ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

Дорогая Ирена! Вот мой опус и закончен. Сейчас кажется, что вещь готова — и пусть! Я на той стадии сейчас, когда в написанном видишь само совершенство — и пусть! Пусть двадцать четыре часа будет праздник! Я знаю: не позже чем завтра восторг мой лопнет как мыльный пузырь и после пьяной радости настанет жуткое похмелье — мой труд покажется мне чистой ахинеей, состряпанной каким-то кретином. Зато сегодня солнце триумфа в зените, и печет голову, и ничто не отбрасывает тени. И пусть! Завтра мне разонравится решительно все. Мне одинаково будет запретить и самоуверенность, с какой я вещаю с кафедры прозы, и — может, еще больше того — робость, с какой я предлагаю успокоительные капли, не умея вырвать ни одного больного зуба. Однако возможно, что больше всего меня не устроят те страницы, где мне — как целителю душ — следовало бы врачевать, а я — как ведьма в докторском белом халате — делала вивисекцию. Завтра я буду ящерицей, которая потеряла свой хвост. Вместе с законченной вещью от меня отделилась какая-то часть моего существа, и, хотя я прекрасно знаю, что некоторое время спустя у меня отрастет новый хвост, отделение — процесс болезненный. Сегодня я этого еще не чувствую, так как муку снимает наркоз удовлетворения.

Вы — мое первое частое сито, милая Ирена! Когда я благополучно пройду через него, то начну гадать, будут ли меня печатать ответственные редакторы (рискуя хоть и не головой, но, может быть, служебными неприятностями), а после папечатания стану опасаться, не будут. Перевод на русский язык. «Советский писатель», 1986. Ли рвать и метать рассерженные моим детищем моралистки и слать в открытую и анонимно жалобы в Союз писателей и, не дай бог, еще выше, обвиняя меня в том, что в условиях демографического кризиса я не борюсь против разводов и, оборони бог, может быть, даже «проповедую сексуальную распущенность», не припишут ли мне венцы творения «симпатий к женскому авангардизму», не помчится ли Ваша бывшая директриса в ОНО жаловаться, что «изображено все субъективно, и так оно вовсе не было, потому что было совсем иначе» и т. д. Я конечно буду злиться — ведь ставится под угрозу право литератора, мое право писать то, что я считаю, и так, как я считаю нужным, а не просто фотографировать жизнь. И тем не менее буду с тревогой ждать первых рецензий (хотя я и клялась Вам, что критики не боюсь!).


 

«Срочной?» Да-да, а как же, обязательно срочной. Надо найти в аптечке «Зеленина». Ну Дура, вот дура! Человек родился, а я... я пью сердечные капли!
27 октября 1978 года
В квартирке на Сорочьей улице сегодня собрался семейный совет — выбрать имя новорожденному. В заседании этом участвовала и я, на которую, как сразу же выяснилось на месте, родители наследника и прочая родня возлагали самые большие надежды — ведь «писателей называют мастерами слова, правда?» (я покраснела) и единогласно выбрали председателем. Я всеми силами отбояривалась от этой чести, выразив сомнение, будет ли от меня какой-нибудь толк, и так точно и вышло — особого толку от меня не было. Главный герой относился к происходящему с поразительной безответственностью и вначале даже заметно тормозил важную церемонию, так что Ундина была вынуждена расстегнуть блузку и приложить его, как она сама выразилась, к молочной цистерне, хотя законное время кормежки еще не пришло. После родов у нее снова румянец во всю щеку. Ирена с ней рядом выглядела такой современно тощей, что у меня сжалось сердце. Ей-богу, как из концлагеря или из немецкого журнала мод «Бурда».
«Только ради бога никаких Янов, Имантов или Вал-дисов, которых и без того как собак нерезаных!» — предупредила меня Ундина, когда я раскрыла календарь, поэтому я его отложила и для начала достала из сумки блокнотик с шикарными именами, набранными за годы из печатных источников, правда больше в литературных целях, чем в обыденно-практических. Каждое предложение встречалось замечаниями, смехом и возгласами, мнения скрещивались как шпаги, внимание общества не зацепилось прочно ни га одну рекомендацию, словом — было слишком много шума и слишком мало серьезности, и очень возможно, что виноват в этом был стеклянный шлифованный графин!
Остис. — Ну как дважды два будет знатный комбайнер! Может быть даже Герой Социалистического Труда!
Почему комбайнер? Агроном! Ни черта подобного — зверовод!
Бенедикт. — А это, милые мои, не зелье какое-то с градусами?
Вензелис. — Наше вам здрасьте — вечно будет ногами вензеля выписывать! Такое имя только алкоголику. Напьется в кустах самогонного «бенедикту» и... Ха-ха-ха! Ш-ш-ш, что вы — не можете помолчать?
Сотар. — Это порода собак!!! Это не порода собак, собаки — сеттеры! Все равно! Как может быть все равно, если это совсем другое дело?! Тихо!
Палм. —- Ой, мне дурно! Это прямо кличка для быка! В календаре полным-полно приличных имен, а тут... Да на тебя разве угодишь? А браковать — на это все мастера!
Пиенат. — У-у, «по это за имя? »)то же фамилия! Совсем не фамилия... А я говорю —- фамилия. Это не фа... А я говорю — фа... Да уймитесь вы ради бога!
Лайрот. - Деньги зарабатывать будет языком — как пастор! Зачем пастор — лектор! Специалист по вопросам секса! Публика повалит валом! Почем знать, может секс к тому времени отомрет? О том?! Держи карман шире... Господи, да можете вы хоть минуту не гомонить? Так мы никогда его не окрестим! Так разве мы его крестим? Идет творческая дискуссия!
Земвлад. — Какой это землей он будет владеть? Да приусадебной! Ноль целых пять десятых га? А что! Держать будет три коровы и две... Бабоньки! Кончайте вы стрекотать! Вот балаболки!
Уно. — Короткое и звучное... Но не склоняется! Как ты про него скажешь?.. Пошла с Уном к уни... ха-ха-ха!
Марьян. — Я же сказала — никаких Янов! Так Марьян — какой же он Ян! Это мужской род от Марии! и т. д. и т. п.
Мы прочесали греческих богов и римских полководцев и принялись уже за древних финикийцев, когда Да-рис, глянув в окно, крикнул, что привезли газ. По такому случаю, как нынзшний, Атису не дали ограничиться чирканьем спички на кухне. Пригласили зайти — взглянуть на новорожденного и сделать «хотя бы одно гениальное предложение». И он сказал, что его предложение будет действительно гениальным. Ну, ну, ну? «Атис!» Вот тебе и на! У тебя нет никакой фантазии. Гениальное! Это имя мы и без тебя давно знаем. Сто тысяч лет, не меньше! Все галдели разом, и только тот, кто должен был быть больше всех , сладко и безмятежно спал у материнской груди. По праву председателя я бросились между ними — тише! — и сказала, что имя как имя, при том короткое, звучное и «Самое главное - ими» наестся!» — присоединился Гунтар, и я в гон ому продолжила, что неясно только как с долготой—«а» короткой или долгое? Ирена бросила на меня быстрый. Л им буркнул, что у него еще двадцать или двенадцать (или сколько там?) вызовов. В двери он показался еще там, теперь уже с пустым «пропан-бутаном» на плече. «Ну, так всем счастливо оставаться!» — но не взглянул ни на кого и на повороте неловко толкнулся баллоном в косяк двери, отчего пошел глухой звон. Темный отзвук гас долго и нехотя. Мой взгляд случайно упал на Гуптара. На лице его были одни зубы, но то была не улыбка, а если все же улыбка, го улыбка волчья.
Пока он в гараже, как он сказал, наводил лоск на экипаж, мы с Иреной ожидали дальнейшего развития событий во дворе. Неожиданно она обмолвилась, что я себя выдала. Чем же? Она ответила, что «долготой над «а» и значит мне известно про нее и Лтигса... что она и Атис... а замуж вышла за Гунтара, потому что... Потому что? От моего «потому что» она вздрогнула (но разве я подняла эту тему?) и добавила, что со стороны все это выглядит так банально, а на самом доле... А на самом деле? Она испугалась и моего «а па самом деле». (Но разве я начала это выяснять?) На самом деле — и снова «ах!» —- это может быть еще гораздо банальнее, так как... Так как? Но мое «так как» повисло в воздухе, поскольку в двери гаража вспыхнули глаза Джеральдины.
— Дамы!
И дамы сели в экипаж...
Интересно, как они в конце концов назовут мальчонку? И чей будет решающий голос? В одном, правда, ничуть не сомневаюсь - то будет голос не Сипол а. Теперь мне просто смешно, как страстно я жаждала з свое про меня вглядеться в его лицо и увидеть в нем нечто волнующее, демоническое. Демоническое! В квартире он сидел с гладким видом, точно ему приспичило выйти по нужде. Но вообще говоря, я бы сидела точно так же — наколотая на Янинин взгляд как жалкий мотылек! Выбрать ребенку имя Сипол доверил. Ни хотел лишать ее этой маленькой радости, муках, которые она вынесла одна и которые и впредь ей суждено переносить одной? Или в глубине души ему было безразлично, как назовут мальчика, раз у того все равно будет не его фамилия? Только за Ундину я поручусь на все сто процентов, что она с большим мужеством взваливает на плечи это новое бремя — и потащит его без ропота. Это новое бремя взвалит на плечи и потащит также Янина — потащит, кляня весь белый свет, однако потащит и не бросит по дороге...
6 ноября 1978 года
Совсем неожиданно чуть ли не в точности повторилась наша с Иреной прогулка, когда в декабрьскую полночь два года назад она догнала меня на плотине и приклеилась как почтовая марка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47