Вопреки обычной дипломатической рутине он обратился к королю Великобритании и к германскому императору с собственноручными письмами, в которых изъявлял свое сожаление по поводу тогдашней войны и выражал желание, чтобы были начаты переговоры о мире. Ответы обоих монархов были получены обычным путем – через посредство надлежащих министерств. Австрия учтиво извещала, что не может входить в переговоры отдельно от своих союзников и что, так как война ведется с единственной целью предохранить Европу от всеобщего беспорядка, который мог бы возникнуть вследствие неустойчивости и агрессивного характера французских послереволюционных правительств, то прочный мир не может быть заключен без какой-либо гарантии относительно перемены политики. Но ничего подобного Австрия не усматривает в действиях новой администрации, которая и сама-то стала у власти лишь путем насильственного устранения своих предшественников. На той же самой, в сущности, почве стояла и Великобритания. Мир не имел бы ни малейшего значения, если бы был ненадежен, и, пока во Франции продолжает господствовать прежняя система, единственный действительный способ защиты может заключаться, как показал опыт, только в непрерывных и открытых враждебных действиях. Насильственную замену одной группы правителей другой Англия не может признать за перемену правительственной системы. Отклоняя от себя всякую претензию на то, чтобы указывать Франции, какова должна быть в ней форма правления, британское министерство тем не менее прямо заявило, что лучшим ручательством за прочность перемены политики было бы восстановление Бурбонов. Это, по-видимому, неполитичное указание обеспечило (на что оно, вероятно, и было рассчитано) продолжение войны до тех пор, пока не будут получены вполне ожидавшиеся выгоды положения. Хотя обстоятельства уже и в то время были чрезвычайно благоприятны для союзников, но кроме того были еще все основания ожидать оккупации Египта и Мальты и дальнейших решительных успехов в Италии. А все это были бы крупные козыри в предстоявшей дипломатической игре мирных переговоров. При взгляде, которого держалось тогдашнее английское министерство – что надежный мир мог основываться только на истощении неприятеля, но отнюдь не на его умеренности и добросовестности – было бы верхом безумия давать ему время оправиться или же отдавать себя в распоряжение «шатания мыслей» и охлаждения к делу, которые наверно проявились бы в английском народе, если бы были начаты мирные переговоры.
Но не одни эти военные и моральные соображения влияли на решение правительства. Несмотря на страшную тягость собственно английских военных издержек и щедрых субсидий, выплачиваемых союзникам, производительные силы страны возросли весьма значительно. Благодаря своему флоту, обеспечивавшему сохранение мира в ее пределах, Великобритания стала в то время товарным складом Европы. Полный коммерческий и морской упадок Голландии и Франции, этих двух главных ее соперников в торговой и мануфактурной деятельности, передал в ее руки эти источники их благосостояния, и она, подготовленная огромными успехами, сделанными в течение десятилетнего мира, была вполне в состоянии утилизировать их. Захватив заграничные владения своих соперников и уничтожив превосходную французскую колонию на Гаити, она господствовала теперь в главных странах, из которых получались необходимые для европейцев тропические продукты. Рынки ее прежних конкурентов были монополизированы ею подобным же образом, как и распределение их продуктов. Ревниво удерживая за английским коммерческим судоходством свою собственную торговлю и торговлю завоеванных колоний, она в то же время ради пополнения огромной убыли, производимой среди матросов коммерческого флота вербовкой в военный, ослабила строгость знаменитых «Навигационных законов» (Navigation Lows): она допустила комплектование английских торговых судов иноземцами и участие иностранных флагов в торговом движении, закрытом для них в мирное время. Но предоставляя таким образом нейтральным странам участие в своем избыточном торговом движении, быстрый рост которого не позволял удовлетворять его потребности средствами собственного коммерческого флота, Англия в то же время строго отрицала право этих стран участвовать подобным же образом в торговле ее противников. Эти суровые ограничения, которые она благодаря своему бесконтрольному владычеству на море могла проводить и на практике, получили себе поддержку в самоубийственных эдиктах французского правительства, взыскивавшего с тех же злосчастных нейтральных стран за обиду, снесенную ими, вследствие их слабости, от «владычицы морей». Таким образом они были насильственно удалены от берегов Франции, причем терялась столь существенная для французского ввоза и вывоза конкуренция. В ту пору открытых военных действий никакой другой флаг не был столь же безопасен от обид, как британский, так как ни один не был охраняем сильным военным флотом. Нейтральные страны искали у него защиты против грабежей французов, и над судоходством всего мира царила теперь эта единственная великая сила, потребности которой еще не вынуждали ее наложить на порабощенных непосильное для них ярмо.
К этому контролю над торговым мореходством и над значительной частью мирового сельскохозяйственного производства присоединялось еще все возраставшее поглощение европейской мануфактурной промышленности, обусловленное тем параличным состоянием, в которое привела мирную деятельность континентальных народов продолжительная война. Таким образом, в великой системе обращения и обмена товаров все операции более и более тяготели к Англии. По своей безопасности, доступности и близости к материку, на котором сосредоточивалась большая часть потребителей, заинтересованных в морской торговле, она являлась естественным складочным и распределительным центром. Сделавшись главным посредником по торговым делам цивилизованного мира и по снабжению его всем необходимым, Англия быстро стала приумножать свой капитал. Этот капитал, скапливаясь в умелых руках, постоянно обращался на дальнейшее развитие, путем расширения производства и перевозочных средств, способности страны удовлетворять непрерывно возраставшим требованиям по обе стороны Атлантического океана. Обороты по заграничной торговле, считая как вывоз, так и ввоз, составлявшие в 1792 году, т. е. в последний год мира, 44 500 000 фунтов стерлингов, поднялись в 1797 году до 50 000 000 фунтов стерлингов и в 1800 году – до 73 700 000 фунтов стерлингов. Поощряемое этими очевидными доказательствами возраставшего богатства, министерство было в состоянии настолько увеличить доходы государства, что и за вычетом огромных военных издержек они далеко оставляли за собой не только доходы прежних лет, но, по словам Питта, «и самые смелые ожидания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236