Скоро я признал, что Хант прав. Все, что говорил «Мастер», и в самом деле действовало возбуждающе.
— Похоть — это грех, уродливый человеческий грех, — неслось со сцены. — Человек вожделеет ко всему. Он вожделеет к мясу животных для своего ненасытного желудка, к женскому телу для своих мерзких чресел. Женщина, если он не расхищает твое тело руками, он оскверняет тебя, греша с тобой в своих мыслях!
В какой-то момент мелодичный и ровный голос Траммела стал резким, он начал задыхаться. Его фразы возносились и падали в испытанном временем призыве проповедника, знающего, как волновать кровь, а не мозги. Отдельные люди в толпе начали издавать вопли согласия и одобрения, выкрикивая: «О боже!», «Аминь!», «Аллилуйя!».
Я должен был согласиться, что «Всемогущий» воздействовал на свою паству здорово. Причем воздействовал на сексуальные чувства. Если бы все это было написано в книгах, которые он требовал запретить, их следовало бы запретить мгновенно.
Толстуха, сидевшая рядом со мной, бросилась к сцене с полуоткрытым ртом и с пересохшими губами, тяжело дыша. Другая женщина нервно сжимала руки.
Между тем Траммел перешел к обвинениям и обличениям. Он размахивал руками и кричал, а речь его усиливалась благодаря висевшему на груди микрофону.
— Мы призваны очистить землю! Мы должны находить грех и уничтожать его! Только тогда Царство Небесное будет нашим!
Потом было еще много, очень много давно известных эмоциональных заклинаний типа «мумбо-юмбо».
Неожиданно он покинул сцену и двинулся по левой стороне шатра, продолжая кричать и напыщенно декларировать. При этом вглядывался в лица тех, мимо кого проходил. Он шел прямо к моему ряду. Я спрятал голову чуть ли не между ног, но успел заметить, что длинный тонкий провод тянется за ним, так что ни одно его слово не остается не усиленным динамиками. «Всемогущий» обошел весь шатер, вернулся к сцене по правой стороне и снова поднялся по ступеням, подбирая за собой длинный шнур. Однако под конец, когда он сказал несколько слов о блудницах, падших женщинах и об угрозе, исходящей от них для присутствующих мужчин, одобрительный гул толпы перекрыл микрофонную речь.
Оргия закончилась песнопениями, в том числе исполнением псалма «Отверзи врата и впусти меня!» и песней, посвященной лично «Всемогущему».
После этого «Мастер» призвал страдающих какими-либо недугами подняться на сцену. Сначала я не понял, что он имел в виду, но потом я увидел мужчину на костылях, женщину в инвалидной коляске, слепого, прокладывающего себе путь с помощью палочки, и, наконец, молодого человека с лицом усеянным прыщами. Всего их было человек двенадцать.
Выстроив их на сцене, Траммел походил перед ними, восклицая, что исцеляющая сила заключена в его правой руке, обещая помочь каждому. Затем провел этой рукой по лицу прыщавого юноши. Прыщи не исчезли. «Мастер» тут же объяснил, что «сила» иногда начинает действовать через день или два. Тогда провел рукой по ногам человека на костылях. Тот тут же отбросил костыли, сделал два шага и упал. Бедняге помогли встать, он опустился со сцены без посторонней помощи и проковылял еще несколько шагов до своего места. Все это особого эффекта на присутствующих не произвело, но тут Траммел продемонстрировал один интересный номер, стоящий одиннадцати остальных попыток. Он довольно долго занимался слепым человеком, издавая гипнотизирующие вопли, убеждая всех, что непременно вернет свет мертвым глазам. Потом прижал к ним руки на две минуты и заявил, что, когда их отнимет, человек прозреет.
Наконец убрал руки. Слепой поднял глаза, посмотрел на Траммела, затем медленно повернулся к толпе. Он долго стоял, уставившись на нас, и вдруг громко заорал:
— Я вижу! О боже, я вижу!
Далее исцеленный упал на колени и, всхлипывая, обнял ноги «Всемогущего». Толпа неистовствовала. Раздавалось еще больше возгласов «Аминь!» и «Аллилуйя!», чем во время проповеди. После этой удивительной демонстрации все остальные «страждущие», стоящие на сцене, «почувствовали» явные признаки улучшения.
В заключение хор снова восславил «Всемогущего», а он пригласил всех желающих познать истину в «Комнате» с соответствующим названием и после этого исповедоваться в «Комнате исцеления».
Под звуки органной музыки Траммел удалился со сцены. Огни снаружи, выключенные в течение последнего часа, снова зажглись. «Мастер» покинул шатер и прошел мимо участка, огороженного веревками, — места строительства «Дома вечности» в ярком освещении. Пока он не вошел в «Комнату истины», никто не сдвинулся с места, но затем начался исход.
С пылающими лицами мужчины и женщины направились туда же рука об руку.
В спешке и толчее я последовал за идущими в «Комнату истины». Свет там был приглушен, и меня вряд ли можно было приметить, хотя я там оказался единственным без пары. Вскоре в помещении собралось человек тридцать — сорок.
В этой «Комнате» не было ни стульев, ни скамеек, только ковер на полу. Люди уселись на нем, скрестив ноги, некоторые разлеглись. Я огляделся, сравнивая увиденное с описанием, которое дали мне Олив и Рэнди. Все стены были задрапированы черной материей. Только справа стояло примерно полдюжины деревянных стульев, ближе к двери, ведущей в «Комнату исцеления». Впереди находилась небольшая деревянная трибуна для оратора, откуда Траммел обращался к пастве.
Спустя минут пять после того, как я уселся на ковре, снова появилось блюдо для пожертвований, а затем откуда-то из глубины вышел Траммел и направился к трибуне.
Он начал говорить через микрофон, но вещал на этот раз более спокойно и сообщил нам, что обращение к пастве займет около часа, после чего он возглавит молитву траммелитов перед тем, как снова зажжется свет. Освещение между тем становилось все слабее, пока не наступила полная темнота. По-видимому, светом управляли с помощью реостата.
Далее он объявил, что его сегодняшняя проповедь направлена против моральной опасности разврата, допускаемого в литературе. И начал нападать на Генри Миллера.
— Генри Миллер должен быть запрещен! — заявил медоточивым тоном Артур Траммел и, чтобы доказать крамольность писателя, принялся цитировать огромные отрывки из «Тропика Рака». Либо он читал, пользуясь азбукой Брайля, либо выучи я их наизусть.
С меня было достаточно, я двинулся к выходу.
Никто этому не воспротивился, мне удалось спокойно выйти наружу. Вероятно впитав достаточно истины, чтобы стать безупречно хорошими, люди нередко покидали «Комнату истины» до окончания церемонии.
Я шел по направлению к дому Траммела, достав из кармана плаща маленький фонарик, которым меня снабдил Хант, и почти всю дорогу мне прекрасно был слышен голос «Всемогущего», продолжающего свою горячую проповедь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49