спросил: — Что ты делал?
Можно было ответить просто: «Носил хлеб и воду кающимся», но он не мог лгать Олдо и потому промолчал.
— Ты был с ним. — В голосе Олдо звучали одновременно убеждённость и обвинение.
— Да, конечно. Но мы даже не выходили во двор, Олдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137