Затем Куври пробился вперед на глазах у Пардоса и взял Авиту Криспину за другую руку, защищая ее.
Пардос остался на месте и стоял неподвижно.
Потом он не мог объяснить, почему, только говорил, что он наблюдал, что кто-то должен был наблюдать.
И наблюдая таким образом, – с довольно близкого расстояния, неподвижная точка в бурлящем хаосе, – Пардос увидел, как первый министр Евдрих Златовласый шагнул вперед от своего места рядом с упавшей женщиной и звучным голосом произнес:
– Положи свой меч, Агила, или его у тебя отберут. То, что ты сделал, – безбожно, это предательство, и тебе не позволят убежать и остаться в живых.
«Он держится с поразительным спокойствием», – подумал Пардос. Агила быстро повернулся к этому человеку. Пространство расчистилось, люди спасались бегством из святилища.
– Заткни свой кинжал себе в задницу, Евдрих! Ты, кусок конского навоза! Мы сделали это вместе, ты не посмеешь теперь это отрицать. Только жребий решит, кто из нас будет здесь стоять. Отдать меч? Глупец! Мне позвать своих солдат, чтобы они с тобой расправились?
– Зови их, лжец, – ответил второй мужчина. Его голос звучал ровно, почти степенно. Их отделяло друг от друга меньше пяти шагов. – Ты не услышишь ответа. Мои люди уже расправились с твоими – в том лесу, где ты задумал тайно разместить их.
– Что? Ты проклятый предатель!
– Как забавно, что ты это говоришь при данных обстоятельствах, – заметил Евдрих. Затем быстро отступил назад и тревожно крикнул: – Винселас! – Глаза Агилы стали безумными, он сделал выпад мечом через разделяющее их пространство.
Наверху находился мостик, не особенно высоко, место, где могли играть невидимые музыканты или где осенью и зимой могли спокойно прогуливаться и предаваться размышлениям священники, когда снаружи стоял холод и шли дожди. Стрела, убившая Агилу, прилетела оттуда. Он рухнул, будто дерево, и его меч с грохотом упал на пол у ног Евдриха.
Пардос посмотрел вверх. Полдюжины лучников стояли на мостике. У него на глазах четверо с обнаженными мечами – люди Агилы – медленно опустили, а затем бросили свое оружие.
Так они и погибли, сдавшись, когда просвистели еще шесть стрел.
Пардос осознал, что стоит совсем один в секторе, отведенном для ремесленников. Он чувствовал себя совершенно беззащитным. Он не ушел, но все-таки сел. Ладони у него взмокли, ноги подгибались.
– Приношу свои извинения, – непринужденно произнес Евдрих, поднимая глаза от мертвых людей на трех священников, все еще стоящих перед алтарем. Их лица приобрели изжелта-бледный цвет. Евдрих помолчал и поправил воротник туники, а затем тяжелое золотое ожерелье на шее. – Теперь нам необходимо быстро восстановить порядок, успокоить людей, вернуть их назад в святилище. Это политическое дело и очень прискорбное. Вас оно совсем не касается. Вы, разумеется, продолжите церемонию.
– Что? Мы этого не сделаем! – возразил придворный священник, Сибард, сжав зубы. – Само это предложение позорно и безбожно. Где царица? Что с ней сделали?
– Могу заверить, что меня гораздо больше интересует ответ на этот вопрос, чем тебя, – ответил Евдрих Златовласый. В ушах у пристально наблюдающего Пардоса все еще звучали слова Агилы: «Мы сделали это вместе».
– Остается догадываться, – непринужденно добавил Евдрих, не обращаясь ни к кому конкретно и ко всем, кто оставался в святилище, – что до нее донеслись слухи о подлом заговоре Агилы, и она предпочла спастись и не присутствовать на поминальной службе в честь отца. Трудно винить в этом женщину. Но, естественно, это вызывает некоторые… вопросы. – Он улыбнулся.
Пардос запомнит эту улыбку. Евдрих продолжал после паузы:
– Я предлагаю восстановить здесь порядок, а затем навести его во дворце – от имени царицы, конечно, – пока мы не узнаем точно, где она находится. Затем, – сказал канцлер с соломенными волосами, – нам надо будет определить, что делать дальше здесь, в Варене, и во всей Батиаре. А пока, – продолжал он, и голос его внезапно стал холодным, не допускающим возражений, – ты сам впал в заблуждение, добрый клирик. Послушай: я не просил тебя что-то сделать, я тебе приказал. Вы трое продолжите траурную церемонию и ритуал освящения, иначе ваша собственная смерть последует за теми, которые вы уже видели. Поверь мне, Сибард. Я не хочу с тобой ссориться, но ты можешь умереть здесь или остаться жить и достичь тех целей, которые поставил для себя и нашего народа. Святые места освящались кровью и раньше, не только сегодня.
Сибард Варенский, длинноногий и длинношеий, несколько мгновений смотрел на него.
– Нет таких целей, к которым я смог бы праведно стремиться, если бы выполнил твой приказ, – ответил он. – Мне надо совершить похоронные обряды над убитыми здесь и принести утешение их семьям. Убей меня, если хочешь. – И он сошел с возвышения перед алтарем и вышел через боковую дверь. Глаза Евдриха превратились в узкие щелочки, как увидел Пардос, но он ничего не сказал. Антский вельможа пониже ростом, гладковыбритый, но с длинными каштановыми усами, теперь стоял рядом с ним, и Пардос видел, как этот человек положил ладонь на плечо Евдриха, успокаивая его, когда Сибард прошел рядом с ними.
Евдрих смотрел прямо перед собой, тяжело дыша. Теперь именно низкорослый человек отдавал резкие команды. Стражники начали вытирать кровь на тех местах, где погибли немой и женщина, собственными плащами. Крови было много. Они вынесли их тела через боковой выход, потом тела Агилы и его убитых людей.
Другие солдаты вышли во двор, где все еще толпились испуганные люди. Они получили приказ вернуть всех назад. Сообщить, что церемония будет продолжена.
Пардоса изумило, когда он позднее размышлял над этим, что большинство тех, кто выбежал наружу, давя друг друга от ужаса, все-таки вернулись. Он не знал, что это говорит о людях, как это характеризует мир, в котором они живут. Куври вернулся, Радульф. Мартиниан и обе женщины не вернулись. Пардос понял, что рад этому.
Он остался на своем месте. Его взгляд перебегал от Евдриха и человека рядом с ним к двум священникам, оставшимся перед алтарем. Один из священников оглянулся назад, на солнечный диск, затем подошел к нему и краем собственной одежды вытер с него кровь, а затем стер кровь с алтаря. Когда он снова вернулся назад, Пардос увидел темное пятно размазанной крови на его желтой одежде и еще увидел, что этот человек плачет.
Евдрих и стоящий рядом с ним мужчина сели на свои места, точно так же, как и раньше. Два священника нервно посмотрели на них, а затем еще раз подняли руки ладонями вперед и заговорили в унисон, совершая обряд.
– Святой Джад, – произносили они, – да будет Свет для всех твоих детей, собравшихся здесь, теперь и в грядущие дни. – И люди в святилище произносили ответные слова, сначала нестройно, потом более четко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Пардос остался на месте и стоял неподвижно.
Потом он не мог объяснить, почему, только говорил, что он наблюдал, что кто-то должен был наблюдать.
И наблюдая таким образом, – с довольно близкого расстояния, неподвижная точка в бурлящем хаосе, – Пардос увидел, как первый министр Евдрих Златовласый шагнул вперед от своего места рядом с упавшей женщиной и звучным голосом произнес:
– Положи свой меч, Агила, или его у тебя отберут. То, что ты сделал, – безбожно, это предательство, и тебе не позволят убежать и остаться в живых.
«Он держится с поразительным спокойствием», – подумал Пардос. Агила быстро повернулся к этому человеку. Пространство расчистилось, люди спасались бегством из святилища.
– Заткни свой кинжал себе в задницу, Евдрих! Ты, кусок конского навоза! Мы сделали это вместе, ты не посмеешь теперь это отрицать. Только жребий решит, кто из нас будет здесь стоять. Отдать меч? Глупец! Мне позвать своих солдат, чтобы они с тобой расправились?
– Зови их, лжец, – ответил второй мужчина. Его голос звучал ровно, почти степенно. Их отделяло друг от друга меньше пяти шагов. – Ты не услышишь ответа. Мои люди уже расправились с твоими – в том лесу, где ты задумал тайно разместить их.
– Что? Ты проклятый предатель!
– Как забавно, что ты это говоришь при данных обстоятельствах, – заметил Евдрих. Затем быстро отступил назад и тревожно крикнул: – Винселас! – Глаза Агилы стали безумными, он сделал выпад мечом через разделяющее их пространство.
Наверху находился мостик, не особенно высоко, место, где могли играть невидимые музыканты или где осенью и зимой могли спокойно прогуливаться и предаваться размышлениям священники, когда снаружи стоял холод и шли дожди. Стрела, убившая Агилу, прилетела оттуда. Он рухнул, будто дерево, и его меч с грохотом упал на пол у ног Евдриха.
Пардос посмотрел вверх. Полдюжины лучников стояли на мостике. У него на глазах четверо с обнаженными мечами – люди Агилы – медленно опустили, а затем бросили свое оружие.
Так они и погибли, сдавшись, когда просвистели еще шесть стрел.
Пардос осознал, что стоит совсем один в секторе, отведенном для ремесленников. Он чувствовал себя совершенно беззащитным. Он не ушел, но все-таки сел. Ладони у него взмокли, ноги подгибались.
– Приношу свои извинения, – непринужденно произнес Евдрих, поднимая глаза от мертвых людей на трех священников, все еще стоящих перед алтарем. Их лица приобрели изжелта-бледный цвет. Евдрих помолчал и поправил воротник туники, а затем тяжелое золотое ожерелье на шее. – Теперь нам необходимо быстро восстановить порядок, успокоить людей, вернуть их назад в святилище. Это политическое дело и очень прискорбное. Вас оно совсем не касается. Вы, разумеется, продолжите церемонию.
– Что? Мы этого не сделаем! – возразил придворный священник, Сибард, сжав зубы. – Само это предложение позорно и безбожно. Где царица? Что с ней сделали?
– Могу заверить, что меня гораздо больше интересует ответ на этот вопрос, чем тебя, – ответил Евдрих Златовласый. В ушах у пристально наблюдающего Пардоса все еще звучали слова Агилы: «Мы сделали это вместе».
– Остается догадываться, – непринужденно добавил Евдрих, не обращаясь ни к кому конкретно и ко всем, кто оставался в святилище, – что до нее донеслись слухи о подлом заговоре Агилы, и она предпочла спастись и не присутствовать на поминальной службе в честь отца. Трудно винить в этом женщину. Но, естественно, это вызывает некоторые… вопросы. – Он улыбнулся.
Пардос запомнит эту улыбку. Евдрих продолжал после паузы:
– Я предлагаю восстановить здесь порядок, а затем навести его во дворце – от имени царицы, конечно, – пока мы не узнаем точно, где она находится. Затем, – сказал канцлер с соломенными волосами, – нам надо будет определить, что делать дальше здесь, в Варене, и во всей Батиаре. А пока, – продолжал он, и голос его внезапно стал холодным, не допускающим возражений, – ты сам впал в заблуждение, добрый клирик. Послушай: я не просил тебя что-то сделать, я тебе приказал. Вы трое продолжите траурную церемонию и ритуал освящения, иначе ваша собственная смерть последует за теми, которые вы уже видели. Поверь мне, Сибард. Я не хочу с тобой ссориться, но ты можешь умереть здесь или остаться жить и достичь тех целей, которые поставил для себя и нашего народа. Святые места освящались кровью и раньше, не только сегодня.
Сибард Варенский, длинноногий и длинношеий, несколько мгновений смотрел на него.
– Нет таких целей, к которым я смог бы праведно стремиться, если бы выполнил твой приказ, – ответил он. – Мне надо совершить похоронные обряды над убитыми здесь и принести утешение их семьям. Убей меня, если хочешь. – И он сошел с возвышения перед алтарем и вышел через боковую дверь. Глаза Евдриха превратились в узкие щелочки, как увидел Пардос, но он ничего не сказал. Антский вельможа пониже ростом, гладковыбритый, но с длинными каштановыми усами, теперь стоял рядом с ним, и Пардос видел, как этот человек положил ладонь на плечо Евдриха, успокаивая его, когда Сибард прошел рядом с ними.
Евдрих смотрел прямо перед собой, тяжело дыша. Теперь именно низкорослый человек отдавал резкие команды. Стражники начали вытирать кровь на тех местах, где погибли немой и женщина, собственными плащами. Крови было много. Они вынесли их тела через боковой выход, потом тела Агилы и его убитых людей.
Другие солдаты вышли во двор, где все еще толпились испуганные люди. Они получили приказ вернуть всех назад. Сообщить, что церемония будет продолжена.
Пардоса изумило, когда он позднее размышлял над этим, что большинство тех, кто выбежал наружу, давя друг друга от ужаса, все-таки вернулись. Он не знал, что это говорит о людях, как это характеризует мир, в котором они живут. Куври вернулся, Радульф. Мартиниан и обе женщины не вернулись. Пардос понял, что рад этому.
Он остался на своем месте. Его взгляд перебегал от Евдриха и человека рядом с ним к двум священникам, оставшимся перед алтарем. Один из священников оглянулся назад, на солнечный диск, затем подошел к нему и краем собственной одежды вытер с него кровь, а затем стер кровь с алтаря. Когда он снова вернулся назад, Пардос увидел темное пятно размазанной крови на его желтой одежде и еще увидел, что этот человек плачет.
Евдрих и стоящий рядом с ним мужчина сели на свои места, точно так же, как и раньше. Два священника нервно посмотрели на них, а затем еще раз подняли руки ладонями вперед и заговорили в унисон, совершая обряд.
– Святой Джад, – произносили они, – да будет Свет для всех твоих детей, собравшихся здесь, теперь и в грядущие дни. – И люди в святилище произносили ответные слова, сначала нестройно, потом более четко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137