Он пускает к себе путешественников без подорожных, особенно осенью и зимой. И от этого богатеет. А страдают деревенские постоялые дворы. Возможно, он таким способом возмещает им потери? Отдает одну из рабынь. Для Людана?
– Хватит. Совершенно очевидно, что тебя никто и никогда не учил, как надо делать растирание. Кровь Джада! Постоялый двор имперской почты без щеток для тела? Позор. Дай мне сухое полотенце. – Криспин чувствовал в себе знакомый, тяжелый гнев и старался говорить тихо. – Прекрасная причина, чтобы убить рабыню, разумеется. Отношения с соседями.
Девушка встала и поспешно принесла с постели полотенце – подобие полотенца, которое они ему прислали. Да, это не его бани в Варене. Сама комната была жалкой, но приличных размеров, и некоторое количество тепла действительно поднималось из расположенной внизу кухни. Он уже отметил, что на двери стоит один из новых железных замков, который открывается медным ключом. Купцам это должно нравиться. Моракс свое дело знает, как легальную, его сторону, так и нелегальную. Возможно, он действительно богат или скоро будет богатым.
Криспин боролся с гневом и усиленно думал.
– Я был прав, там, внизу? Здесь сегодня есть постояльцы без подорожных?
Он встал и вылез, мокрый, из маленькой ванны. Девушка, после того как он ее отчитал, покраснела, встревожилась и явно испугалась. Это его еще больше рассердило. Он взял полотенце, вытер волосы и бороду, потом завернулся в него, чтобы не замерзнуть. И выругался, когда его укусило какое-то ползучее насекомое из полотенца.
Она стояла рядом, неловко опустив руки, опустив глаза в пол.
– Ну? – снова потребовал он. – Отвечай. Я был прав?
– Да, господин. – Когда она говорила на сарантийском языке, который явно лучше понимала, она казалась умнее, несмотря на свое низкое положение, а ее голубые глаза оживали, когда ей удавалось побороть страх. – Большинство из них находятся здесь незаконно. Осень – время спокойное. Если появляются сборщики налогов или солдаты, Моракс их подкупает, а имперские курьеры слишком часто ездят туда-сюда и не станут жаловаться, если другие постояльцы им не мешают. Моракс хорошо обслуживает курьеров.
– Уверена, так и есть. Я таких людей знаю. Все, что угодно, только плати.
Криспин рассеянно кивнул в знак согласия с птицей, потом сосредоточился на переодевании в сухую одежду из дорожного мешка, который ему принесли. Его мокрая верхняя одежда осталась сушиться внизу у очага.
– Помолчи, Линон, я думаю!
– Да хранят нас всемогущие силы!
Постепенно ему становилось легче не обращать внимания на подобные вещи. Но что-то в Линон сегодня казалось ему странным. Криспин отложил эту мысль на потом вместе с гораздо более сложным вопросом о том, почему он ввязывается в эту историю. Рабы погибают во всей Империи каждый день, их избивают, наказывают кнутом, продают. Криспин покачал головой: неужели он действительно такой простак, что смехотворная ассоциация перепуганной девушки с дочерью могла втянуть его в тот мир, где для него не существует безопасного места? Еще один трудный вопрос. На потом.
Еще в те дни, когда Криспин умел радоваться, он всегда любил решать головоломки. На работе или в игре. Составляя мозаику на стене, играя в бане в азартные игры. Сейчас, быстро одеваясь в зябком полумраке, он поймал себя на том, что складывает в голове кусочки сведений, словно кусочки мозаики, чтобы составить картину. Он вертел их, поворачивал под разными углами, словно смальту, чтобы поймать лучи света.
– Что они с ней сделают? – Он задал этот вопрос импульсивно.
Линон так долго молчала, что Криспин решил, что птица его игнорирует. Он надел сандалии, пока ждал. Зазвучавший в его голове голос был холодным, лишенным выражения, не похожим на тот, который он слышал от нее раньше.
– Утром ей дадут выпить маковый настой, незаметно подольют в чашку. Отдадут тем, кто за ней явится. Вероятно, жителям деревни. Они ее уведут. Иногда ее заставляют спариваться с каким-то животным, ради плодородия полей и удачи на охоте, иногда мужчины сами это делают, один за другим. Тогда они надевают маски животных. Потом жрец Людана вырежет у нее сердце. Это может быть деревенский кузнец или пекарь. Или хозяин гостиницы, который сейчас внизу. Мы этого не узнаем. Считается добрым знаком, если она доживет до того момента, когда у нее вынут сердце. Его зароют в поле. С нее сдерут кожу и сожгут ее, в качестве символа бренности жизни. Потом ее повесят за волосы на священном дубе в тот момент, когда сядет солнце, чтобы Людан взял ее себе.
– Святой Джад! Не может быть…
– Замолчи! Недоумок! Я же говорила, что тебе лучше этого не знать!
Испуганная девушка подняла глаза. Криспин свирепо взглянул на нее, и она сейчас же опустила взгляд, теперь ее охватил другой страх.
Пораженный, испытывая отвращение, Криспин начал снова размышлять над этой головоломкой, стараясь успокоиться. Вертел кусочки смальты, чтобы поймать свет. Пусть даже такой тусклый, неверный свет, как огоньки свечей на ветру или косые лучи зимнего солнца, проникающие в узкую щель.
– Я не могу позволить им сделать с ней такое, – молча обратился он к Линон.
– Ах! Гремите военные барабаны! Кай Криспин Варенский, отважный герой поздней эпохи! Не можешь? Не понимаю, почему. Они просто найдут другую девушку. И убьют тебя за попытку вмешаться. Кто ты такой, ремесленник, чтобы становиться между богом и его жертвой?
Криспин закончил одеваться. Снова сел на постель. Она скрипнула.
– Яне знаю, как на это ответить.
– Конечно, не знаешь, – согласилась Линон. Девушка прошептала:
– Мой господин. Я буду делать все, что ты пожелаешь. Всегда.
– А что еще делают рабы? – огрызнулся он, отвлекаясь от своих мыслей. Она вздрогнула, будто он ее ударил. Он вздохнул.
– Мне нужна твоя помощь, – снова обратился он к птице. Головоломка обретала форму, может, не слишком удачную. Он немного покачался взад и вперед, поскрипывая ложем. – Вот что я хочу…
Через несколько секунд он начал объяснять девушке, какие шаги должна предпринять она, в свою очередь, если хочет пережить следующий день. Он старался говорить так, будто знает, что делает. Что оказалось совершенно невыносимым – это вынести выражение ее глаз, когда она поняла, что он собирается попытаться ее спасти. Ей хотелось жить, очень хотелось. Это желание жить пылало в ней, как огонь.
Там, дома, он сказал Мартиниану, что ничего по-настоящему не хочет, даже жить. Возможно, подумал Криспин, это делало его идеально подходящим человеком для такого безумного предприятия.
Он послал девушку вниз. Сначала она встала перед ним на колени, казалось, она хочет что-то сказать, но он остановил ее одним взглядом и махнул рукой на дверь. После ее ухода он еще несколько мгновений сидел, потом встал и начал заниматься подготовкой всего необходимого в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Хватит. Совершенно очевидно, что тебя никто и никогда не учил, как надо делать растирание. Кровь Джада! Постоялый двор имперской почты без щеток для тела? Позор. Дай мне сухое полотенце. – Криспин чувствовал в себе знакомый, тяжелый гнев и старался говорить тихо. – Прекрасная причина, чтобы убить рабыню, разумеется. Отношения с соседями.
Девушка встала и поспешно принесла с постели полотенце – подобие полотенца, которое они ему прислали. Да, это не его бани в Варене. Сама комната была жалкой, но приличных размеров, и некоторое количество тепла действительно поднималось из расположенной внизу кухни. Он уже отметил, что на двери стоит один из новых железных замков, который открывается медным ключом. Купцам это должно нравиться. Моракс свое дело знает, как легальную, его сторону, так и нелегальную. Возможно, он действительно богат или скоро будет богатым.
Криспин боролся с гневом и усиленно думал.
– Я был прав, там, внизу? Здесь сегодня есть постояльцы без подорожных?
Он встал и вылез, мокрый, из маленькой ванны. Девушка, после того как он ее отчитал, покраснела, встревожилась и явно испугалась. Это его еще больше рассердило. Он взял полотенце, вытер волосы и бороду, потом завернулся в него, чтобы не замерзнуть. И выругался, когда его укусило какое-то ползучее насекомое из полотенца.
Она стояла рядом, неловко опустив руки, опустив глаза в пол.
– Ну? – снова потребовал он. – Отвечай. Я был прав?
– Да, господин. – Когда она говорила на сарантийском языке, который явно лучше понимала, она казалась умнее, несмотря на свое низкое положение, а ее голубые глаза оживали, когда ей удавалось побороть страх. – Большинство из них находятся здесь незаконно. Осень – время спокойное. Если появляются сборщики налогов или солдаты, Моракс их подкупает, а имперские курьеры слишком часто ездят туда-сюда и не станут жаловаться, если другие постояльцы им не мешают. Моракс хорошо обслуживает курьеров.
– Уверена, так и есть. Я таких людей знаю. Все, что угодно, только плати.
Криспин рассеянно кивнул в знак согласия с птицей, потом сосредоточился на переодевании в сухую одежду из дорожного мешка, который ему принесли. Его мокрая верхняя одежда осталась сушиться внизу у очага.
– Помолчи, Линон, я думаю!
– Да хранят нас всемогущие силы!
Постепенно ему становилось легче не обращать внимания на подобные вещи. Но что-то в Линон сегодня казалось ему странным. Криспин отложил эту мысль на потом вместе с гораздо более сложным вопросом о том, почему он ввязывается в эту историю. Рабы погибают во всей Империи каждый день, их избивают, наказывают кнутом, продают. Криспин покачал головой: неужели он действительно такой простак, что смехотворная ассоциация перепуганной девушки с дочерью могла втянуть его в тот мир, где для него не существует безопасного места? Еще один трудный вопрос. На потом.
Еще в те дни, когда Криспин умел радоваться, он всегда любил решать головоломки. На работе или в игре. Составляя мозаику на стене, играя в бане в азартные игры. Сейчас, быстро одеваясь в зябком полумраке, он поймал себя на том, что складывает в голове кусочки сведений, словно кусочки мозаики, чтобы составить картину. Он вертел их, поворачивал под разными углами, словно смальту, чтобы поймать лучи света.
– Что они с ней сделают? – Он задал этот вопрос импульсивно.
Линон так долго молчала, что Криспин решил, что птица его игнорирует. Он надел сандалии, пока ждал. Зазвучавший в его голове голос был холодным, лишенным выражения, не похожим на тот, который он слышал от нее раньше.
– Утром ей дадут выпить маковый настой, незаметно подольют в чашку. Отдадут тем, кто за ней явится. Вероятно, жителям деревни. Они ее уведут. Иногда ее заставляют спариваться с каким-то животным, ради плодородия полей и удачи на охоте, иногда мужчины сами это делают, один за другим. Тогда они надевают маски животных. Потом жрец Людана вырежет у нее сердце. Это может быть деревенский кузнец или пекарь. Или хозяин гостиницы, который сейчас внизу. Мы этого не узнаем. Считается добрым знаком, если она доживет до того момента, когда у нее вынут сердце. Его зароют в поле. С нее сдерут кожу и сожгут ее, в качестве символа бренности жизни. Потом ее повесят за волосы на священном дубе в тот момент, когда сядет солнце, чтобы Людан взял ее себе.
– Святой Джад! Не может быть…
– Замолчи! Недоумок! Я же говорила, что тебе лучше этого не знать!
Испуганная девушка подняла глаза. Криспин свирепо взглянул на нее, и она сейчас же опустила взгляд, теперь ее охватил другой страх.
Пораженный, испытывая отвращение, Криспин начал снова размышлять над этой головоломкой, стараясь успокоиться. Вертел кусочки смальты, чтобы поймать свет. Пусть даже такой тусклый, неверный свет, как огоньки свечей на ветру или косые лучи зимнего солнца, проникающие в узкую щель.
– Я не могу позволить им сделать с ней такое, – молча обратился он к Линон.
– Ах! Гремите военные барабаны! Кай Криспин Варенский, отважный герой поздней эпохи! Не можешь? Не понимаю, почему. Они просто найдут другую девушку. И убьют тебя за попытку вмешаться. Кто ты такой, ремесленник, чтобы становиться между богом и его жертвой?
Криспин закончил одеваться. Снова сел на постель. Она скрипнула.
– Яне знаю, как на это ответить.
– Конечно, не знаешь, – согласилась Линон. Девушка прошептала:
– Мой господин. Я буду делать все, что ты пожелаешь. Всегда.
– А что еще делают рабы? – огрызнулся он, отвлекаясь от своих мыслей. Она вздрогнула, будто он ее ударил. Он вздохнул.
– Мне нужна твоя помощь, – снова обратился он к птице. Головоломка обретала форму, может, не слишком удачную. Он немного покачался взад и вперед, поскрипывая ложем. – Вот что я хочу…
Через несколько секунд он начал объяснять девушке, какие шаги должна предпринять она, в свою очередь, если хочет пережить следующий день. Он старался говорить так, будто знает, что делает. Что оказалось совершенно невыносимым – это вынести выражение ее глаз, когда она поняла, что он собирается попытаться ее спасти. Ей хотелось жить, очень хотелось. Это желание жить пылало в ней, как огонь.
Там, дома, он сказал Мартиниану, что ничего по-настоящему не хочет, даже жить. Возможно, подумал Криспин, это делало его идеально подходящим человеком для такого безумного предприятия.
Он послал девушку вниз. Сначала она встала перед ним на колени, казалось, она хочет что-то сказать, но он остановил ее одним взглядом и махнул рукой на дверь. После ее ухода он еще несколько мгновений сидел, потом встал и начал заниматься подготовкой всего необходимого в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137