– Наш святой отец, папа Григорий Десятый, прощает твои провинности против ордена, брат. Ты свободен. Можешь уйти или остаться в Сакро Конвенто, пока не восстановишь силы. Я бы советовал тебе задержаться и довериться заботам нашего брата-лекаря.
Конрад щурил глаза от света факела. Кровь иглами колола избавленные от кандалов ноги. После долгих месяцев надежды трудно было поверить в освобождение, пришедшее столь внезапно и обыденно. Он стряхнул паутину с мозгов, уверяя себя, что не ослышался.
Джироламо продолжал:
– Как только окрепнешь, мы встретимся для беседы, фра Конрад. Я рассчитываю, что ты станешь моим посланником к братьям спиритуалам и поможешь вернуть их в наше лоно. Зная, что ты сочувствуешь их взглядам и сам был нашим узником, они прислушаются к твоим словам, когда ты объяснишь им, что орден неизбежно должен расти и изменяться. Я уверен, что и фра Джованни признавал это, сам будучи генералом.
Конрад отвечал неуверенно, словно внезапно разбуженный лунатик.
– Я польщен вашим доверием, фра Джироламо, но недавно я принес обет, который, надеюсь, вы позволите мне исполнить. Я обещал Господу нашему, что, если буду освобожден, отправлюсь на время трудиться для прокаженных. Однако присутствующий здесь фра Джованни любим всеми братьями. Не может ли он стать вашим посланником?
– Я намерен освободить и этого преподобного брата, – проговорил фра Джироламо, всматриваясь сквозь полумрак в лицо старого монаха, – однако сомневаюсь, что он перенесет дальний путь, сопряженный с таким поручением.
Он обратился к самому Джованни:
– Вы обдумывали, что станете делать, покинув это место, падре?
Джованни ответил, запинаясь:
– Думал, сотни раз. Я хочу отправиться в Греччио... только в Греччио. – Дрожащим голосом он добавил: – Я хочу закончить свои дни перед яслями, где святой Франциск воссоздал сцену рождества Спасителя.
Пока Дзефферино снимал со старика оковы, Джироламо протянул к Конраду открытые ладони.
– Видишь сам, фра Джованни не годится. Расскажи мне о своем обете. Как долго ты обещал трудиться среди прокаженных?
– Пока не узнаю того, что должен узнать.
– И что же ты должен узнать?
– Я сам еще не знаю, но уверен, Господь откроет мне это в должный срок. Или я окончу жизнь, так и не узнав.
Джироламо, потирая себе щеки, продолжал разглядывать пленников.
– В своем стремлении объединить орден я проявил излишнюю торопливость, братья. Очевидно, вам обоим нужно время, чтобы привыкнуть заново к жизни на земле. Исполни свой обет, фра Конрад. Однако я не теряю надежды увидеть тебя своим помощником, когда ты завершишь задуманное и восстановишь силы.
Громкое хлюпанье прервало их беседу. В свете факела Конрад увидел, что по щекам стражника катятся слезы.
– Фра Джованни понадобится спутник, чтобы проводить его в Греччио, – заметил он. – Может, фра Дзефферино... если вы сможете придумать что-то вроде маски... потому что его беспокоит обезображенное лицо...
Джироламо удивленно склонил голову набок.
– Ты просишь за своего тюремщика?
– Эти два года он был для нас добрым пастырем. И мне кажется, заранее скучает по своей немногочисленной пастве.
Джироламо задумчиво оглядел странную троицу.
– Что ты сам скажешь, Дзефферино? – наконец спросил он. – Готов ли ты передать свои ключи другому брату и покинуть это место?
Сдавленный смешок вырвался из груди тюремщика.
– Готов, но я хотел бы отправиться с фра Конрадом. Фра Джованни нужен молодой и сильный спутник. Конрад, мы с тобой – два слепца, мы подойдем друг другу.
Конрад тронул пальцами шрам на щеке.
– Я не подумал, как выгляжу со стороны. Мной можно пугать детей?
– Ты постарел, брат, выглядишь много старше своих лет, – ответил ему Дзефферино. – Когда ты попал сюда, волосы твои были собольим мехом, а теперь твоя голова укрыта белым мехом горностая. Ты хромаешь, как старый осел, и на ярком свету будешь слеп, как летучая мышь. Короче, если бы не твоя борода пророка, мы с тобой сошли бы за близнецов.
Забывшись на минуту, тюремщик поднес факел к своему лицу, показывая себя Конраду, но едва жар коснулся его щеки, он поспешил отодвинуть огонь на длину руки. В его памяти навечно остался ангел мщения в полночном лесу.
Конрад прохромал к лестнице и крепко сжал плечо Дзефферино.
– Тогда веди, брат. Если ты вместе со мной запоешь гимн хвалы и благодарения, мы с тобой посрамим всякого, кто живет надеждой на земные блага.
Насчет дневного света Дзефферино не ошибся. Как ни рвался Конрад скорее выбраться из Сакро Конвенто, но, едва миновав ворота братства, был вынужден остановиться и прикрыть глаз рукавом. Неверной поступью он добрался до нижней церкви базилики и нырнул в прохладный полумрак. Его верный тюремщик поспешал следом. Конрад, как ребенок, едва научившийся ходить, проковылял к могиле Лео.
Он сдержал рвавшиеся с языка упреки наставнику. Припомнив хвалебный гимн, о котором говорил в темнице, пробубнил слова благодарности, укрепляя в себе пошатнувшуюся веру в промысел Божий.
– А тут что-то новое, – сказал ему в спину Дзефферино. – В последний раз, когда я здесь был, такой плиты не было. Похоронена женщина. Джакома... святая римлянка...
– Джакома? – Конрад перекрестился, просунул руку под кафедру и пальцами нащупал буквы. – Когда она умерла, брат?
– Нынешней зимой. Говорю же, плита новая. Конрад уронил руки.
– Покойся в мире, фра Джакоба.
– Брат с женским именем? – удивленно спросил Дзефферино.
– Прекрасная и добрая женщина, брат, но ее историю я расскажу тебе в дороге. Сейчас он думал, успела ли донна Джакома исполнить свое намерение – сделать Амату наследницей.
Амата теперь уже совсем взрослая женщина. Он почти не вспоминал о ней за два прошедших года, но сейчас понял, что должен узнать, как она живет. И задумался, исчез ли он из ее памяти так же, как она из его. И понадеялся, что этого не случилось.
Из противоположного трансепта послышался сердитый голос. В северном конце базилики вспыхнули факелы. Прикрыв глаз ладонью, Конрад увидел двоих, карабкающихся по лесам у стены. Если бы не сочные выражения, они походили бы на ангелов, спускающихся и восходящих по лестнице Иакова. Голос, нарушивший его размышления, сердито бормотал с выговором старого флорентийца:
– Пигменты у меня готовы, Джотто. Скорей, парень. Клади штукатурку. Я хочу сегодня закончить Деву.
Конрад прошел через апсиду, встал у лесов, рассматривая работу художника. Старый ворчун тут же прикрикнул:
– А вы, братья, лучше бы держались подальше. Не отвлекайте моего ученика.
Конрад примерз к месту. Широко распахнул единственный глаз, сомневаясь, не обманывает ли его зрение. Поначалу свет факелов вызвал слезы, и отшельник задумался, всегда ли святые Господа купаются в подобном сиянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119