Может, думал Теудас, такая обобщенность объясняется тем, что Империя постоянно находилась в состоянии войны с кем-то, постоянно отмечала ту или иную победу над очередным поверженным противником. Возможно, некоторая неясность имела чисто практический смысл, заключающийся и в сценах войн, и в маршевых песнях. Главное – не в деталях, главное – в общем духе.
Уже заканчивая подсчеты, Теудас вспомнил кое-что, о чем позабыл и что лежало в его дорожной сумке, завернутое в промасленную ткань. Он как раз развязал шнурок на сумке, когда в палатку вошел Бардас.
– Я тут вспомнил… – Теудас пожал плечами. – Извините, выскочило из головы. Я привез вам…
Бардас удивленно вскинул бровь.
– Привез мне? Неужели? Очень мило, и что же это?
Теудас опустился на колени. Вынул из сумки продолговатый сверток и передал Бардасу. Возможно, по его лицу и проскользнуло какое-то выражение, когда он развязывал узелки шнура, но оно было абсолютно бесстрастным, когда Лордан развернул ткань и увидел палаш.
– Ясно, – сказал он и снова завернул Гюэлэн. – Ну, как у тебя с бухгалтерией? Разобрался хоть немного?
– Разумеется, вы совершенно свободны и можете уехать в любое удобное время, – сказал ему человек в департаменте по делам иностранцев. – Вы гражданин Шастела, а следовательно, происходящее на Острове ни в коей мере вас не касается.
Далее чиновник указал на тот прискорбный факт, что в данный момент нет кораблей, уходящих в Шастел, и, судя по всему, их не будет в обозримом будущем, из чего вытекало, что если он желает воспользоваться своим неотъемлемым правом уехать с Острова, то ему придется пересекать море пешком.
Ничего не оставалось, как вернуться в пустой дом Эйтли. Здесь уже успели побывать посланцы новой администрации, забравшие все деловые бумаги, а также десять массивных сейфов из литого железа, в которых она хранила банковские депозиты: цепи и болты были разбиты молотами, вырваны из стен, отчего повсюду остались выбоины, трещины и пустоты, надо отдать должное, все прочее осталось нетронутым: в конце концов, аннексия – это не какое-нибудь разграбление, а политический акт. Впрочем, причина такой вежливости была очевидна: какой смысл воровать то, что и так тебе принадлежит?
Продукты тоже были на месте: он отрезал себе толстый кусок хлеба от свежей буханки и почти такой же пласт сыра и отошел к окну, чтобы подышать свежим воздухом. С того места, где он сидел, были видны только верхушки мачт кораблей, стоявших на якоре в Друце. Скоро, может быть, даже завтра, они выйдут из бухты и устремятся туда, откуда он только что вернулся, неся войну вождю Темраю и месть за Перимадею. Ну, или что-то в этом роде.
Он закрыл глаза и почти сразу же очутился под городом. Точнее, под домом Эйтли, в подземном тоннеле, привычно пропахшем кориандром и сырой глиной.
– Послушай, это уж совсем… – запротестовал было он, но в этот момент пол ушел из-под его ног и…
Он провалился в другой тоннель, почти ничем не отличавшийся от первого, где какие-то люди сгребали и загружали на тележки то, что можно было с натяжкой назвать военными трофеями, причем часть этих трофеев принадлежала вовсе уж далеким временам и провалялась под землей не одну сотню лет. Кое-что он узнал, другие вещи были совершенно ему незнакомы и походили на доспехи, предназначенные для существ, представлявших собой, по-видимому, нечто среднее между людьми и… не-людьми.
– Опять ты.
Геннадий оглянулся, но никого не увидел. Только шлемы и части доспехов.
– Здесь. Вот так… теперь ты смотришь прямо на меня.
Лицо человека закрывал шлем, оставлявший открытыми лишь глаза за узкими прорезями и рот за небольшим круглым отверстием.
– Это ты? – спросил Геннадий. – Напоминаешь мне человека, с которым я когда-то работал, но вспомнить…
– Конечно, это я. Собственной персоной. Здесь, под этой дурацкой оловянной кастрюлей.
Загадка разрешилась сама собой. Конечно, тоннель вышел прямиком на кладбище, массовое захоронение павших при какой-то давней осаде. Или же на штурмовую группу, засыпанную при обвале подземной галереи.
– Минутку, – сказал Геннадий, – ты же ведь не Алексий, у тебя совсем другой голос. Кто ты такой?
– Это имеет какое-то значение?
– Имеет… для меня, – ответил Геннадий, протягивая руку к шлему. Шлем был пустой.
– Алексий не смог прийти и прислал меня вместо себя. Я друг Бардаса Лордана. Если тебя это так интересует. А ты ведь Геннадий, колдун? Или волшебник?
– Нет… то есть да. Да, я волшебник. – Геннадий огляделся, но сесть было некуда, так что он просто прислонился спиной к сырой стене тоннеля. – Скажи, во всем этом есть какой-то смысл, или у меня галлюцинации из-за несвежего сыра?
– Ты меня обижаешь.
– Извини. – Геннадий усмехнулся про себя – странно как-то просить извинения у порождения собственного воображения. – Значит, причина все-таки есть?
– Разумеется. Добро пожаловать в Пробирную палату.
Геннадий нахмурился:
– Куда? В какую палату?
– Это место, куда приходишь, чтобы получить кувалдой по голове и лечь в могилу, хотя по правилам хорошего тона сначала полагается умереть. Но если ты этого не знал, то мы готовы проявить снисхождение. Ну а теперь давай посмотрим, насколько ты готов. Если тебя попросят соотнести Закон с рекой или колесом, что ты выберешь?
– Не уверен, – ответил Геннадий. – Сказать по правде, и одно, и другое сравнение далеко от идеала. Кроме того, почему ты вообще спрашиваешь меня об этом?
– Отвечай на вопрос. Итак, река или колесо? Что?
– О… – Геннадий пожал плечами. – Ладно, если уж так необходимо сделать выбор, я выбираю реку. Закон более схож с рекой, чем с колесом. Ты доволен?
– Объясни свой выбор.
Геннадий укоризненно покачал головой:
– Если бы я так обращался со своими учениками, то лишился бы работы.
– Объясняй выбор.
Геннадий покорно вздохнул:
– Хорошо. Я придерживаюсь того мнения, что Закон, подобно водному потоку, течет по руслу обстоятельств и ситуаций; он направляется туда, куда ведет его ландшафт. Я считаю, что он течет от начала до конца и, достигая этого конца, останавливается. Я полагаю, что курс Закона можно изменить, повернув поток из одного набора обстоятельств и ситуаций в другой. При этом изменить можно лишь его будущий курс – прошлое изменению не поддается. Ну как? Я справился с заданием?
– Теперь объясни, почему Закон схож с колесом. Собственными словами.
– Если ты так настаиваешь. Я считаю, что Закон поворачивается, как колесо, вокруг события; но, как и колесо, поворачиваясь на твердой поверхности, он тянет себя вперед, а тем самым влечет вперед и свою ось. Это объясняет, почему мы не переживаем снова и снова один и тот же день. Аналогия не вполне верна, потому что события, служащие осью, постоянно меняются, но колесо продолжает вращаться вокруг них, не утрачивая непрерывности, вот почему события удобнее представлять как дно и берега реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Уже заканчивая подсчеты, Теудас вспомнил кое-что, о чем позабыл и что лежало в его дорожной сумке, завернутое в промасленную ткань. Он как раз развязал шнурок на сумке, когда в палатку вошел Бардас.
– Я тут вспомнил… – Теудас пожал плечами. – Извините, выскочило из головы. Я привез вам…
Бардас удивленно вскинул бровь.
– Привез мне? Неужели? Очень мило, и что же это?
Теудас опустился на колени. Вынул из сумки продолговатый сверток и передал Бардасу. Возможно, по его лицу и проскользнуло какое-то выражение, когда он развязывал узелки шнура, но оно было абсолютно бесстрастным, когда Лордан развернул ткань и увидел палаш.
– Ясно, – сказал он и снова завернул Гюэлэн. – Ну, как у тебя с бухгалтерией? Разобрался хоть немного?
– Разумеется, вы совершенно свободны и можете уехать в любое удобное время, – сказал ему человек в департаменте по делам иностранцев. – Вы гражданин Шастела, а следовательно, происходящее на Острове ни в коей мере вас не касается.
Далее чиновник указал на тот прискорбный факт, что в данный момент нет кораблей, уходящих в Шастел, и, судя по всему, их не будет в обозримом будущем, из чего вытекало, что если он желает воспользоваться своим неотъемлемым правом уехать с Острова, то ему придется пересекать море пешком.
Ничего не оставалось, как вернуться в пустой дом Эйтли. Здесь уже успели побывать посланцы новой администрации, забравшие все деловые бумаги, а также десять массивных сейфов из литого железа, в которых она хранила банковские депозиты: цепи и болты были разбиты молотами, вырваны из стен, отчего повсюду остались выбоины, трещины и пустоты, надо отдать должное, все прочее осталось нетронутым: в конце концов, аннексия – это не какое-нибудь разграбление, а политический акт. Впрочем, причина такой вежливости была очевидна: какой смысл воровать то, что и так тебе принадлежит?
Продукты тоже были на месте: он отрезал себе толстый кусок хлеба от свежей буханки и почти такой же пласт сыра и отошел к окну, чтобы подышать свежим воздухом. С того места, где он сидел, были видны только верхушки мачт кораблей, стоявших на якоре в Друце. Скоро, может быть, даже завтра, они выйдут из бухты и устремятся туда, откуда он только что вернулся, неся войну вождю Темраю и месть за Перимадею. Ну, или что-то в этом роде.
Он закрыл глаза и почти сразу же очутился под городом. Точнее, под домом Эйтли, в подземном тоннеле, привычно пропахшем кориандром и сырой глиной.
– Послушай, это уж совсем… – запротестовал было он, но в этот момент пол ушел из-под его ног и…
Он провалился в другой тоннель, почти ничем не отличавшийся от первого, где какие-то люди сгребали и загружали на тележки то, что можно было с натяжкой назвать военными трофеями, причем часть этих трофеев принадлежала вовсе уж далеким временам и провалялась под землей не одну сотню лет. Кое-что он узнал, другие вещи были совершенно ему незнакомы и походили на доспехи, предназначенные для существ, представлявших собой, по-видимому, нечто среднее между людьми и… не-людьми.
– Опять ты.
Геннадий оглянулся, но никого не увидел. Только шлемы и части доспехов.
– Здесь. Вот так… теперь ты смотришь прямо на меня.
Лицо человека закрывал шлем, оставлявший открытыми лишь глаза за узкими прорезями и рот за небольшим круглым отверстием.
– Это ты? – спросил Геннадий. – Напоминаешь мне человека, с которым я когда-то работал, но вспомнить…
– Конечно, это я. Собственной персоной. Здесь, под этой дурацкой оловянной кастрюлей.
Загадка разрешилась сама собой. Конечно, тоннель вышел прямиком на кладбище, массовое захоронение павших при какой-то давней осаде. Или же на штурмовую группу, засыпанную при обвале подземной галереи.
– Минутку, – сказал Геннадий, – ты же ведь не Алексий, у тебя совсем другой голос. Кто ты такой?
– Это имеет какое-то значение?
– Имеет… для меня, – ответил Геннадий, протягивая руку к шлему. Шлем был пустой.
– Алексий не смог прийти и прислал меня вместо себя. Я друг Бардаса Лордана. Если тебя это так интересует. А ты ведь Геннадий, колдун? Или волшебник?
– Нет… то есть да. Да, я волшебник. – Геннадий огляделся, но сесть было некуда, так что он просто прислонился спиной к сырой стене тоннеля. – Скажи, во всем этом есть какой-то смысл, или у меня галлюцинации из-за несвежего сыра?
– Ты меня обижаешь.
– Извини. – Геннадий усмехнулся про себя – странно как-то просить извинения у порождения собственного воображения. – Значит, причина все-таки есть?
– Разумеется. Добро пожаловать в Пробирную палату.
Геннадий нахмурился:
– Куда? В какую палату?
– Это место, куда приходишь, чтобы получить кувалдой по голове и лечь в могилу, хотя по правилам хорошего тона сначала полагается умереть. Но если ты этого не знал, то мы готовы проявить снисхождение. Ну а теперь давай посмотрим, насколько ты готов. Если тебя попросят соотнести Закон с рекой или колесом, что ты выберешь?
– Не уверен, – ответил Геннадий. – Сказать по правде, и одно, и другое сравнение далеко от идеала. Кроме того, почему ты вообще спрашиваешь меня об этом?
– Отвечай на вопрос. Итак, река или колесо? Что?
– О… – Геннадий пожал плечами. – Ладно, если уж так необходимо сделать выбор, я выбираю реку. Закон более схож с рекой, чем с колесом. Ты доволен?
– Объясни свой выбор.
Геннадий укоризненно покачал головой:
– Если бы я так обращался со своими учениками, то лишился бы работы.
– Объясняй выбор.
Геннадий покорно вздохнул:
– Хорошо. Я придерживаюсь того мнения, что Закон, подобно водному потоку, течет по руслу обстоятельств и ситуаций; он направляется туда, куда ведет его ландшафт. Я считаю, что он течет от начала до конца и, достигая этого конца, останавливается. Я полагаю, что курс Закона можно изменить, повернув поток из одного набора обстоятельств и ситуаций в другой. При этом изменить можно лишь его будущий курс – прошлое изменению не поддается. Ну как? Я справился с заданием?
– Теперь объясни, почему Закон схож с колесом. Собственными словами.
– Если ты так настаиваешь. Я считаю, что Закон поворачивается, как колесо, вокруг события; но, как и колесо, поворачиваясь на твердой поверхности, он тянет себя вперед, а тем самым влечет вперед и свою ось. Это объясняет, почему мы не переживаем снова и снова один и тот же день. Аналогия не вполне верна, потому что события, служащие осью, постоянно меняются, но колесо продолжает вращаться вокруг них, не утрачивая непрерывности, вот почему события удобнее представлять как дно и берега реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152