Ну «Радуга» так «Радуга» — хотя я слабо себе представляла, как это о нашем предмете мы будем беседовать в присутствии чужих людей, которые, уплетая бефстроганов с картофелем фри, будут ловить краем уха литературные термины.
' Но оказалось все не так плохо, как я опасалась. Недаром здесь работает Ундина! Столик на двоих стоит от других в сторонке. Ирена куда-то ушла, наверно на кухню к Ундине, и на обратном пути принесла нам из буфета по фужеру коктейля. Называется «пестрая смесь» и будто бы безалкогольный. Прекрасно! Название это кстати подходило и к здешней публике. Тут подкреплялись проездом и столичные франты, и перед входом красовались их лакированные, хромированные «тачки», и трудяги в спецовках, которые не торопясь потягивали сухое винцо и уже слегка размякли. Включили магнитофон, и существо среднего рода не то баритоном, не то контральто пело что-то трогательное, душещипательное. Наконец Ирена села. Она сидела против меня на фоне окна, и на дворе по-прежнему шел снег. Она не обращала внимания ни на кого, ни на что, смотрела только на меня. Ее глаза горели фарами. Если бы вы снова были молодой, неожиданно спросила она, если бы снова могли выбирать свой путь, — стали бы вы писать, начали бы все сначала? Бог ты мой, где она подхватила этот чудный вопрос — в газетных статьях, в интервью? Й какого ответа она ждала (баритон, контральто продолжал петь что-то печально-сладострастное)... какого ответа хотела, какой надеялась услышать? И я сказал то, чего требует в таких случаях хороший тон: да, сказала я, и притом уверенно, начала бы все сначала. Она переспросила: «Начали бы все сначала?», и ее взгляд затуманился. Истина от повторения не тускнеет, но подтвердить свои слова я не успела: официантка поставила перед нами тарелки с хрустяще зажаренным струганым мясом. Знаменитые «раковье шейки»? От блюда исходил такой смачный запах, что я... Господи, да я же не обедала! Но набрасываться на еду, будто я из голодного края, и уписывать за обе щеки казалось неудобным. И несколько выбитая из колеи — втайне уже отказавшись от благородной мысли лезть в высокие сферы искусства и решив скромно обойтись «мелиорацией», — я сказала, что высшее филологическое образование, которое у нее есть, избавляет нас от дискуссии на тему, надо ли ставить запятую перед «но»... или что-то в этом роде. Ирена чуть отпрянула. Вступление, видимо, казалось ей зловещим. Она перебила меня вопросом, есть ли... есть ли у нее талант. Я набрала полную грудь воздуха, так что со стороны это могло показаться вздохом, и довольно неопределенно начала со слова «пожалуй». Она переспросила: «Пожалуй?» Не уточняя — пожалуй да или пожалуй нет, она тоже втянула ртом воздух, причем так глубоко, что это могло показаться вздохом. И в этот драматический момент мы обе увидели Гунтара. Он быстрым взглядом окинул зал, длинным шагом подошел и остановился у нашего столика. Он не поме-
шает? До него «дошли сведения», что мы здесь, что мы тут сидим, болтаем и... И что? Что дальше? Выпиваем? Заливаем? Пьем мертвую? Гунтар коротко усмехнулся: ну зачем так сразу и «мертвую»? Просто подкрепляетесь. Он это и хотел сказать — подкрепляетесь. Мама предложила молочный суп и яичницу-глазунью, но ему тоже захотелось жареной говядины. Чем он хуже? Посадить его было некуда. Но он не уходил. Стоял и глядел на нас с высоты своего роста. Он смотрел на наши фужеры, чтобы разведать, что мы пьем. Смотрел на наши тарелки, чтобы узнать, что мы едим. Смотрел на нас самих, желая угадать, о чем мы говорим. Он смотрел на нас так, будто мы где-то далеко внизу.
Наконец его заметила официантка, кивнула — и Гунтар возвратился со стулом. Потом заказал то же, что и мы (он и в самом деле не хуже нас!). Пока он ожидал свою порцию, я, дабы поддержать разговор, с наигранной веселостью описывала нашу тщетную попытку обойти местные достопримечательности, которая счастливым образом завершилась в «Радуге». Ирена не вставила ни слова. И Гунтар слушал без улыбки, как будто у него есть право требовать объяснения, почему мы вдвоем здесь сидим, и к тому же еще слегка усомниться, всю ли я говорю правду. И хотя он был прав, так как я говорила не всю правду, и, может быть, именно потому, что он был прав, меня постепенно брала злость. Почему я должна оправдываться? С какой стати мне чувствовать себя виновной — как искусительнице и совратительнице, которая уводит Ирену от мужа, от дома, от непроверенных тетрадей и непришитых пуговиц в какую-то, по мнению Гунтара, неизведанную страну, к какой-то, по мнению Гунтара, сладкой жизни, вход в которую для него закрыт?
Наш ужин втроем грозил превратиться в довольно мрачное действо (мы сидели как на динамите!). И так бы, наверно, оно и вышло, если бы заказ Гунтару не принесла с кухни сама Ундина. Всем добрый вечер! Ну как, вкусно? Может, принести и салаты? Не салат, а объедение!!! Семьдесят две копейки порция, зато со гурчиками и куриным мясом высшей категории, это вам не третьесортные куры, костлявые, по ее словам, как танцорки в ресторане «Русе». (Хм!) Пусть Гунтар угостит дам! Ну Гунтар! Чаевых-то набегает сколько — для чего ж они еще?! Сидит на своей сберкнижке как змей о трех головах — боится даже выпить бутылку пива! Гунтар залился краской. Ха, злорадно подумала я, поддела и, видно, попала в самую точку! Но она кольнула и Ирену, когда та спросила, не слишком ли салат жирный. Нам с ходу сообщили, что она «поминутно взвешивается — страх как боится потерять фигуру». Теперь покраснела Ирена. Потом Ундина подмигнула в мою сторону: вот нам с ней хорошо, нам уже терять нечего! М-да, мне тоже досталось на орехи... Зато наша внутренне скованная, опасно взвинченная троица, только что грозившая взорваться как пороховая бочка, с завидным единодушием тут же наставила рога на Ундину.
Когда Ирена с Гунтаром провожали меня на автобус, он взял нас обеих под локоть. В знак примирения? Удовлетворения? Или вместе с салатом из отменной курятины проглотил и обиду? Мы шагали в лад, стараясь быть остроумными, и нам было даже довольно весело. Из окна автобуса я видела, что они и домой шли под руку. Красивая это была картина, когда они вдвоем шли сквозь свет фонарей и снежные вихри — и растаяли так внезапно, испарилась точно видения, будто никогда на свете и не жили. Мне стало даже как-то не по себе...
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Здравствуйте, Ирена!
Вы с Гунтаром уже скрылись из вида, когда я открыла портфель — достать деньги на билет. И в простоте душевной удивляюсь — что там за инородное тело? Пригляделась: вот так инородное тело — папка! Папка с Вашей рукописью. Это только показывает, каким пшиком кончилось наше с Вами в Ошупилсе. Даже рассказы Вам не вернула. Волей-неволей приходится браться за перо, чтобы хоть как-то поправить дело и более или менее последовательно и связно изложить все на бумаге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47