Джулианна вежливо перевела взгляд на рыцаря, но всё же следила краем глаза за дверным проёмом. Вещество, которое тут, в Роке, использовали для наверший факелов, ярко горело, но легко крошилось — от факела Маррона брызнули не только быстро гаснущие искры, но и горящие угольки. Джулианна услышала шарканье и представила себе Маррона, затаптывающего угольки ногой в верёвочной сандалии. Услышав негромкий вскрик, она безжалостно улыбнулась.
Вуаль должна была скрыть улыбку, но Джулианна не слышала ни единого слова из цветистого приветствия, произнесённого рыцарем, и этого вуаль скрыть не могла. Ехидно улыбаясь, рыцарь позвал:
— Маррон, брось свои языческие пляски и входи.
Гардины раздвинулись, и в комнату робко проскользнул Маррон. Он снова был красен как свёкла. Остановившись у края ковра, он смешно пошаркал ногами; когда он сделал шаг вперёд, его сандалии остались позади.
Оглядев обстановку комнаты, Д'Эскриве издал негромкий одобрительный звук.
— Должно быть, тут несколько менее изысканно, чем вы привыкли, дамы. Надеюсь, вам здесь удобно?
— Вполне, благодарю вас. — В подтверждение своих слов Джулианна села на постель, указав рыцарю место напротив себя. Он словно не заметил этого и стал неторопливо прогуливаться подле окна, одновременно ведя разговор.
— Что ж, хорошо. Орден очень заботится о своих гocтях. Мы, рыцари, сами обеспечиваем себе скудные удобства у себя в комнатах, в то время как монахи и вовсе лишены их — не правда ли, Маррон?
— Да, сьер.
— Да, мадам, я взял на себя смелость принести с собой немного вина, опасаясь, что забота Ордена о вас не доходит до таких тонкости…
На самом деле вино нёс, конечно же, Маррон. Юноша неловко снял с плеча сумку и, порывшись, вытащил флягу и кубки, блеснувшие в свете канделябров серебром. Маррон сломал печать на пробке, налил в бокал вина и поднёс его Джулианне, вспыхнув ещё раз, когда их пальцы соприкоснулись. Он впервые открыто встретил её взгляд, хотя это продолжалось всего мгновение. Нет, подумала Джулианна, он не из тех, кто презирает женщин, — он всего лишь мальчик, который только начинает превращаться в мужчину, мальчик, не сталкивавшийся с женщинами с тех самых пор, как он был отлучён от материнской груди. В Марассоне всё было иначе — и гораздо лучше, по её мнению.
Маррон налил вина Элизанде и д'Эскриве; после этого он вернулся к холодному очагу, у которого оставил сумку.
— А четвёртый кубок, Маррон? — негромко произнёс д'Эскриве.
Юноша поднял глаза, посмотрел на рыцаря и произнёс:
— Сьер, я думаю, что вино есть излишество.
— Думать от тебя не требуется, юноша. Ты даёшь обет послушания именно для того, чтобы думать поменьше. Налей себе вина и выпей. И ещё: я категорически запрещаю тебе рассказывать об этом своему исповеднику. Ты понял меня?
— Да, сьер.
Д'Эскриве кивнул, вернулся к окну и открыл ставню, чтобы выглянуть наружу.
— Не присядете ли, сьер Антон? — настойчиво попросила Джулианна.
— Через минуту, мадемуазель. Я только хотел посмотреть… а, вот оно.
Джулианна едва не встала, чтобы посмотреть, что так заинтересовало рыцаря. Остаться на месте было нелегко, но она удержалась. Он вновь поддразнивал её, но она решила, что не поддастся.
Похоже, у Элизанды желания сдерживаться не было.
— Что там, сьер Антон?
— Костёр в конюшенное дворе. Я уже слышал о нём, но хотел удостовериться лично.
Казалось, этого человека может позабавить что угодно, однако на сей раз его голос был холоден, и в нём угадывалась улыбка не веселья, а презрения.
— Что там жгут? — спросила Элизанда,
— Бочку, которую мы видели на дороге, мадемуазель. Барон предусмотрительно приказал уничтожить её, чтобы очиститься от скверны. Я думал, что её приберегут для костра, на котором надеются сжечь пленника, но барон, видимо, торопится. Старший конюх наверняка согласен с ним — думаю, бочка попахивает довольно гнусно.
— Сьер Антон, а почему пленника везли в бочке? Это же… это просто глупо — так везти человека!..
— Барон очень предусмотрителен, — повторил сьер Антон. На этот раз Джулианна увидела его улыбку — в ней не было и тени великодушия. — Человек из Сурайона не может не быть колдуном. Я думаю, барон опасался, что по дороге он начнёт колдовать или вызывать демонов, чтобы те спасли своего земного брата… Вот и запечатал пленника в бочку, чтобы у того не было ни света, ни воздуха, ни земли, ни огня — в общем, ничего, что нужно для заклинания.
— Но это же… нелепо!
— Полностью с вами согласен. Однако вам повезло, что вы не знакомы с бароном. Ко мне судьба была менее благосклонна. Он человек… нелепый.
— А ещё нелепее, — заметила чинно сидевшая на собственной постели Элизанда, — ещё нелепее то, что пленника считают пришельцем из Сурайона. Эта земля вот уже тридцать лет как свёрнута; зачем кому-нибудь покидать её? И откуда они знают родину этого человека? У него что, на лбу написано?
— Ходили слухи, что некоторые жители Сурайона изредка появляются в Чужеземье. Бывало, что таких путешественников ловили и пытали, и я никогда не слышал, чтобы они оказались невинны. Думаю, итог всегда один — признание и смерть, а какой вопрос был задан — уже не важно.
Джулианна вздрогнула. Она видела разные экзотические казни в Марассоне, который всегда славился своей необычностью. Разумеется, она знала о существовании императорской инквизиции и о её работе, невидимой, но не тайной. О ней говорили только шёпотом. Она даже встречала этих людей при дворе, вежливо подавала им руку и с удивлением замечала, что их кожа не холоднее, чем у обычных людей, а сами они не несут с собой запаха подземелий.
Д'Эскриве заметил её дрожь и улыбнулся. На тропе он был великодушен, но сейчас не простил ей промаха.
— Мои ответы расстраивают вас, мадемуазель. Прошу прощения.
— Нет, вы говорите правду и я благодарна вам за неё. Меня расстраивают мысли о невинно страдающих.
— Невинные страдальцы были всегда, — сурово ответил рыцарь. На мгновение он ушёл в себя, но потом встряхнул головой и улыбнулся уже спокойнее. — Как долго вы намерены оставаться с нами, мадемуазель Джулианна?
— Не могу сказать. Мой отец послал в Элесси гонца; думаю, за мной очень скоро вышлют эскорт — а может быть, уже и выслали.
— Несомненно. Если, конечно, гонец достиг цели. Между Роком и Элесси лежат опасные земли.
Она знала это. Иногда Джулианна ловила себя на том, что надеется: весть о ней не дошла до Элесси, а значит, у неё будет ещё несколько дней свободы, хотя бы и в этом мрачном замке. Ей совсем не хотелось встречаться со своим будущим мужем. Но…
— Прецептор тоже послал весть о нас, причём для верности и с гонцом, и с голубиной почтой.
Прецептор навестил гостью в первое же утро после её прибытия в Рок. Он показался Джулианне добрым человеком с прекрасными манерами и очень красивым голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Вуаль должна была скрыть улыбку, но Джулианна не слышала ни единого слова из цветистого приветствия, произнесённого рыцарем, и этого вуаль скрыть не могла. Ехидно улыбаясь, рыцарь позвал:
— Маррон, брось свои языческие пляски и входи.
Гардины раздвинулись, и в комнату робко проскользнул Маррон. Он снова был красен как свёкла. Остановившись у края ковра, он смешно пошаркал ногами; когда он сделал шаг вперёд, его сандалии остались позади.
Оглядев обстановку комнаты, Д'Эскриве издал негромкий одобрительный звук.
— Должно быть, тут несколько менее изысканно, чем вы привыкли, дамы. Надеюсь, вам здесь удобно?
— Вполне, благодарю вас. — В подтверждение своих слов Джулианна села на постель, указав рыцарю место напротив себя. Он словно не заметил этого и стал неторопливо прогуливаться подле окна, одновременно ведя разговор.
— Что ж, хорошо. Орден очень заботится о своих гocтях. Мы, рыцари, сами обеспечиваем себе скудные удобства у себя в комнатах, в то время как монахи и вовсе лишены их — не правда ли, Маррон?
— Да, сьер.
— Да, мадам, я взял на себя смелость принести с собой немного вина, опасаясь, что забота Ордена о вас не доходит до таких тонкости…
На самом деле вино нёс, конечно же, Маррон. Юноша неловко снял с плеча сумку и, порывшись, вытащил флягу и кубки, блеснувшие в свете канделябров серебром. Маррон сломал печать на пробке, налил в бокал вина и поднёс его Джулианне, вспыхнув ещё раз, когда их пальцы соприкоснулись. Он впервые открыто встретил её взгляд, хотя это продолжалось всего мгновение. Нет, подумала Джулианна, он не из тех, кто презирает женщин, — он всего лишь мальчик, который только начинает превращаться в мужчину, мальчик, не сталкивавшийся с женщинами с тех самых пор, как он был отлучён от материнской груди. В Марассоне всё было иначе — и гораздо лучше, по её мнению.
Маррон налил вина Элизанде и д'Эскриве; после этого он вернулся к холодному очагу, у которого оставил сумку.
— А четвёртый кубок, Маррон? — негромко произнёс д'Эскриве.
Юноша поднял глаза, посмотрел на рыцаря и произнёс:
— Сьер, я думаю, что вино есть излишество.
— Думать от тебя не требуется, юноша. Ты даёшь обет послушания именно для того, чтобы думать поменьше. Налей себе вина и выпей. И ещё: я категорически запрещаю тебе рассказывать об этом своему исповеднику. Ты понял меня?
— Да, сьер.
Д'Эскриве кивнул, вернулся к окну и открыл ставню, чтобы выглянуть наружу.
— Не присядете ли, сьер Антон? — настойчиво попросила Джулианна.
— Через минуту, мадемуазель. Я только хотел посмотреть… а, вот оно.
Джулианна едва не встала, чтобы посмотреть, что так заинтересовало рыцаря. Остаться на месте было нелегко, но она удержалась. Он вновь поддразнивал её, но она решила, что не поддастся.
Похоже, у Элизанды желания сдерживаться не было.
— Что там, сьер Антон?
— Костёр в конюшенное дворе. Я уже слышал о нём, но хотел удостовериться лично.
Казалось, этого человека может позабавить что угодно, однако на сей раз его голос был холоден, и в нём угадывалась улыбка не веселья, а презрения.
— Что там жгут? — спросила Элизанда,
— Бочку, которую мы видели на дороге, мадемуазель. Барон предусмотрительно приказал уничтожить её, чтобы очиститься от скверны. Я думал, что её приберегут для костра, на котором надеются сжечь пленника, но барон, видимо, торопится. Старший конюх наверняка согласен с ним — думаю, бочка попахивает довольно гнусно.
— Сьер Антон, а почему пленника везли в бочке? Это же… это просто глупо — так везти человека!..
— Барон очень предусмотрителен, — повторил сьер Антон. На этот раз Джулианна увидела его улыбку — в ней не было и тени великодушия. — Человек из Сурайона не может не быть колдуном. Я думаю, барон опасался, что по дороге он начнёт колдовать или вызывать демонов, чтобы те спасли своего земного брата… Вот и запечатал пленника в бочку, чтобы у того не было ни света, ни воздуха, ни земли, ни огня — в общем, ничего, что нужно для заклинания.
— Но это же… нелепо!
— Полностью с вами согласен. Однако вам повезло, что вы не знакомы с бароном. Ко мне судьба была менее благосклонна. Он человек… нелепый.
— А ещё нелепее, — заметила чинно сидевшая на собственной постели Элизанда, — ещё нелепее то, что пленника считают пришельцем из Сурайона. Эта земля вот уже тридцать лет как свёрнута; зачем кому-нибудь покидать её? И откуда они знают родину этого человека? У него что, на лбу написано?
— Ходили слухи, что некоторые жители Сурайона изредка появляются в Чужеземье. Бывало, что таких путешественников ловили и пытали, и я никогда не слышал, чтобы они оказались невинны. Думаю, итог всегда один — признание и смерть, а какой вопрос был задан — уже не важно.
Джулианна вздрогнула. Она видела разные экзотические казни в Марассоне, который всегда славился своей необычностью. Разумеется, она знала о существовании императорской инквизиции и о её работе, невидимой, но не тайной. О ней говорили только шёпотом. Она даже встречала этих людей при дворе, вежливо подавала им руку и с удивлением замечала, что их кожа не холоднее, чем у обычных людей, а сами они не несут с собой запаха подземелий.
Д'Эскриве заметил её дрожь и улыбнулся. На тропе он был великодушен, но сейчас не простил ей промаха.
— Мои ответы расстраивают вас, мадемуазель. Прошу прощения.
— Нет, вы говорите правду и я благодарна вам за неё. Меня расстраивают мысли о невинно страдающих.
— Невинные страдальцы были всегда, — сурово ответил рыцарь. На мгновение он ушёл в себя, но потом встряхнул головой и улыбнулся уже спокойнее. — Как долго вы намерены оставаться с нами, мадемуазель Джулианна?
— Не могу сказать. Мой отец послал в Элесси гонца; думаю, за мной очень скоро вышлют эскорт — а может быть, уже и выслали.
— Несомненно. Если, конечно, гонец достиг цели. Между Роком и Элесси лежат опасные земли.
Она знала это. Иногда Джулианна ловила себя на том, что надеется: весть о ней не дошла до Элесси, а значит, у неё будет ещё несколько дней свободы, хотя бы и в этом мрачном замке. Ей совсем не хотелось встречаться со своим будущим мужем. Но…
— Прецептор тоже послал весть о нас, причём для верности и с гонцом, и с голубиной почтой.
Прецептор навестил гостью в первое же утро после её прибытия в Рок. Он показался Джулианне добрым человеком с прекрасными манерами и очень красивым голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137