Фигура пригнулась, приготовилась к прыжку…
Луч белого света — и чудовищный взрыв. Скачущая фигура исчезла — на её месте осталась дымящаяся воронка. Под фонарём промелькнула и скрылась другая фигура, передвигающаяся огромными, но ровными шагами. В руке у неё был длинный посох.
Китти аккуратно поставила бутылку с минеральной водой на пол.
— Вызывайте всех демонов, каких можете, — сказала она. — Если мы хотим быть чем-нибудь полезны, нам надо туда.
Бартимеус
35
Нужно сказать, мы неплохо сработались. Куда лучше, чем рассчитывал он или я.
Нет, конечно, нам потребовалось некоторое время на то, чтобы разобраться между собой, — мы пережили пару неприятных моментов, когда наше тело пыталось одновременно сделать несовместимые движения, но мы очень быстро ликвидировали последствия, так что ничего плохого не случилось. А когда мы пустили в ход семимильные сапоги, то начали перемещаться действительно быстро и сполна использовать преимущества нашего необычного положения.
Первый выигранный поединок с бедняжкой Наэрьян серьёзно нас взбодрил: мы поняли, что надо делать, и разобрались, как сочетать усилия, чтобы добиться наилучшего эффекта. Мы перестали пытаться дублировать действия друг друга и стали больше друг на друга полагаться.
Вот как мы работали. Натаниэль взял на себя сапоги — если нам нужно было переместиться на большое расстояние по прямой, шагал именно он. По прибытии на место (как правило, через пару секунд — эти сапоги были весьма шустрые) управление ногами брал на себя я — я наделял их частицей своего фирменного проворства и заставлял нас прыгать, как антилопа-импала: назад, вперёд, вверх, вниз, вправо и влево, пока любой враг, а порой и я сам, не оказывался окончательно сбит с толку. Натаниэль же тем временем полностью сохранял контроль над своими руками и посохом Глэдстоуна. Он стрелял каждый раз, как только мы подбирались достаточно близко, и, поскольку я мог предугадывать его намерения, я обычно оставался на месте достаточно долго, чтобы он успел как следует прицелиться. Не делал я этого только тогда — и вполне оправданно, я считаю, — когда спешил убраться с пути какого-нибудь Взрыва, Потока или Растерзывающей Спирали. Лучше всё-таки не сталкиваться с подобными вещами, если не хочешь сбиться с темпа.
Общались мы с помощью кратких, почти односложных мыслей, как-то: «Бегом!», «Прыгай!», «Куда?», «Вверх!», «Ныряй!» и т. п. Не то чтобы мы докатились до рычания и мычания, но были близки к этому. Конечно, все это чересчур отдавало мачизмом и грубой силой, тут не было места ни рефлексии, ни тонкому анализу, — зато такой образ действия сильно содействовал тому, чтобы остаться в живых, а также гармонировал с некой подавленностью и отрешённостью, овладевшей душой Натаниэля. Поначалу, пока мы общались с Китти, это было не столь заметно (тогда голова у него была наполнена всякими телячьими нежностями, а потом — полу оформившимися, пылкими и возвышенными устремлениями). Но после того случая на Трафальгарской площади, когда женщина отвернулась от него со страхом и презрением, он стремительно впал в уныние и замкнулся. Его возвышенные чувства были ещё слишком свежими и робкими и плохо переносили, когда их отвергали. Теперь они оказались загнаны вглубь, и на их место вернулись старые знакомые: гордость, отчуждение и стальная решимость. Натаниэль по-прежнему был поглощён своим делом, но теперь занимался им с чувством лёгкого отвращения к себе. Может, это и нездоровое чувство, но оно помогало ему сражаться как следует.
А сейчас нам было надо именно сражаться.
Наэрьян, ошивавшаяся на площади, оказалась самой нерасторопной из духов; прочие устремились дальше, привлечённые шумом толпы и запахом людских тел. Они миновали арку Черчилля и очутились на тёмных просторах Сент-Джеймс-парка. Если бы простолюдины не толпились там в значительных количествах, воинство Ноуды немедленно рассредоточилось бы по столице, и тогда нам было бы куда сложнее их выслеживать. Но к ночи в парке собралось ещё больше демонстрантов, ободрённых бездействием правительства, и теперь эти толпы представляли чрезвычайно соблазнительную приманку для алчных духов.
Когда мы прибыли, веселье было в самом разгаре. Духи блуждали по всему парку, гоняясь за кучками обезумевших людей, как кому заблагорассудится. Некоторые использовали магические атаки, другие предпочитали двигаться просто из удовольствия двигаться, разминая непривычно неподатливые конечности, выписывая круги, чтобы отрезать мечущуюся добычу. Многие из дальних деревьев полыхали разноцветными огнями, в воздухе висели вспышки, витые струйки дыма, пронзительные вопли и всеобщий галдёж. И все это на фоне огромного Хрустального дворца, озаряющего своим светом царящее вокруг безумие: в полосах света из дворца носились люди, скакали духи, валились наземь тела, шла головокружительная охота.
Мы на миг застыли под аркой, на входе в парк, чтобы оценить происходящее.
«Хаос, — подумал Натаниэль. — Это — хаос!»
«Ну что ты! — возразил я. — Это ты ещё настоящих битв не видал. Видел бы ты, что творилось под Аль-Аришем. Там песок пропитался кровью на милю вокруг». И я показал ему, как это было.
«Очень мило. Спасибочки. Ноуду видишь?»
«Нет. Сколько тут демонов?»
«Больше чем достаточно. Пошли».
Он топнул каблуком, и сапоги устремились вперёд. Мы очутились в самом пекле.
Разумная стратегия требовала, чтобы духи не заметили нас все сразу. Поодиночке мы вполне могли с ними управиться, но связываться со всеми скопом было бы чересчур рискованно. Отсюда — стремительные атаки и непрерывное передвижение. Первой нашей целью, на лужайке неподалёку оттуда, стал африт, облачённый в тело пожилой женщины. Он с пронзительным гиканьем посылал в толпу один Спазм за другим. Мы в два шага очутились у него за спиной. Из посоха вырвался луч — и африт стал воспоминанием, вздыхающим на ветру. Мы повернулись, переместились — и очутились далеко оттуда, среди ярмарочных аттракционов, где трое могучих джиннов, одетых в пухлые человеческие шкуры, деловито опрокидывали «Замок султана». Натаниэль указал на них посохом, и все трое растворились в одной-единственной алчной вспышке света. Мы огляделись, увидели, как у рощицы пошатывающийся гибрид человека и духа охотится за ребёнком, и в три шага оказались рядом. Белый огонь пожрал гибрида. Ребёнок умчался во тьму.
«Нам нужна помощь, — подумал Натаниэль, — людям надо помочь. Они бегают кругами».
«Ну, это уж не наша за… Ага, я их вижу! Пошли!»
Шаг, прыжок — мы приземлились на крыше летнего театра, развернулись вокруг центрального столба, выстрелили четыре раза. Три гибрида погибли; четвёртый, встревоженный смертью товарищей, шарахнулся, отскочил, заметил нас и выпустил Спазм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Луч белого света — и чудовищный взрыв. Скачущая фигура исчезла — на её месте осталась дымящаяся воронка. Под фонарём промелькнула и скрылась другая фигура, передвигающаяся огромными, но ровными шагами. В руке у неё был длинный посох.
Китти аккуратно поставила бутылку с минеральной водой на пол.
— Вызывайте всех демонов, каких можете, — сказала она. — Если мы хотим быть чем-нибудь полезны, нам надо туда.
Бартимеус
35
Нужно сказать, мы неплохо сработались. Куда лучше, чем рассчитывал он или я.
Нет, конечно, нам потребовалось некоторое время на то, чтобы разобраться между собой, — мы пережили пару неприятных моментов, когда наше тело пыталось одновременно сделать несовместимые движения, но мы очень быстро ликвидировали последствия, так что ничего плохого не случилось. А когда мы пустили в ход семимильные сапоги, то начали перемещаться действительно быстро и сполна использовать преимущества нашего необычного положения.
Первый выигранный поединок с бедняжкой Наэрьян серьёзно нас взбодрил: мы поняли, что надо делать, и разобрались, как сочетать усилия, чтобы добиться наилучшего эффекта. Мы перестали пытаться дублировать действия друг друга и стали больше друг на друга полагаться.
Вот как мы работали. Натаниэль взял на себя сапоги — если нам нужно было переместиться на большое расстояние по прямой, шагал именно он. По прибытии на место (как правило, через пару секунд — эти сапоги были весьма шустрые) управление ногами брал на себя я — я наделял их частицей своего фирменного проворства и заставлял нас прыгать, как антилопа-импала: назад, вперёд, вверх, вниз, вправо и влево, пока любой враг, а порой и я сам, не оказывался окончательно сбит с толку. Натаниэль же тем временем полностью сохранял контроль над своими руками и посохом Глэдстоуна. Он стрелял каждый раз, как только мы подбирались достаточно близко, и, поскольку я мог предугадывать его намерения, я обычно оставался на месте достаточно долго, чтобы он успел как следует прицелиться. Не делал я этого только тогда — и вполне оправданно, я считаю, — когда спешил убраться с пути какого-нибудь Взрыва, Потока или Растерзывающей Спирали. Лучше всё-таки не сталкиваться с подобными вещами, если не хочешь сбиться с темпа.
Общались мы с помощью кратких, почти односложных мыслей, как-то: «Бегом!», «Прыгай!», «Куда?», «Вверх!», «Ныряй!» и т. п. Не то чтобы мы докатились до рычания и мычания, но были близки к этому. Конечно, все это чересчур отдавало мачизмом и грубой силой, тут не было места ни рефлексии, ни тонкому анализу, — зато такой образ действия сильно содействовал тому, чтобы остаться в живых, а также гармонировал с некой подавленностью и отрешённостью, овладевшей душой Натаниэля. Поначалу, пока мы общались с Китти, это было не столь заметно (тогда голова у него была наполнена всякими телячьими нежностями, а потом — полу оформившимися, пылкими и возвышенными устремлениями). Но после того случая на Трафальгарской площади, когда женщина отвернулась от него со страхом и презрением, он стремительно впал в уныние и замкнулся. Его возвышенные чувства были ещё слишком свежими и робкими и плохо переносили, когда их отвергали. Теперь они оказались загнаны вглубь, и на их место вернулись старые знакомые: гордость, отчуждение и стальная решимость. Натаниэль по-прежнему был поглощён своим делом, но теперь занимался им с чувством лёгкого отвращения к себе. Может, это и нездоровое чувство, но оно помогало ему сражаться как следует.
А сейчас нам было надо именно сражаться.
Наэрьян, ошивавшаяся на площади, оказалась самой нерасторопной из духов; прочие устремились дальше, привлечённые шумом толпы и запахом людских тел. Они миновали арку Черчилля и очутились на тёмных просторах Сент-Джеймс-парка. Если бы простолюдины не толпились там в значительных количествах, воинство Ноуды немедленно рассредоточилось бы по столице, и тогда нам было бы куда сложнее их выслеживать. Но к ночи в парке собралось ещё больше демонстрантов, ободрённых бездействием правительства, и теперь эти толпы представляли чрезвычайно соблазнительную приманку для алчных духов.
Когда мы прибыли, веселье было в самом разгаре. Духи блуждали по всему парку, гоняясь за кучками обезумевших людей, как кому заблагорассудится. Некоторые использовали магические атаки, другие предпочитали двигаться просто из удовольствия двигаться, разминая непривычно неподатливые конечности, выписывая круги, чтобы отрезать мечущуюся добычу. Многие из дальних деревьев полыхали разноцветными огнями, в воздухе висели вспышки, витые струйки дыма, пронзительные вопли и всеобщий галдёж. И все это на фоне огромного Хрустального дворца, озаряющего своим светом царящее вокруг безумие: в полосах света из дворца носились люди, скакали духи, валились наземь тела, шла головокружительная охота.
Мы на миг застыли под аркой, на входе в парк, чтобы оценить происходящее.
«Хаос, — подумал Натаниэль. — Это — хаос!»
«Ну что ты! — возразил я. — Это ты ещё настоящих битв не видал. Видел бы ты, что творилось под Аль-Аришем. Там песок пропитался кровью на милю вокруг». И я показал ему, как это было.
«Очень мило. Спасибочки. Ноуду видишь?»
«Нет. Сколько тут демонов?»
«Больше чем достаточно. Пошли».
Он топнул каблуком, и сапоги устремились вперёд. Мы очутились в самом пекле.
Разумная стратегия требовала, чтобы духи не заметили нас все сразу. Поодиночке мы вполне могли с ними управиться, но связываться со всеми скопом было бы чересчур рискованно. Отсюда — стремительные атаки и непрерывное передвижение. Первой нашей целью, на лужайке неподалёку оттуда, стал африт, облачённый в тело пожилой женщины. Он с пронзительным гиканьем посылал в толпу один Спазм за другим. Мы в два шага очутились у него за спиной. Из посоха вырвался луч — и африт стал воспоминанием, вздыхающим на ветру. Мы повернулись, переместились — и очутились далеко оттуда, среди ярмарочных аттракционов, где трое могучих джиннов, одетых в пухлые человеческие шкуры, деловито опрокидывали «Замок султана». Натаниэль указал на них посохом, и все трое растворились в одной-единственной алчной вспышке света. Мы огляделись, увидели, как у рощицы пошатывающийся гибрид человека и духа охотится за ребёнком, и в три шага оказались рядом. Белый огонь пожрал гибрида. Ребёнок умчался во тьму.
«Нам нужна помощь, — подумал Натаниэль, — людям надо помочь. Они бегают кругами».
«Ну, это уж не наша за… Ага, я их вижу! Пошли!»
Шаг, прыжок — мы приземлились на крыше летнего театра, развернулись вокруг центрального столба, выстрелили четыре раза. Три гибрида погибли; четвёртый, встревоженный смертью товарищей, шарахнулся, отскочил, заметил нас и выпустил Спазм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121