Я уж не говорю о яйцах и пере. – Горгас поднял гуся, держа его за лапы, так что голова раскачивалась из стороны в сторону. – Так вот, я считаю, что здесь кроется прямая дорога к успеху. Итак, как к вам относились? И что, извините за любопытство, вы там делали с этими дикарями? Не самое лучшее, на мой взгляд, место для всемирно известного философа.
Геннадий объяснил: возможно, получилось не очень понятно, но у него сложилось впечатление, что Горгас и так все знает. Когда он закончил свой рассказ, его собеседник кивнул и подлил в чашу сидра.
Несомненно, ситуация довольно-таки неловкая. У меня такое чувство, что Темрай и его народ недолго задержатся в этом мире. Печально, конечно: их смелостью можно восхищаться, за последние годы у кочевников наметился значительный прогресс. О, извините, надеюсь, вы не приняли мои слова за попытку оскорбить вас. Я по привычке все еще воспринимаю вас как шастельского академика. Хотя та маленькая война со Сконой уже закончилась. Совсем забыл, что вы же, конечно, перимадеец.
– Не беспокойтесь, все в порядке, – ответил Геннадий, обеспокоенный уже тем, что этот человек вообще думает о нем в каком бы там ни было контексте. – И до определенной степени я с вами согласен. Будучи там, среди кочевников, я понял, что к ним трудно относиться без симпатии.
Горгас улыбнулся:
– И все же, давайте не забывать о главном. У моего брата Бардаса появилась возможность сделать карьеру в армии Империи. Знаю, это может показаться глупым, но я беспокоюсь за него. Как-никак он мой брат. Видите ли, с тех самых пор как он ушел из армии – я говорю об армии Города, после смерти Максена, – Бардас как-то потерялся, его носит по волнам, у него нет настоящей цели в жизни, он попусту растрачивает себя. Я действительно думал, что смогу увлечь его чем-то, втянуть в то, что мы делали на Сконе, в конце концов, отдать ему свою работу, ведь Бардас справился бы с ней куда лучше меня, а я всегда хотел вернуться домой, в Месогу, и попробовать себя в роли крестьянина. А теперь, – он вздохнул, – у меня есть то, чего я желал, но посмотрите – где я и где Бардас. Служил сержантом, рисковал собой в каких-то подземельях, гнул спину в Пробирной палате. И это вместо того чтобы заняться настоящим делом, достичь чего-то, чем можно было бы гордиться. Нет, если Бардас разобьет кочевников и убьет Темрая, совершит нечто еще более грандиозное, чем сокрушение Ап-Эскатоя, он вполне может рассчитывать на приличную работу, возможно, даже на должность префекта, хотя он и чужак. – Горгас улыбнулся и откинулся немного на спинку стула. – Вот почему – пусть это и покажется немного бессердечным – мне жаль Темрая и его народ, но я по-настоящему хочу этой войны ради блага Бардаса. Для него она стала бы ответом на многие вопросы.
Геннадий отпил сидра. Вкус его за это время не улучшился, но во рту пересохло.
– Ну что ж, – пробормотал он, – все это, как говорится, благие пожелания. Надеюсь, у вас получится этот бизнес с утками.
Ему вдруг пришло в голову, что если Темрай будет разбит, то никаких уток никто поставлять не будет. Но если так, то зачем тогда Горгас строит какие-то планы? Однако поднимать этот вопрос Геннадий уже не стал. Он поднялся из-за стола, улыбнулся и поспешнее, чем требовали правила вежливости, устремился к выходу..
Вот и конец моего большого приключения, смахивающего на авантюру, думал он, пересекая Рыночную площадь. Я снова дома, где мне никто и ничто не угрожает, я цел и невредим.
Но даже рассуждая таким образом, Геннадий не чувствовал, что достиг конца чего-либо, скорее, ощущал себя человеком, приехавшим на деревенскую ярмарку и пропустившим какое-то интересное зрелище – теперь у него есть несколько часов вынужденного безделья до начала очередного представления. Поэтому вместо того, чтобы пойти домой к Эйтли, где его ожидал Теудас и где все были бы неописуемо рады увидеть путешественника целым и невредимым, Геннадий пересек площадь и, сам не зная зачем, зашагал в направлении к кирпичному заводу и проволочной мастерской.
Никто не знал, почему народ, упрямо отказывающийся производить что-либо, что можно купить или продать за границу, сделал исключение именно для этих производств. На сей счет не существовало даже никакой теории – а у жителей Острова имелись теории на все случаи, – вероятно, их появление стало результатом какого-то причудливого вывиха в коммерческом бизнесе, которому никто не придавал никакого значения.
Странно, но большие двойные двери мастерской были открыты, и Геннадий остановился и заглянул внутрь.
Сначала он даже не понял, что там делают. В помещении стояли парами столбики, примерно в четыре фута высотой и на расстоянии двух футов друг от друга; через каждую пару проходил тонкий стальной штырь, толщиной в половину мизинца. На одном конце штыря имелась рукоятка, на другом прорезь. Рабочий продевал проволоку на штырь. Когда на штыре уже не оставалось свободного места, его вынимали из столба и относили к наковальне, где другой рабочий сбивал проволоку со штыря и она падала на пол. Двое мальчишек собирали стальные кольца, загружали в большую корзину и уносили куда-то в глубь мастерской.
Картина показалась Геннадию знакомой. Он напряг память и вспомнил, что видел нечто похожее в Перимадее, где подобным образом делали звенья цепей. Теперь, когда мысленный образ встал у него перед глазами, он понял, что здесь производят. Стальные кольца для кольчуг. Почему-то Геннадию стало неспокойно. Несомненно, кольчуги предназначались для экспорта; он не знал ни одного жителя острова, у которого имелась бы кольчуга, – конечно, кое у кого имелись тысячи кольчуг, аккуратно уложенных в ящики с промасленной соломой и готовых к отправке, но они хранились, находились во временном владении, – меч, алебарда или копье. В целом островитяне признавали существование войны только как чего-то такого, что происходит вдалеке и во что вовлечены враждующие группы потенциальных клиентов Такой уж склад ума, достойный одновременно и похвалы, и порицания. Впрочем, у жителей Острова немало таких черт.
Геннадий покачал головой, словно сбрасывая остатки сна. Вряд ли островитяне когда-либо возьмутся за оружие и отправятся на войну, даже если это сделает весь остальной мир. От других народов их отделяла не только полоска воды, но и нечто более значительное, чему Геннадий был крайней признателен. Тем не менее болтаться по городу ему уже не хотелось. Пора идти домой, даже если этот дом принадлежит кому-то другому.
Находясь на марше, армии Сынов Неба пели и в целом делали это хорошо. Помимо сигнальщиков, дувших в горны при наступлении и отступлении, некоторые из солдат имели при себе флейты, мандолины, скрипки и небольшие барабаны, которые они несли вместе со скатанными одеялами и трехдневным запасом продуктов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Геннадий объяснил: возможно, получилось не очень понятно, но у него сложилось впечатление, что Горгас и так все знает. Когда он закончил свой рассказ, его собеседник кивнул и подлил в чашу сидра.
Несомненно, ситуация довольно-таки неловкая. У меня такое чувство, что Темрай и его народ недолго задержатся в этом мире. Печально, конечно: их смелостью можно восхищаться, за последние годы у кочевников наметился значительный прогресс. О, извините, надеюсь, вы не приняли мои слова за попытку оскорбить вас. Я по привычке все еще воспринимаю вас как шастельского академика. Хотя та маленькая война со Сконой уже закончилась. Совсем забыл, что вы же, конечно, перимадеец.
– Не беспокойтесь, все в порядке, – ответил Геннадий, обеспокоенный уже тем, что этот человек вообще думает о нем в каком бы там ни было контексте. – И до определенной степени я с вами согласен. Будучи там, среди кочевников, я понял, что к ним трудно относиться без симпатии.
Горгас улыбнулся:
– И все же, давайте не забывать о главном. У моего брата Бардаса появилась возможность сделать карьеру в армии Империи. Знаю, это может показаться глупым, но я беспокоюсь за него. Как-никак он мой брат. Видите ли, с тех самых пор как он ушел из армии – я говорю об армии Города, после смерти Максена, – Бардас как-то потерялся, его носит по волнам, у него нет настоящей цели в жизни, он попусту растрачивает себя. Я действительно думал, что смогу увлечь его чем-то, втянуть в то, что мы делали на Сконе, в конце концов, отдать ему свою работу, ведь Бардас справился бы с ней куда лучше меня, а я всегда хотел вернуться домой, в Месогу, и попробовать себя в роли крестьянина. А теперь, – он вздохнул, – у меня есть то, чего я желал, но посмотрите – где я и где Бардас. Служил сержантом, рисковал собой в каких-то подземельях, гнул спину в Пробирной палате. И это вместо того чтобы заняться настоящим делом, достичь чего-то, чем можно было бы гордиться. Нет, если Бардас разобьет кочевников и убьет Темрая, совершит нечто еще более грандиозное, чем сокрушение Ап-Эскатоя, он вполне может рассчитывать на приличную работу, возможно, даже на должность префекта, хотя он и чужак. – Горгас улыбнулся и откинулся немного на спинку стула. – Вот почему – пусть это и покажется немного бессердечным – мне жаль Темрая и его народ, но я по-настоящему хочу этой войны ради блага Бардаса. Для него она стала бы ответом на многие вопросы.
Геннадий отпил сидра. Вкус его за это время не улучшился, но во рту пересохло.
– Ну что ж, – пробормотал он, – все это, как говорится, благие пожелания. Надеюсь, у вас получится этот бизнес с утками.
Ему вдруг пришло в голову, что если Темрай будет разбит, то никаких уток никто поставлять не будет. Но если так, то зачем тогда Горгас строит какие-то планы? Однако поднимать этот вопрос Геннадий уже не стал. Он поднялся из-за стола, улыбнулся и поспешнее, чем требовали правила вежливости, устремился к выходу..
Вот и конец моего большого приключения, смахивающего на авантюру, думал он, пересекая Рыночную площадь. Я снова дома, где мне никто и ничто не угрожает, я цел и невредим.
Но даже рассуждая таким образом, Геннадий не чувствовал, что достиг конца чего-либо, скорее, ощущал себя человеком, приехавшим на деревенскую ярмарку и пропустившим какое-то интересное зрелище – теперь у него есть несколько часов вынужденного безделья до начала очередного представления. Поэтому вместо того, чтобы пойти домой к Эйтли, где его ожидал Теудас и где все были бы неописуемо рады увидеть путешественника целым и невредимым, Геннадий пересек площадь и, сам не зная зачем, зашагал в направлении к кирпичному заводу и проволочной мастерской.
Никто не знал, почему народ, упрямо отказывающийся производить что-либо, что можно купить или продать за границу, сделал исключение именно для этих производств. На сей счет не существовало даже никакой теории – а у жителей Острова имелись теории на все случаи, – вероятно, их появление стало результатом какого-то причудливого вывиха в коммерческом бизнесе, которому никто не придавал никакого значения.
Странно, но большие двойные двери мастерской были открыты, и Геннадий остановился и заглянул внутрь.
Сначала он даже не понял, что там делают. В помещении стояли парами столбики, примерно в четыре фута высотой и на расстоянии двух футов друг от друга; через каждую пару проходил тонкий стальной штырь, толщиной в половину мизинца. На одном конце штыря имелась рукоятка, на другом прорезь. Рабочий продевал проволоку на штырь. Когда на штыре уже не оставалось свободного места, его вынимали из столба и относили к наковальне, где другой рабочий сбивал проволоку со штыря и она падала на пол. Двое мальчишек собирали стальные кольца, загружали в большую корзину и уносили куда-то в глубь мастерской.
Картина показалась Геннадию знакомой. Он напряг память и вспомнил, что видел нечто похожее в Перимадее, где подобным образом делали звенья цепей. Теперь, когда мысленный образ встал у него перед глазами, он понял, что здесь производят. Стальные кольца для кольчуг. Почему-то Геннадию стало неспокойно. Несомненно, кольчуги предназначались для экспорта; он не знал ни одного жителя острова, у которого имелась бы кольчуга, – конечно, кое у кого имелись тысячи кольчуг, аккуратно уложенных в ящики с промасленной соломой и готовых к отправке, но они хранились, находились во временном владении, – меч, алебарда или копье. В целом островитяне признавали существование войны только как чего-то такого, что происходит вдалеке и во что вовлечены враждующие группы потенциальных клиентов Такой уж склад ума, достойный одновременно и похвалы, и порицания. Впрочем, у жителей Острова немало таких черт.
Геннадий покачал головой, словно сбрасывая остатки сна. Вряд ли островитяне когда-либо возьмутся за оружие и отправятся на войну, даже если это сделает весь остальной мир. От других народов их отделяла не только полоска воды, но и нечто более значительное, чему Геннадий был крайней признателен. Тем не менее болтаться по городу ему уже не хотелось. Пора идти домой, даже если этот дом принадлежит кому-то другому.
Находясь на марше, армии Сынов Неба пели и в целом делали это хорошо. Помимо сигнальщиков, дувших в горны при наступлении и отступлении, некоторые из солдат имели при себе флейты, мандолины, скрипки и небольшие барабаны, которые они несли вместе со скатанными одеялами и трехдневным запасом продуктов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152