Котт схватила руку Майкла, белки ее глаз сверкнули, как у лошади, почуявшей пожар.
— Бежим!
Потом он почти ничего не помнил о том, как они стремительно бежали через лес, хотя царапины от колючек не заживали несколько недель. Он помнил ее пальцы, стискивавшие его руку, увлекающие его вперед; ее волосы хлестали его по лицу, белый балахон казался призрачным в густой тьме. Ему все это представлялось сном. Волшебной сказкой, в которой не он спасал принцессу, а она его.
Они взбирались на лесистые холмы, которых он никогда прежде не видел, расплескивали воду ручьев, которых просто не могло быть. Они пробежали почти две мили по лесу, хотя он знал, что до опушки всего сто ярдов. А тень неотступно следовала за ними, быстро, беззвучно, то на всех четырех ногах, то прямо. А позади нее слышались голоса стаи.
Время проходило и умирало. Он обессилел, хотя Котт, казалось, была создана из неутомимых мышц и костей. Или из сахара и сладостей, как все девочки в детском стишке. Под конец она почти тащила его на себе, и, как ни нелепо, он даже тогда заметил упругую гибкость ее тела, прижимавшегося к нему.
Последний холм, сказала она ему. Уже совсем близко. И они вдруг оказались над деревьями, увидели землю, спящую в свете звезд. Долину Банка, где жил Майкл. Он знал ее очертания, как собственный профиль, — от длинного склона плато на востоке, спускающегося к реке, и до невысоких холмов, уходящих к горам Сперрин далеко на западе.
И нигде ни огонька. Ни в доме, ни в деревне, ни в городе. Долина была такой же темной и пустой, как еще никем не открытая глушь.
Вот чем было это место, вдруг понял он. Дикой глушью. И иногда его мир и этот соприкасались.
Тут он увидел, как в милях и милях оттуда среди холмов, ведущих к горам, вспыхнула бусина света, словно отбрасываемого пламенем. Наверное, костер, и большой, видный за двадцать — двадцать пять миль.
Котт тянула его за руку, ее голос перешел в настойчивое шипение, но он уперся, глядя на собственный край, вдруг одичавший, упиваясь жутью. Край, открытый, чтобы исследовать его, если он захочет, если у него достанет сил.
Волки приближались, тень, которая вела их, неслась между деревьями, два глаза горели желтым огнем, пасть была разинута.
— Матерь Божья!
И Котт стащила его в какую-то глубокую яму, черную пропасть, где внизу брезжил свет. Стремительное падение (ему так и суждено все время проваливаться в эти колодцы?) — и он растянулся на листьях, в шею ему уткнулся древесный корень, а рядом нескончаемо и безмятежно пела река.
Он перевел дух.
— Котт?
Но она исчезла. Быть может, вернулась назад в Страну Чудес. Ответы… Что же, кое-какие он, пожалуй, получил, но они только наталкивали на новые вопросы.
Он вернулся в мир, который считал своим, мир, где имелись часы, ружья, летательные аппараты, где волки расхаживали в вольерах зоопарков, а девушки носили туфли. И один долгий день продолжал сменяться другим, будто ничего необычного не произошло. Каждый был четок, как миниатюра, а процессия их сливалась в полотно побольше, в картину, написанную по памяти. Летний солнцеворот давно миновал, и с приближением августа золотые вечера еле заметно укорачивались, и каникулы Майкла скользили в прошлое, как песок в песочных часах. Котт больше не возвращалась, и, хотя Майкл бродил по лесу точно индеец, он не видел ничего необычного. Или почти ничего. Он натыкался на следы и уговорил тетю Рейчел брать ему в библиотеке книги о природе, о жизни леса, о лесных животных и о доисторических временах — истории про пещерных людей, как выразилась тетя Рейчел. Тем не менее ее и бабушку приятно удивило, что он тратит каникулы на чтение.
Следы были следами животных, обычных для северо-западных европейских лесов — но тысячу лет назад. По определителю выходило, что в лесах тут водятся кабаны и волки, благородные олени, туры и медведи. Медведи! Однако они оставались невидимыми и неслышными животными-призраками, и о них напоминали только следы в мягкой глине.
В капканы Муллана попались лисица и пара кроликов, хотя в одном, видимо, побывал кто-то крупный, но он исчез, оставив на память о себе помятый, разогнутый капкан и переломанный подлесок вокруг. В солнечное утро на исходе августа Майкл, Пат и старый ветеран стояли, разглядывая это место. Пат сдвинул кепку на затылок и присвистнул.
— Натворил тут кто-то дел!
Капкан все еще был прикован к вбитому в землю колу, но звенья цепи были растянуты, а дуги разогнуты.
Муллан, поскрипывая старыми костями, нагнулся, чтобы лучше разглядеть. Он снял клок жесткой черной шерсти, прилипший к металлу.
— Барсук? — спросил Пат.
— Непохоже. Слишком длинная и темная. И даже барсука такой капкан удержал бы, либо он отгрыз бы себе лапу… Нет, черт меня дери, понять не могу, кто это был… разве что чертовски большая собака. И ни капли крови. Можно подумать, что этот зверь каким-то образом разомкнул дуги, а не выдрал из них ногу. Очень это странно.
— Как бы он за овец не принялся, — мрачно сказал Пат. — Надо будет предупредить Сиббета и Маклолина, что тут бродит бездомный пес и может уже стал настоящим хищником. Окот, конечно, давно кончился, хоть это хорошо… Да тише вы, успокойтесь Христа ради! — последние слова были обращены к двум его колли, которые рычали и поскуливали в некотором отдалении, отказываясь подойти ближе. Они, казалось, то пугались, то злились.
— Бестолочь! — сказал Пат не без нежности. Он хлопнул Муллана по плечу так, что старик пошатнулся и не сумел встать с колен. — Вот и весь толк от твоих капканов. Несколько десятков шиллингов потрачено зря.
— А завтра будет пирог с крольчатиной, — буркнул Муллан, хрипло откашлялся и, сплюнув, прижал коричневый кулак к крестцу, а потом сказал морщась: — В жизни такого не видел. Может, ребята баловали.
Оба они посмотрели на Майкла.
— Я ничего такого не видел.
Они засмеялись — две скрипучие двери повернулись на петлях.
— А совесть-то нечиста! — сказал Пат. — Ну да они все такие в этом возрасте.
Майкл насупился.
— Так что же теперь? — спросил Муллан. — Просто побережемся?
Пат кивнул.
— В это время года всякое бывает. Вы с Майклом, если хотите, можете еще раз обойти лес, подежурить ночку-другую.
— Надо бы устроить настоящую охоту, вот что! — Муллан достал из кармана трубку. — На лошадях и с собаками. Это его выкурит, где бы он ни прятался.
— На лошадях тут далеко не уедешь, — возразил Пат, оглядывая густой подлесок и низко нависающие ветки. Однако предложение Муллана вызвало блеск в его глазах. Зимние охоты — настоящие праздники. Пятьдесят лошадей несутся по лугам следом за лающей сворой. Пат уже много лет не принимал участия ни в одной — последнего гунтера продали, когда Майкл еще ходить не научился. Феликс и Плутон были рабочими лошадьми, и даже Мечта с натяжкой себя оправдывала, но Шон поставил на этом точку, когда последний гунтер Пата, гигант с норовистым взглядом, издох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Бежим!
Потом он почти ничего не помнил о том, как они стремительно бежали через лес, хотя царапины от колючек не заживали несколько недель. Он помнил ее пальцы, стискивавшие его руку, увлекающие его вперед; ее волосы хлестали его по лицу, белый балахон казался призрачным в густой тьме. Ему все это представлялось сном. Волшебной сказкой, в которой не он спасал принцессу, а она его.
Они взбирались на лесистые холмы, которых он никогда прежде не видел, расплескивали воду ручьев, которых просто не могло быть. Они пробежали почти две мили по лесу, хотя он знал, что до опушки всего сто ярдов. А тень неотступно следовала за ними, быстро, беззвучно, то на всех четырех ногах, то прямо. А позади нее слышались голоса стаи.
Время проходило и умирало. Он обессилел, хотя Котт, казалось, была создана из неутомимых мышц и костей. Или из сахара и сладостей, как все девочки в детском стишке. Под конец она почти тащила его на себе, и, как ни нелепо, он даже тогда заметил упругую гибкость ее тела, прижимавшегося к нему.
Последний холм, сказала она ему. Уже совсем близко. И они вдруг оказались над деревьями, увидели землю, спящую в свете звезд. Долину Банка, где жил Майкл. Он знал ее очертания, как собственный профиль, — от длинного склона плато на востоке, спускающегося к реке, и до невысоких холмов, уходящих к горам Сперрин далеко на западе.
И нигде ни огонька. Ни в доме, ни в деревне, ни в городе. Долина была такой же темной и пустой, как еще никем не открытая глушь.
Вот чем было это место, вдруг понял он. Дикой глушью. И иногда его мир и этот соприкасались.
Тут он увидел, как в милях и милях оттуда среди холмов, ведущих к горам, вспыхнула бусина света, словно отбрасываемого пламенем. Наверное, костер, и большой, видный за двадцать — двадцать пять миль.
Котт тянула его за руку, ее голос перешел в настойчивое шипение, но он уперся, глядя на собственный край, вдруг одичавший, упиваясь жутью. Край, открытый, чтобы исследовать его, если он захочет, если у него достанет сил.
Волки приближались, тень, которая вела их, неслась между деревьями, два глаза горели желтым огнем, пасть была разинута.
— Матерь Божья!
И Котт стащила его в какую-то глубокую яму, черную пропасть, где внизу брезжил свет. Стремительное падение (ему так и суждено все время проваливаться в эти колодцы?) — и он растянулся на листьях, в шею ему уткнулся древесный корень, а рядом нескончаемо и безмятежно пела река.
Он перевел дух.
— Котт?
Но она исчезла. Быть может, вернулась назад в Страну Чудес. Ответы… Что же, кое-какие он, пожалуй, получил, но они только наталкивали на новые вопросы.
Он вернулся в мир, который считал своим, мир, где имелись часы, ружья, летательные аппараты, где волки расхаживали в вольерах зоопарков, а девушки носили туфли. И один долгий день продолжал сменяться другим, будто ничего необычного не произошло. Каждый был четок, как миниатюра, а процессия их сливалась в полотно побольше, в картину, написанную по памяти. Летний солнцеворот давно миновал, и с приближением августа золотые вечера еле заметно укорачивались, и каникулы Майкла скользили в прошлое, как песок в песочных часах. Котт больше не возвращалась, и, хотя Майкл бродил по лесу точно индеец, он не видел ничего необычного. Или почти ничего. Он натыкался на следы и уговорил тетю Рейчел брать ему в библиотеке книги о природе, о жизни леса, о лесных животных и о доисторических временах — истории про пещерных людей, как выразилась тетя Рейчел. Тем не менее ее и бабушку приятно удивило, что он тратит каникулы на чтение.
Следы были следами животных, обычных для северо-западных европейских лесов — но тысячу лет назад. По определителю выходило, что в лесах тут водятся кабаны и волки, благородные олени, туры и медведи. Медведи! Однако они оставались невидимыми и неслышными животными-призраками, и о них напоминали только следы в мягкой глине.
В капканы Муллана попались лисица и пара кроликов, хотя в одном, видимо, побывал кто-то крупный, но он исчез, оставив на память о себе помятый, разогнутый капкан и переломанный подлесок вокруг. В солнечное утро на исходе августа Майкл, Пат и старый ветеран стояли, разглядывая это место. Пат сдвинул кепку на затылок и присвистнул.
— Натворил тут кто-то дел!
Капкан все еще был прикован к вбитому в землю колу, но звенья цепи были растянуты, а дуги разогнуты.
Муллан, поскрипывая старыми костями, нагнулся, чтобы лучше разглядеть. Он снял клок жесткой черной шерсти, прилипший к металлу.
— Барсук? — спросил Пат.
— Непохоже. Слишком длинная и темная. И даже барсука такой капкан удержал бы, либо он отгрыз бы себе лапу… Нет, черт меня дери, понять не могу, кто это был… разве что чертовски большая собака. И ни капли крови. Можно подумать, что этот зверь каким-то образом разомкнул дуги, а не выдрал из них ногу. Очень это странно.
— Как бы он за овец не принялся, — мрачно сказал Пат. — Надо будет предупредить Сиббета и Маклолина, что тут бродит бездомный пес и может уже стал настоящим хищником. Окот, конечно, давно кончился, хоть это хорошо… Да тише вы, успокойтесь Христа ради! — последние слова были обращены к двум его колли, которые рычали и поскуливали в некотором отдалении, отказываясь подойти ближе. Они, казалось, то пугались, то злились.
— Бестолочь! — сказал Пат не без нежности. Он хлопнул Муллана по плечу так, что старик пошатнулся и не сумел встать с колен. — Вот и весь толк от твоих капканов. Несколько десятков шиллингов потрачено зря.
— А завтра будет пирог с крольчатиной, — буркнул Муллан, хрипло откашлялся и, сплюнув, прижал коричневый кулак к крестцу, а потом сказал морщась: — В жизни такого не видел. Может, ребята баловали.
Оба они посмотрели на Майкла.
— Я ничего такого не видел.
Они засмеялись — две скрипучие двери повернулись на петлях.
— А совесть-то нечиста! — сказал Пат. — Ну да они все такие в этом возрасте.
Майкл насупился.
— Так что же теперь? — спросил Муллан. — Просто побережемся?
Пат кивнул.
— В это время года всякое бывает. Вы с Майклом, если хотите, можете еще раз обойти лес, подежурить ночку-другую.
— Надо бы устроить настоящую охоту, вот что! — Муллан достал из кармана трубку. — На лошадях и с собаками. Это его выкурит, где бы он ни прятался.
— На лошадях тут далеко не уедешь, — возразил Пат, оглядывая густой подлесок и низко нависающие ветки. Однако предложение Муллана вызвало блеск в его глазах. Зимние охоты — настоящие праздники. Пятьдесят лошадей несутся по лугам следом за лающей сворой. Пат уже много лет не принимал участия ни в одной — последнего гунтера продали, когда Майкл еще ходить не научился. Феликс и Плутон были рабочими лошадьми, и даже Мечта с натяжкой себя оправдывала, но Шон поставил на этом точку, когда последний гунтер Пата, гигант с норовистым взглядом, издох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83