Конечно же, он должен был помолиться, но начисто позабыл бы об этом, если бы не напоминание неверного. Маррон не мог поверить в то, что многолетняя привычка так подвела его. Хоть он и был голоден, хотел пить, взмок, устал и измучился вконец, думал о другом человеке больше, чем о своём долге перед Господом, — он всё же не мог в это поверить.
Низкий голос Брата Шептуна докатился до Маррона с минутным запозданием. Из деревни донёсся ответный дребезжащий звон — там священник сзывал на молитву детей с поля и стариков из хижин, звал всех, кто мог услышать призыв и прийти помолиться. Маррон мог бы внять призыву, и даже фра Пиет не стал бы винить его, но он не знал ни местных обрядов, ни местного языка и не хотел выглядеть глупым и немым перед лицом Господа. Лучше он помолится тут, как молится наверху в одиночестве сьер Антон…
Он молится в одиночестве после того, как столько времени прождал Маррона! Только тут юноша вспомнил об этом. «После лазарета придёшь ко мне, как обычно», — а ведь Маррон не исполнил ни одного, ни другого приказа, не побывал ни в лазарете, ни у рыцаря. Конечно, в этом не было его вины, но поволноваться из-за этого всё же придётся. Сьер Антон наверняка придумает подходящее к случаю наказание…
Что ж, сейчас делу помочь было нельзя — разве что придумать оправдания и извинения, хотя сьер Антон вряд ли возьмёт на себя труд выслушать их. Голос Брата Шептуна отдавался в ушах у Маррона; пора было очистить ум и преклонить колени.
Мустар ушёл на несколько шагов вперёд и тоже опустился на колени. Маррон увидел, что мальчик подобрал несколько камней и сделал из них нечто вроде пирамидки. Положив поверх всего плоский камень и получив некое подобие алтаря, Мустар достал из-под рубахи три маленьких голубовато-серых камушка и аккуратно разложил их на камне треугольником.
— Что это, Мустар? — спросил Маррон, заметив, что работа мальчика закончена, но все ещё не понимая её смысла.
Мустар серьёзно, даже хмуро посмотрел на него.
— Вы молитесь, когда солнце бывает в зените. Мы тоже так делаем, когда нам это позволяют. Ты остановишь меня?
— Нет-нет, конечно, нет! Извини, я просто не понял… — И Маррон отвернулся, взволнованный действиями раба-язычника. Фра Пиет, сьер Антон, Олдо — любой из них наверняка сделал бы шаг вперёд, пинком разнёс пирамидку на части, дал Мустару затрещину и пригрозил наказанием. На глазах Маррона происходило самое настоящее богохульство. Молитвы шарайцев своим богам в Чужеземье терпели — местные жители были катари, причём половина из них до сих пор не исповедовала истинной веры, и большинство землевладельцев закрывали на это глаза, покуда крестьяне мирно трудились. Но богохульство здесь, под сенью Рока, совершенное рабом Ордена!..
Такого ещё не бывало. Но Маррон решился: он не станет мешать Мустару молиться и не будет любопытствовать, что означают три голубых камушка. Даже у рабов могут быть свои секреты; у каждой веры свои таинства.
А вот собственная вера Маррона представлялась юноше сплошным таинством. Когда-то он считал, что Бог добр, думал, что магию творят дьяволы. А потом была деревня еретиков, Королевское Око, чудесный свет в большом зале по ночам, возникающий ниоткуда по приказу прецептора. Маррон переставал понимать, кому или чему он молится. Попав в Господние владения, он надеялся стать ближе к Нему, но вместо этого чувствовал, что отдаляется от Господа.
И всё же он молился, молился по привычке, потому что дал обет и жаждал одного: вновь обрести простую веру своего детства, хоть и сомневался, что в этой тяжкой изнурительной земле он сумеет это сделать. Маррон отошёл от Мустара на несколько шагов, упал на колени и в последний момент вспомнил, что перед молитвой нужно натянуть пониже рукава и надеть капюшон.
Без помощи сьера Антона, размеренный голос которого задавал службе ритм, Маррон бормотал молитвы чересчур быстро, что могло бы даже считаться небрежением. Всё это время он краем сознания с любопытством прислушивался к молитвам Мустара, но слышал только собственные слова. Вскоре юноша перешёл с бормотания на шёпот, но всё равно не мог ничего расслышать. Озадаченный и смущённый, он попытался заставить себя сосредоточиться на службе, но не сумел. Вместо этого он стал произносить слова ещё быстрее, так, что они превратились в свистящую скороговорку, которая не могла принести удовлетворения ни ему, ни Господу.
Окончив молитву, Маррон огляделся и увидел, что Мустар всё ещё стоит на коленях перед самодельным алтарём, но уже не молится, а просто смотрит на Маррона. Он хотел спросить, почему шараец молится молча — так требует вера или священники? — но то ли постеснялся, то ли побоялся обидеть Мустара. Он встал и пошёл к повозке. Мустар последовал за ним, и они медленно покатили её по тропе.
На этот раз в деревне не было видно ни стариков на крылечках, ни детей в поле. Вероятно, они все ещё молятся — «и мне следовало бы молиться с ними», — подумал юноша, устыдившись собственного небрежения.
Когда Мустар попытался влезть в повозку, Маррон остановив его.
— Нет, смотри, так будет быстрее. — И не так противно. — Давай просто перевернём повозку. Вот так…
Он подставил плечо под один из углов повозки и выпрямился. Повозка приподнялась, но тут же вернулась на место — для одного она была слишком тяжела. Мустар тотчас же встал рядом, и наконец повозка наклонилась, встала на дыбы и рухнула. Маррон вздрогнул от шума, с которым она упала, и только понадеялся, что в ней ничего не сломалось.
Около повозки выросла куча дерьма; Маррон и Мустар вытащили лопаты и начали выскребать оставшееся. Мустар смеялся, разбрасывал дерьмо во все стороны, стараясь попасть на поле, и вскоре Маррон стал делать то же самое. Они затеяли соревнование — кто быстрее? — и Маррон опять позабыл про наказание.
Вскоре он вспотел, мускулы заныли, а горло до того пересохло, что смех словно царапал его. Когда повозка опустела, работники с помощью заступов вернули её в обычное положение. Маррон осмотрел колеса и решил, что они целы. Потом он с жадностью посмотрел на колодец, возле которого стоял старый верблюд, флегматично жующий охапку сена. Даже постящимся братьям дозволялась вода, так могут ли пить наказанные и рабы?..
Спросить было не у кого — вокруг не было ни души. Маррон заявил:
— Я хочу пить, — и решительно направился к корыту. Позади него раздался топоток пяток, и у его локтя возникла рожица Мустара, который по-собачьи задышал, показывая, как его донимает жажда.
На дне корыта было на палец воды — им хватило. Маррон сложил руки чашечкой, зачерпнул влаги и выпил её одним глотком, а потом облизнул мокрые пальцы. Стоявший рядом Мустар наклонился, сунул в корыто голову и стал хлебать воду и плескать её себе на макушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137