— осведомился мистер Мейкпис, который появился рядом с ним внезапно, точно выскочил из потайного люка. Он опустился в кресло, вытирая со лба выступивший пот. — Народу-то, народу! Не правда ли, великолепное зрелище? — Он хихикнул. — Мистер Деверокс уже полностью поглощён спектаклем. Вы только посмотрите, как он хохочет и бьёт в ладоши!
Натаниэль, прищурившись, вгляделся во тьму.
— У вас зрение лучше моего. Мне его совсем не видно.
— Так это потому, что вы вынули линзы, как и положено хорошему послушному мальчику. Вставьте их обратно и посмотрите.
— Но…
— Вставьте, вставьте, голубчик. Здесь, в моей ложе, действуют другие правила. Указания для всех на вас не распространяются.
— А как же иллюзии?
— О, не беспокойтесь: вы и так увидите достаточно забавного. Можете мне поверить!
И он от души хохотнул.
Вот же своенравный дурак! Натаниэль, отчасти раздражённо, отчасти растерянно, вставил линзы в глаза. Теперь, когда он мог видеть второй и третий планы, в зрительном зале заметно посветлело, и Натаниэль различил волшебников, сидевших в ложах противоположной стороны. Да, действительно: Деверокс весь подался вперёд и высунулся из ложи. Его взгляд был прикован к сцене, голова кивала в такт музыке. На лицах прочих министров отражались разные степени отвращения и раздражения, но в целом все мирились с неизбежным.
На сцене развязные разносчики укатили свои тележки, освободив место для выхода юного будущего премьер-министра. Из-за кулис выполз бледный тощий юнец, которого Натаниэль видел в Ричмонде. На нём был школьный пиджак, рубашка с галстуком и штаны. Брюки были коротки, и торчащие из них волосатые лодыжки, пожалуй, чересчур бросались в глаза. Щеки юнца были густо нарумянены, чтобы придать ему цветущий мальчишеский вид, однако же двигался он на удивление вяло. Юнец остановился рядом с картонным почтовым ящиком и принялся дрожащим голосом толкать речь. Мейкпис за плечом у Натаниэля недовольно фыркнул.
— С Бобби столько проблем! — шепнул он. — На репетициях он то и дело заходился неудержимым кашлем и угасал буквально на глазах. Такое впечатление, что у него чахотка. Мне сейчас пришлось влить в него приличную порцию бренди, чтобы поднять его на ноги.
Натаниэль кивнул.
— Вы думаете, у него хватит сил дотянуть до конца представления?
— Думаю, хватит. Представление-то не столь уж длинное. Скажите, а госпоже Джонс представление нравится?
Натаниэль в таинственной полутьме стрельнул глазами в сторону девушки. Он различал её тонкий профиль, милый блеск её волос, лицо, искривлённое гримасой бесконечной скуки. Выражение её лица невольно заставило его улыбнуться. Он…
Улыбка застыла и исчезла. После короткой паузы Натаниэль наклонился к Мейкпису.
— Скажите, Квентин, — спросил он, — а откуда вам известно, что эта леди — госпожа Джонс?
Маленькие глазки Мейкписа блеснули во тьме. Шёпот:
— Мне многое известно, мой мальчик! Но тише! Тише! Сейчас будет ключевая сцена нашего представления.
Натаниэль вздрогнул и нахмурился.
— Как? Уже? Это изумительно… удивительно короткая пьеса.
— Что поделаешь, пришлось перенести эту сцену в начало — вы же видите, Бобби плохо себя чувствует. Центральный монолог он бы просто загубил на корню — у него дыхания не хватит. А теперь молчите. Линзы надели? Хорошо. Тогда смотрите.
Натаниэль перевёл взгляд на сцену. Ничего особенно занимательного там не происходило. Снова вступил оркестр. Юнец, который стоял, прислонясь к ящику, затянул арию. Его гнусавые завывания периодически прерывались приступами жестокого кашля. Кроме него, на сцене никого не было, разве что пара домов колыхалась на сквозняке, тянувшем откуда-то из-за кулис. Тщетно Мэндрейк выискивал хоть какие-нибудь признаки обещанной ключевой магической иллюзии. Ни на втором, ни на третьем плане ничего видно не было. Что же имел в виду Мейкпис?
Тут его внимание привлекло какое-то движение на втором плане — отнюдь не на сцене, а где-то в глубине зрительного зала, за последним рядом партера. И тут же Мейкпис ткнул его в бок и указал вниз. Мэндрейк уставился туда, не веря своим глазам. Во тьме под балконами еле виднелись три двери, ведущие в фойе, и сейчас из всех трёх дверей показалось множество мелких демонов. Большинство из них было бесами (хотя виднелась и парочка покрупнее, с вычурными гребнями или хохолками — возможно, какая-то разновидность фолиотов). Все они были очень мелкие и держались тише воды ниже травы. Их ноги и копытца, когти и культяпки, щупальца и присоски скользили по коврам совершенно беззвучно, их глаза и клыки блестели, как стекло. Ловкие ручки сжимали верёвочные петли и тряпки. Первые из бесов, кто подпрыгивая и дрыгаясь, кто скользя и крадучись, устремились прямиком к последнему ряду партера. Запрыгнув на спинки кресел, они немедля напали на тех, кто там сидел. На каждого из людей приходилось по два, по три беса. Людям заткнули рты тряпками, скрутили руки верёвками, запрокинули головы и завязали глаза. Пара секунд — и всех волшебников в этом ряду повязали. А волна бесов покатилась дальше, захлёстывая ряд за рядом. В двери бесконечным потоком вливались все новые и новые демоны. Нападение было столь неожиданным, что большую часть зрителей удавалось одолеть без малейшего шума — кое-кто успел что-то пискнуть, но эти вопли были заглушены пиликаньем скрипок, гудением и всхлипываньем кларнетов и виолончелей. Демоны двигались через партер мелкой чёрной рябью, блестя рогами, сверкая глазами, а сидевшие впереди волшебники не отрываясь смотрели на сцену.
Натаниэль был в линзах, благодаря им тьма в зрительном зале была для него не такой непроглядной, и потому он видел все. Он попытался было вскочить на ноги, но в шею ему упёрлось холодное острие кинжала. И Мейкпис зашептал ему в ухо:
— Не дурите, мой мальчик! Это же главный триумф моей жизни! Разве то, что вы видите, — не высочайшее искусство? Сядьте, расслабьтесь и любуйтесь! А если шевельнётесь хоть на волосок, ваша голова полетит в партер.
Волна поглотила уже больше половины зрительного зала, а бесы все прибывали и прибывали. Натаниэль поднял взгляд на ложи напротив: могущественнейшие волшебники тоже сняли свои линзы, но ведь они сидят наверху, как и он. Наверняка они увидят, что творится, и что-нибудь предпримут… Он в ужасе раскрыл рот. В каждую из лож проскользнуло сквозь портьеры по четыре, по пять демонов, куда более крупных, чем те, что трудились внизу: больших фолиотов и джиннов с тонкими белыми телами, состоящими из скрученных жил, — и теперь все они толпились за спинами волшебников. Они незаметно окружали все ключевые фигуры империи: и Деверокса, который улыбался и размахивал руками в такт музыке, и Мортенсена с Коллинзом, которые, сложа руки, клевали носами в своих креслах, и Уайтвелл, поглядывавшую на часы, и госпожу Малбинди, строчившую в блокноте рабочие заметки, — демоны подкрадывались, сжимая в когтистых кулаках верёвки, готовя кляпы, бесшумно расправляя сети, — и наконец застыли за спиной своих жертв, словно ряд надгробных обелисков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Натаниэль, прищурившись, вгляделся во тьму.
— У вас зрение лучше моего. Мне его совсем не видно.
— Так это потому, что вы вынули линзы, как и положено хорошему послушному мальчику. Вставьте их обратно и посмотрите.
— Но…
— Вставьте, вставьте, голубчик. Здесь, в моей ложе, действуют другие правила. Указания для всех на вас не распространяются.
— А как же иллюзии?
— О, не беспокойтесь: вы и так увидите достаточно забавного. Можете мне поверить!
И он от души хохотнул.
Вот же своенравный дурак! Натаниэль, отчасти раздражённо, отчасти растерянно, вставил линзы в глаза. Теперь, когда он мог видеть второй и третий планы, в зрительном зале заметно посветлело, и Натаниэль различил волшебников, сидевших в ложах противоположной стороны. Да, действительно: Деверокс весь подался вперёд и высунулся из ложи. Его взгляд был прикован к сцене, голова кивала в такт музыке. На лицах прочих министров отражались разные степени отвращения и раздражения, но в целом все мирились с неизбежным.
На сцене развязные разносчики укатили свои тележки, освободив место для выхода юного будущего премьер-министра. Из-за кулис выполз бледный тощий юнец, которого Натаниэль видел в Ричмонде. На нём был школьный пиджак, рубашка с галстуком и штаны. Брюки были коротки, и торчащие из них волосатые лодыжки, пожалуй, чересчур бросались в глаза. Щеки юнца были густо нарумянены, чтобы придать ему цветущий мальчишеский вид, однако же двигался он на удивление вяло. Юнец остановился рядом с картонным почтовым ящиком и принялся дрожащим голосом толкать речь. Мейкпис за плечом у Натаниэля недовольно фыркнул.
— С Бобби столько проблем! — шепнул он. — На репетициях он то и дело заходился неудержимым кашлем и угасал буквально на глазах. Такое впечатление, что у него чахотка. Мне сейчас пришлось влить в него приличную порцию бренди, чтобы поднять его на ноги.
Натаниэль кивнул.
— Вы думаете, у него хватит сил дотянуть до конца представления?
— Думаю, хватит. Представление-то не столь уж длинное. Скажите, а госпоже Джонс представление нравится?
Натаниэль в таинственной полутьме стрельнул глазами в сторону девушки. Он различал её тонкий профиль, милый блеск её волос, лицо, искривлённое гримасой бесконечной скуки. Выражение её лица невольно заставило его улыбнуться. Он…
Улыбка застыла и исчезла. После короткой паузы Натаниэль наклонился к Мейкпису.
— Скажите, Квентин, — спросил он, — а откуда вам известно, что эта леди — госпожа Джонс?
Маленькие глазки Мейкписа блеснули во тьме. Шёпот:
— Мне многое известно, мой мальчик! Но тише! Тише! Сейчас будет ключевая сцена нашего представления.
Натаниэль вздрогнул и нахмурился.
— Как? Уже? Это изумительно… удивительно короткая пьеса.
— Что поделаешь, пришлось перенести эту сцену в начало — вы же видите, Бобби плохо себя чувствует. Центральный монолог он бы просто загубил на корню — у него дыхания не хватит. А теперь молчите. Линзы надели? Хорошо. Тогда смотрите.
Натаниэль перевёл взгляд на сцену. Ничего особенно занимательного там не происходило. Снова вступил оркестр. Юнец, который стоял, прислонясь к ящику, затянул арию. Его гнусавые завывания периодически прерывались приступами жестокого кашля. Кроме него, на сцене никого не было, разве что пара домов колыхалась на сквозняке, тянувшем откуда-то из-за кулис. Тщетно Мэндрейк выискивал хоть какие-нибудь признаки обещанной ключевой магической иллюзии. Ни на втором, ни на третьем плане ничего видно не было. Что же имел в виду Мейкпис?
Тут его внимание привлекло какое-то движение на втором плане — отнюдь не на сцене, а где-то в глубине зрительного зала, за последним рядом партера. И тут же Мейкпис ткнул его в бок и указал вниз. Мэндрейк уставился туда, не веря своим глазам. Во тьме под балконами еле виднелись три двери, ведущие в фойе, и сейчас из всех трёх дверей показалось множество мелких демонов. Большинство из них было бесами (хотя виднелась и парочка покрупнее, с вычурными гребнями или хохолками — возможно, какая-то разновидность фолиотов). Все они были очень мелкие и держались тише воды ниже травы. Их ноги и копытца, когти и культяпки, щупальца и присоски скользили по коврам совершенно беззвучно, их глаза и клыки блестели, как стекло. Ловкие ручки сжимали верёвочные петли и тряпки. Первые из бесов, кто подпрыгивая и дрыгаясь, кто скользя и крадучись, устремились прямиком к последнему ряду партера. Запрыгнув на спинки кресел, они немедля напали на тех, кто там сидел. На каждого из людей приходилось по два, по три беса. Людям заткнули рты тряпками, скрутили руки верёвками, запрокинули головы и завязали глаза. Пара секунд — и всех волшебников в этом ряду повязали. А волна бесов покатилась дальше, захлёстывая ряд за рядом. В двери бесконечным потоком вливались все новые и новые демоны. Нападение было столь неожиданным, что большую часть зрителей удавалось одолеть без малейшего шума — кое-кто успел что-то пискнуть, но эти вопли были заглушены пиликаньем скрипок, гудением и всхлипываньем кларнетов и виолончелей. Демоны двигались через партер мелкой чёрной рябью, блестя рогами, сверкая глазами, а сидевшие впереди волшебники не отрываясь смотрели на сцену.
Натаниэль был в линзах, благодаря им тьма в зрительном зале была для него не такой непроглядной, и потому он видел все. Он попытался было вскочить на ноги, но в шею ему упёрлось холодное острие кинжала. И Мейкпис зашептал ему в ухо:
— Не дурите, мой мальчик! Это же главный триумф моей жизни! Разве то, что вы видите, — не высочайшее искусство? Сядьте, расслабьтесь и любуйтесь! А если шевельнётесь хоть на волосок, ваша голова полетит в партер.
Волна поглотила уже больше половины зрительного зала, а бесы все прибывали и прибывали. Натаниэль поднял взгляд на ложи напротив: могущественнейшие волшебники тоже сняли свои линзы, но ведь они сидят наверху, как и он. Наверняка они увидят, что творится, и что-нибудь предпримут… Он в ужасе раскрыл рот. В каждую из лож проскользнуло сквозь портьеры по четыре, по пять демонов, куда более крупных, чем те, что трудились внизу: больших фолиотов и джиннов с тонкими белыми телами, состоящими из скрученных жил, — и теперь все они толпились за спинами волшебников. Они незаметно окружали все ключевые фигуры империи: и Деверокса, который улыбался и размахивал руками в такт музыке, и Мортенсена с Коллинзом, которые, сложа руки, клевали носами в своих креслах, и Уайтвелл, поглядывавшую на часы, и госпожу Малбинди, строчившую в блокноте рабочие заметки, — демоны подкрадывались, сжимая в когтистых кулаках верёвки, готовя кляпы, бесшумно расправляя сети, — и наконец застыли за спиной своих жертв, словно ряд надгробных обелисков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121