Он доказал: и мы можем быть врачами. Браво! А рыбак Тримборн доказал: мы можем быть и химиками. Браво! А Ирмхен Штраух доказала: среди нас было немало потенциальных преподавателей высшей школы. Браво! Сколько окончивших, столько доказательств, и столько раз крикнем: браво! Кое-кто болтал: им, мол, не одолеть наук, а мы доказали, на что способны. Смеется тот, кто смеется последним. Мы способны на все, на что способны они, и, как полагали, способны только они одни. Это мы доказали.
А теперь давайте веселиться. Ну, ясно, для этого мы и собрались. Среди нас четыре врача, преподаватель высшей школы, химик-орденоносец, побывавший даже в Бомбее, и еще три химика, и три физика, и два синолога, они учились в Пекине, и три слависта, из которых один защитил диплом в Москве, и германист доцент тоже есть, и много историков, вот мы какие! Не стыдно себя показать!
Поднимем же бокалы! Ты кто? Ах, черт побери! А ты? Ну и ну! А ты? Гляди-ка! А ты что поделываешь, Якоб Фильтер? Ох ты, боже мой! В министерстве сидишь? Серьезно? Ребята, послушайте, Якоб Фильтер стал бюрократом, канцелярской крысой, руководителем, чернильной душой, ага, вот это здорово — махал топором, а теперь подмахивает пером! Дружище Якоб, ну и провели же тебя. А как твое местечко называется? Начальник главного управления, ого, начальник главного управления в министерстве сельского и лесного хозяйства! И что же ты там делаешь? Управляешь сбором смолы или командуешь сборщиками березового сока, а может, планируешь количество рождественских елок? Ну, скажи честно: можно на такой работе быть счастливым?
Кто знает, что ответит на это Якоб Фильтер, но я знаю, что
ответит на это Роберт Исваль, я знаю, что я на это отвечу. Я выйду на трибуну в нашем актовом зале, поклонюсь его превосходительству ректору, а также бюстам славных герцогов, подмигну однокашникам и однокашницам и скажу:
— Достижения, которые мы нынче демонстрируем, поистине удивительны: целая плеяда солидных специалистов, а тринадцать лет назад все они были жалкими невеждами. В этом зале нет человека, не имеющего как минимум аттестата зрелости, а тринадцать лет назад для большинства из нас, сидящих в зале, за исключением, разумеется, педагогов и достойных всяческого уважения представи гелей университета, слово «аттестат» было всего лишь иностранным словом, смахивающим по своей недосягаемости и торжественности на Кёльнский собор. В ту пору с этой самой трибуны один приятный пожилой господин излагал нам свои сомнения. Он дружелюбно говорил нам: ловите рыбку, дети, но только не в моих водах, там для вас слишком глубоко. С тех пор, однако, мы освоились во многих водах и достигли глубин, казавшихся недостижимыми. Остряки называли нас «приготовишками», а теперь к нам обращаются — во всяком случае, к некоторым из нас, когда я говорю «к нам», то имею в виду «некоторых из нас» — с просьбой перевести китайский текст. Медицина была для нас недостижимой мечтой, но мы овладели ею. Вот сидит человек, бывший сельскохозяйственный рабочий, а теперь его именем названы специальные щипцы. И щипцами этими — в том-то вся соль — вовсе не вытаскивают гвозди, ими вскрывают черепа. И даже в Мельбурне и в Монреале эти щипцы называются именем нашего товарища. Химия, когда мы впервые сидели в этом зале, представлялась нам эдаким вонючим облаком, и ничем больше. А видите, вон сидит человек, да, вон тот, во втором ряду, с виду похожий на футболиста и на рыбака, у него серая шляпа на коленях? Так вот он, не задумываясь, входит в это вонючее облако и каждый раз, когда выходит из него, вытягивает за собой новый синтетический материал, и уже конкретно стоит вопрос об избрании его в академию, куда обычно попадают после шестидесяти. Тринадцать лет назад самое трудное для нас в учебе было научиться учиться. Теперь мы этому научились, а одна из нас особенно преуспела: она снабжает школы новыми методами обучения, и если мы в близком будущем не станем поспевать за нашими детьми, то виновата в этом она, и только она, но мы простим ее с радостью.
Если бы это зависело от меня, уважаемые слушатели, я не стал бы произносить речей, а поступил бы совершенно иначе — я поднял бы палец и указал на вас — на вас, поступившие в сорок девятом, на каждого из вас в отдельности, и сказал бы: встань,
назови свое имя и свою профессию, ту, прежнюю, и настоящую, и садись, ибо это все. Требуются только факты. Итак, факты. Встаньте и покажитесь!
Ирмгард Штраух, продавщица,— преподаватель высшей школы; Иоахим Тримборн, рыбак,— химик; Роза Пааль, птичница,— синолог; Вера Бильферт, швея,— глазной врач. А теперь, пожалуйста, второй ряд: часовщик—физик; парикмахер — специалист по токам высокой частоты; народный полицейский — сотрудник... как, простите, называется ваша нынешняя профессия?.. Сотрудник, гм, сотрудник... чего?.. Министерства госбезопасности... Так-так, сотрудник, да?.. Точнее говоря, полковник, благодарю, следующий: сельскохозяйственный рабочий — нейрохирург, доктор медицинских наук, заслуженный врач; лесоруб — служащий... Стоп, опять скромничаешь? Что значит служащий? Так, Якоб Фильтер, ты скажешь, когда отдашь паспорт в полицию на продление. Готов спорить, что и в теперешнем твоем паспорте помечено именно «служащий», и то же самое будет в нем, если ты станешь председателем Совета Министров, но здесь, у нас, говори открыто. Итак, что ты за служащий и в каком учреждении? Громче, громче, пожалуйста, и яснее... начальник главного управления в министерстве сельского и лесного хозяйства, дипломированный лесовод.
Очень хорошо! Так, выходи-ка вперед, Якоб Фильтер, садись в первый ряд, сейчас речь пойдет о тебе, оратор Исваль настроит сейчас жужжание аттической пчелы на тебя; другим больше незачем подыматься, все равно мы услышим одно и то же: рабочий кирпичного завода — главный технолог; красильщица — прокурор; радиолог, который был каменщиком, и так далее и тому подобное. Скучно перечислять. Кто и теперь еще не представляет себе, что за люди собрались здесь, кто и теперь еще не понимает, что такое РКФ, кто и теперь еще не уразумел, что такое ГДР, того нам просто жаль, тому помочь трудно, того Роберт Исваль и видеть не желает, когда, превратившись в аттическую пчелу, станет жужжать: «Жил-был однажды лесоруб, звали его Якоб Фильтер...
Жил-был однажды Якоб Фильтер, и был он последний человек из последних. Жил он в диких чащобах, а на много-много миль кругом жили только угольщики, разбойники и ведьмы, а еще на много-много миль кругом жил господин Леман. Господин Леман жил в роскошном замке и время от времени уезжал по делам. Ему нужно было не упустить своих интересов в Штеттине, интересовала его в Штеттине собственная верфь, а в Бреслау — точильная мастерская, а в Штральзунде — якорная, а во Франк-фурте-на-Одере господина Лемана интересовал пивоваренный завод, а в Померании, в Бранденбурге и в Силезии — молочные, и винокуренные, и кирпичные заводы, а в Штеттине был еще бордель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
А теперь давайте веселиться. Ну, ясно, для этого мы и собрались. Среди нас четыре врача, преподаватель высшей школы, химик-орденоносец, побывавший даже в Бомбее, и еще три химика, и три физика, и два синолога, они учились в Пекине, и три слависта, из которых один защитил диплом в Москве, и германист доцент тоже есть, и много историков, вот мы какие! Не стыдно себя показать!
Поднимем же бокалы! Ты кто? Ах, черт побери! А ты? Ну и ну! А ты? Гляди-ка! А ты что поделываешь, Якоб Фильтер? Ох ты, боже мой! В министерстве сидишь? Серьезно? Ребята, послушайте, Якоб Фильтер стал бюрократом, канцелярской крысой, руководителем, чернильной душой, ага, вот это здорово — махал топором, а теперь подмахивает пером! Дружище Якоб, ну и провели же тебя. А как твое местечко называется? Начальник главного управления, ого, начальник главного управления в министерстве сельского и лесного хозяйства! И что же ты там делаешь? Управляешь сбором смолы или командуешь сборщиками березового сока, а может, планируешь количество рождественских елок? Ну, скажи честно: можно на такой работе быть счастливым?
Кто знает, что ответит на это Якоб Фильтер, но я знаю, что
ответит на это Роберт Исваль, я знаю, что я на это отвечу. Я выйду на трибуну в нашем актовом зале, поклонюсь его превосходительству ректору, а также бюстам славных герцогов, подмигну однокашникам и однокашницам и скажу:
— Достижения, которые мы нынче демонстрируем, поистине удивительны: целая плеяда солидных специалистов, а тринадцать лет назад все они были жалкими невеждами. В этом зале нет человека, не имеющего как минимум аттестата зрелости, а тринадцать лет назад для большинства из нас, сидящих в зале, за исключением, разумеется, педагогов и достойных всяческого уважения представи гелей университета, слово «аттестат» было всего лишь иностранным словом, смахивающим по своей недосягаемости и торжественности на Кёльнский собор. В ту пору с этой самой трибуны один приятный пожилой господин излагал нам свои сомнения. Он дружелюбно говорил нам: ловите рыбку, дети, но только не в моих водах, там для вас слишком глубоко. С тех пор, однако, мы освоились во многих водах и достигли глубин, казавшихся недостижимыми. Остряки называли нас «приготовишками», а теперь к нам обращаются — во всяком случае, к некоторым из нас, когда я говорю «к нам», то имею в виду «некоторых из нас» — с просьбой перевести китайский текст. Медицина была для нас недостижимой мечтой, но мы овладели ею. Вот сидит человек, бывший сельскохозяйственный рабочий, а теперь его именем названы специальные щипцы. И щипцами этими — в том-то вся соль — вовсе не вытаскивают гвозди, ими вскрывают черепа. И даже в Мельбурне и в Монреале эти щипцы называются именем нашего товарища. Химия, когда мы впервые сидели в этом зале, представлялась нам эдаким вонючим облаком, и ничем больше. А видите, вон сидит человек, да, вон тот, во втором ряду, с виду похожий на футболиста и на рыбака, у него серая шляпа на коленях? Так вот он, не задумываясь, входит в это вонючее облако и каждый раз, когда выходит из него, вытягивает за собой новый синтетический материал, и уже конкретно стоит вопрос об избрании его в академию, куда обычно попадают после шестидесяти. Тринадцать лет назад самое трудное для нас в учебе было научиться учиться. Теперь мы этому научились, а одна из нас особенно преуспела: она снабжает школы новыми методами обучения, и если мы в близком будущем не станем поспевать за нашими детьми, то виновата в этом она, и только она, но мы простим ее с радостью.
Если бы это зависело от меня, уважаемые слушатели, я не стал бы произносить речей, а поступил бы совершенно иначе — я поднял бы палец и указал на вас — на вас, поступившие в сорок девятом, на каждого из вас в отдельности, и сказал бы: встань,
назови свое имя и свою профессию, ту, прежнюю, и настоящую, и садись, ибо это все. Требуются только факты. Итак, факты. Встаньте и покажитесь!
Ирмгард Штраух, продавщица,— преподаватель высшей школы; Иоахим Тримборн, рыбак,— химик; Роза Пааль, птичница,— синолог; Вера Бильферт, швея,— глазной врач. А теперь, пожалуйста, второй ряд: часовщик—физик; парикмахер — специалист по токам высокой частоты; народный полицейский — сотрудник... как, простите, называется ваша нынешняя профессия?.. Сотрудник, гм, сотрудник... чего?.. Министерства госбезопасности... Так-так, сотрудник, да?.. Точнее говоря, полковник, благодарю, следующий: сельскохозяйственный рабочий — нейрохирург, доктор медицинских наук, заслуженный врач; лесоруб — служащий... Стоп, опять скромничаешь? Что значит служащий? Так, Якоб Фильтер, ты скажешь, когда отдашь паспорт в полицию на продление. Готов спорить, что и в теперешнем твоем паспорте помечено именно «служащий», и то же самое будет в нем, если ты станешь председателем Совета Министров, но здесь, у нас, говори открыто. Итак, что ты за служащий и в каком учреждении? Громче, громче, пожалуйста, и яснее... начальник главного управления в министерстве сельского и лесного хозяйства, дипломированный лесовод.
Очень хорошо! Так, выходи-ка вперед, Якоб Фильтер, садись в первый ряд, сейчас речь пойдет о тебе, оратор Исваль настроит сейчас жужжание аттической пчелы на тебя; другим больше незачем подыматься, все равно мы услышим одно и то же: рабочий кирпичного завода — главный технолог; красильщица — прокурор; радиолог, который был каменщиком, и так далее и тому подобное. Скучно перечислять. Кто и теперь еще не представляет себе, что за люди собрались здесь, кто и теперь еще не понимает, что такое РКФ, кто и теперь еще не уразумел, что такое ГДР, того нам просто жаль, тому помочь трудно, того Роберт Исваль и видеть не желает, когда, превратившись в аттическую пчелу, станет жужжать: «Жил-был однажды лесоруб, звали его Якоб Фильтер...
Жил-был однажды Якоб Фильтер, и был он последний человек из последних. Жил он в диких чащобах, а на много-много миль кругом жили только угольщики, разбойники и ведьмы, а еще на много-много миль кругом жил господин Леман. Господин Леман жил в роскошном замке и время от времени уезжал по делам. Ему нужно было не упустить своих интересов в Штеттине, интересовала его в Штеттине собственная верфь, а в Бреслау — точильная мастерская, а в Штральзунде — якорная, а во Франк-фурте-на-Одере господина Лемана интересовал пивоваренный завод, а в Померании, в Бранденбурге и в Силезии — молочные, и винокуренные, и кирпичные заводы, а в Штеттине был еще бордель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116