Майкл, что это такое? Так меня напугать!
Он застонал, заворочался на постели, открыл смутные глаза. Бабушка трясла его за плечо.
— Откуда он у тебя? Не смей держать такое в доме!
Ничего не соображая спросонья, он сказал правду:
— Нашел у речки. Это просто череп.
— Череп! А зачем тебе понадобилось тащить череп в дом и класть на гардероб? Надеюсь, ты не череп Демона выкопал? А то твой дед не обрадуется. Это же сродни ограблению могил!
— Да нет. Совсем другой череп. Какой-то другой собаки, — он зевнул, хотя уже совсем проснулся. Утро за окном было сизым и туманным, по стеклам барабанил дождь.
— Ну-ка, поторопись! Твой дед уже завтракает, а Муллан запрягает лошадь в большую повозку. Мы не собираемся опаздывать из-за одного сони, — она пошла к двери. — Череп! Лучше ты ничего не придумал?
Майкл сполз с кровати. Все тело у него ныло, он чувствовал себя выпачканным. Череп ухмылялся ему — черная кость в углу. Черт, ну и большой же!
Воскресное утро. Месса. Он снова застонал.
Пока они ехали в город, дождь лил как из ведра, вода стекала с колес повозки. Шон ворчал что-то про то, чтобы купить машину и жить в двадцатом веке, но дед с бабушкой словно бы не имели ничего против дождя. Завернутые в клеенчатые плащи с капюшонами, они больше смахивали на матросов, чем на благочестивых прихожан.
Майкл и тетя Рейчел мрачно сидели сзади, а вода стекала им на глаза. Майкл чувствовал, как воротничок его лучшей рубашки медленно холодеет и холодеет от дождя. Рейчел словно не замечала его. Красной от работы рукой она придерживала шляпу за край полей.
На лугу у дороги возле самой живой изгороди был Всадник.
Когда повозка прогромыхала мимо, Майкл мог бы дотронуться до морды его коня. Но увидел его вроде бы только он один. Всадник был даже еще чернее из-за дождя, шерсть его коня выглядела гладко прилизанной. Плащ и повязки льнули к нему как вторая кожа, а под ними он был худым и гибким. Рука в перчатке небрежно держала хлыст. Конь вскинул голову и фыркнул, продувая ноздри от нескончаемых дождевых капель, но его наездник вполне мог быть трупом, притороченным к седлу. Однако затененное капюшоном лицо повернулось следом за повозкой.
Ночью небо прояснилось, и ветер стих. Ночь была холодной, воздух морозно пощипывал. Майкл лежал в кровати и смотрел на череп, венчающий его гардероб. Окно у него в ногах выходило в синий мрак. Ферма спала, но к нему сон не шел. Ему чудилось, что он — у границы иной страны, что он заглянул в дверь, которая открывается нечасто, и она осталась открытой. Чтобы неведомые существа могли проходить сквозь нее.
Череп смотрел на него, скалясь в темноте. Не надо было брать его! Теперь он знал, что по-настоящему видит его только он один, и ему не с кем поделиться находкой, никто не увидит того, что видит он. Собачий череп, сказал он, и дед посмотрел на него с обескураживающей проницательностью.
— За годы и годы, Майкл, на берегах реки закопали много собак. Нашей семьи, моего отца, моего дедушки. Их там, наверное, лежит десяток-другой, сдохших пятьдесят лет назад. Ну и пусть лежат спокойно. Тебе бы не понравилось, если бы кто-нибудь выкопал Демона, а?
И он молча помотал головой.
Заржал старый Феликс, и звук далеко разнесся в ночном звездном воздухе.
Майкл отбросил одеяло и пополз по постели к окну. Его глаза уже привыкли к темноте комнаты, и двор по сравнению выглядел почти освещенным, а постройки окутывала тень. Он схватил будильник, почти прижал циферблат к носу и скосился на стрелки. Самое начало пятого.
Из одного пятна тьмы в другое быстро метнулось нечто высокое, угловатое и исчезло за углом.
Он вглядывался глазами, круглыми, как у совы.
Оно вновь показалось — теперь на всех четырех, держа нос у самой земли, будто вынюхивая след. Оно было черным, мохнатым, поджарым с широкой грудью, длинной мордой и большими ушами торчком. Потом оно снова встало и оказалось выше шести футов, с несоразмерно длинными руками, свисавшими вдоль туловища. У него не было хвоста.
И оно побежало через двор, задирая нос к окну Майкла.
Он попятился, оледенев от страха. Рама была приподнята дюймов на шесть, и ему было слышно, как оно нюхает под окном. Умеют оборотни лазить? В мешающихся мыслях тревожно всплыл непрошенный вопрос. Он почувствовал, как в горле у него поднимается вопль и заклинился там, так что он не мог издать ни звука.
Оно вновь появилось — около конюшни. Засовы на верхней и нижней половинах двери были задвинуты, и оно когтистыми руками взялось за засовы. Феликс заржал совсем отчаянно, к нему присоединились другие лошади. Раздался удар, громкий как выстрел, — одна из них лягнула дверь. Волк-оборотень отпрянул. Майкл услышал голоса в спальне деда и бабушки. Хлопнула задняя дверь, и во двор, хромая, вышел Муллан с переломленным дробовиком в руках. Он заложил патрон и защелкнул ствол. Оборотень скользнул за угол конюшни. Майкл видел, как он припал у стены, открыв пасть, пыхтя, точно собака. И изо всех сил стукнул рамой, потому что все еще не мог произнести ни слова. Муллан обернулся, и его брови взлетели на лоб, когда он увидел в окне Майкла. И в ту же секунду зверь метнулся от стены конюшни и выскочил со двора. Муллан снова обернулся и выстрелил с бедра, отступив на шаг из-за отдачи. Выстрел прозвучал оглушительно, вспышка ослепила Майкла, а Муллан снова переломил дробовик и захромал со двора в погоню, нащупывая в кармане еще патрон. Двор залил свет — из задней двери с фонарями вышли Пат и Шон, накинув на пижамы длинные рабочие халаты. Они чуть не столкнулись с Мулланом, вступившим в круг света с дробовиком на плече. До Майкла доносились обрывки их разговора.
— …какая-то собака, очень большая.
— …надо бы овец проведать.
— …весь чертов дом перебудила.
— …Рейчел до смерти напугалась.
И они засмеялись в светотени озаренного фонарями двора.
— Попал в нее? — просипел Майкл.
— Удрала, — ответил Муллан, похлопывая по дробовику. — Но я ее хорошо пугнул, как бы не обложилась, верное дело. Бродячий пес, Майк. Ложись-ка снова спать.
Он лег, но прежде запер череп в нижнем ящике гардероба, слушая, как мужчины расхаживают по двору, успокаивают лошадей. Только бы никто из них до зари не отошел далеко от дома. Это было его чудовище, но если они его увидели, так вдруг оно может… Что, если оно для них все-таки реально. Волк-оборотень, рыскающий в лугах. Он плотно закрыл окно, и задернул занавески, прячась от синей ночи. Скорей бы рассвет!
Конечно, не имело смысла объяснять остальным, что ночью во двор приходила не собака. Он попытался, но, описывая чудовище, вдруг заметил, что дед начал снисходительно улыбаться, а по лицу бабушки скользнуло раздражение, а потому он умолк на полуслове, унизительно смутившись. А когда вышел за дверь, до него донеслись слова бабушки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Он застонал, заворочался на постели, открыл смутные глаза. Бабушка трясла его за плечо.
— Откуда он у тебя? Не смей держать такое в доме!
Ничего не соображая спросонья, он сказал правду:
— Нашел у речки. Это просто череп.
— Череп! А зачем тебе понадобилось тащить череп в дом и класть на гардероб? Надеюсь, ты не череп Демона выкопал? А то твой дед не обрадуется. Это же сродни ограблению могил!
— Да нет. Совсем другой череп. Какой-то другой собаки, — он зевнул, хотя уже совсем проснулся. Утро за окном было сизым и туманным, по стеклам барабанил дождь.
— Ну-ка, поторопись! Твой дед уже завтракает, а Муллан запрягает лошадь в большую повозку. Мы не собираемся опаздывать из-за одного сони, — она пошла к двери. — Череп! Лучше ты ничего не придумал?
Майкл сполз с кровати. Все тело у него ныло, он чувствовал себя выпачканным. Череп ухмылялся ему — черная кость в углу. Черт, ну и большой же!
Воскресное утро. Месса. Он снова застонал.
Пока они ехали в город, дождь лил как из ведра, вода стекала с колес повозки. Шон ворчал что-то про то, чтобы купить машину и жить в двадцатом веке, но дед с бабушкой словно бы не имели ничего против дождя. Завернутые в клеенчатые плащи с капюшонами, они больше смахивали на матросов, чем на благочестивых прихожан.
Майкл и тетя Рейчел мрачно сидели сзади, а вода стекала им на глаза. Майкл чувствовал, как воротничок его лучшей рубашки медленно холодеет и холодеет от дождя. Рейчел словно не замечала его. Красной от работы рукой она придерживала шляпу за край полей.
На лугу у дороги возле самой живой изгороди был Всадник.
Когда повозка прогромыхала мимо, Майкл мог бы дотронуться до морды его коня. Но увидел его вроде бы только он один. Всадник был даже еще чернее из-за дождя, шерсть его коня выглядела гладко прилизанной. Плащ и повязки льнули к нему как вторая кожа, а под ними он был худым и гибким. Рука в перчатке небрежно держала хлыст. Конь вскинул голову и фыркнул, продувая ноздри от нескончаемых дождевых капель, но его наездник вполне мог быть трупом, притороченным к седлу. Однако затененное капюшоном лицо повернулось следом за повозкой.
Ночью небо прояснилось, и ветер стих. Ночь была холодной, воздух морозно пощипывал. Майкл лежал в кровати и смотрел на череп, венчающий его гардероб. Окно у него в ногах выходило в синий мрак. Ферма спала, но к нему сон не шел. Ему чудилось, что он — у границы иной страны, что он заглянул в дверь, которая открывается нечасто, и она осталась открытой. Чтобы неведомые существа могли проходить сквозь нее.
Череп смотрел на него, скалясь в темноте. Не надо было брать его! Теперь он знал, что по-настоящему видит его только он один, и ему не с кем поделиться находкой, никто не увидит того, что видит он. Собачий череп, сказал он, и дед посмотрел на него с обескураживающей проницательностью.
— За годы и годы, Майкл, на берегах реки закопали много собак. Нашей семьи, моего отца, моего дедушки. Их там, наверное, лежит десяток-другой, сдохших пятьдесят лет назад. Ну и пусть лежат спокойно. Тебе бы не понравилось, если бы кто-нибудь выкопал Демона, а?
И он молча помотал головой.
Заржал старый Феликс, и звук далеко разнесся в ночном звездном воздухе.
Майкл отбросил одеяло и пополз по постели к окну. Его глаза уже привыкли к темноте комнаты, и двор по сравнению выглядел почти освещенным, а постройки окутывала тень. Он схватил будильник, почти прижал циферблат к носу и скосился на стрелки. Самое начало пятого.
Из одного пятна тьмы в другое быстро метнулось нечто высокое, угловатое и исчезло за углом.
Он вглядывался глазами, круглыми, как у совы.
Оно вновь показалось — теперь на всех четырех, держа нос у самой земли, будто вынюхивая след. Оно было черным, мохнатым, поджарым с широкой грудью, длинной мордой и большими ушами торчком. Потом оно снова встало и оказалось выше шести футов, с несоразмерно длинными руками, свисавшими вдоль туловища. У него не было хвоста.
И оно побежало через двор, задирая нос к окну Майкла.
Он попятился, оледенев от страха. Рама была приподнята дюймов на шесть, и ему было слышно, как оно нюхает под окном. Умеют оборотни лазить? В мешающихся мыслях тревожно всплыл непрошенный вопрос. Он почувствовал, как в горле у него поднимается вопль и заклинился там, так что он не мог издать ни звука.
Оно вновь появилось — около конюшни. Засовы на верхней и нижней половинах двери были задвинуты, и оно когтистыми руками взялось за засовы. Феликс заржал совсем отчаянно, к нему присоединились другие лошади. Раздался удар, громкий как выстрел, — одна из них лягнула дверь. Волк-оборотень отпрянул. Майкл услышал голоса в спальне деда и бабушки. Хлопнула задняя дверь, и во двор, хромая, вышел Муллан с переломленным дробовиком в руках. Он заложил патрон и защелкнул ствол. Оборотень скользнул за угол конюшни. Майкл видел, как он припал у стены, открыв пасть, пыхтя, точно собака. И изо всех сил стукнул рамой, потому что все еще не мог произнести ни слова. Муллан обернулся, и его брови взлетели на лоб, когда он увидел в окне Майкла. И в ту же секунду зверь метнулся от стены конюшни и выскочил со двора. Муллан снова обернулся и выстрелил с бедра, отступив на шаг из-за отдачи. Выстрел прозвучал оглушительно, вспышка ослепила Майкла, а Муллан снова переломил дробовик и захромал со двора в погоню, нащупывая в кармане еще патрон. Двор залил свет — из задней двери с фонарями вышли Пат и Шон, накинув на пижамы длинные рабочие халаты. Они чуть не столкнулись с Мулланом, вступившим в круг света с дробовиком на плече. До Майкла доносились обрывки их разговора.
— …какая-то собака, очень большая.
— …надо бы овец проведать.
— …весь чертов дом перебудила.
— …Рейчел до смерти напугалась.
И они засмеялись в светотени озаренного фонарями двора.
— Попал в нее? — просипел Майкл.
— Удрала, — ответил Муллан, похлопывая по дробовику. — Но я ее хорошо пугнул, как бы не обложилась, верное дело. Бродячий пес, Майк. Ложись-ка снова спать.
Он лег, но прежде запер череп в нижнем ящике гардероба, слушая, как мужчины расхаживают по двору, успокаивают лошадей. Только бы никто из них до зари не отошел далеко от дома. Это было его чудовище, но если они его увидели, так вдруг оно может… Что, если оно для них все-таки реально. Волк-оборотень, рыскающий в лугах. Он плотно закрыл окно, и задернул занавески, прячась от синей ночи. Скорей бы рассвет!
Конечно, не имело смысла объяснять остальным, что ночью во двор приходила не собака. Он попытался, но, описывая чудовище, вдруг заметил, что дед начал снисходительно улыбаться, а по лицу бабушки скользнуло раздражение, а потому он умолк на полуслове, унизительно смутившись. А когда вышел за дверь, до него донеслись слова бабушки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83