Дни проходили скучные и похожие друг на друга, как мелкие рыбешки.
Я ненавидел рыбную торговлю. Мне было противно, что от меня всегда пахнет рыбой, что моя рубашка вымазана рыбьими потрохами, что даже в волосах у меня застревают липкие рыбные чешуйки. Но хуже всего было то, что мне приходилось сидеть целые дни как привязанному возле моей хозяйки. Я до смерти боялся тётки Теренции.
Она сидела на своём табурете грузная и неподвижная, как идол. Я смотрел на её жёлтое, словно опухшее лицо, на злые, поджатые губы, на чёрную бородавку над левым глазом и боялся шевельнуться. Я знал: если я пошевелюсь или вскочу на ноги, тяжёлая рука даст мне подзатыльник или дёрнет за волосы так, что слёзы польются из глаз. Руки и ноги у меня немели, в глазах плавали чёрные круги, от рыбного запаха мутило. Мне казалось, что я сижу так всю жизнь.
К счастью, покупатели иногда поручали мне отнести их покупки к гондолам или к дверям домов. Хозяйка, случалось, приказывала мне сходить на другой конец рынка за какой-нибудь мелочью, да и соседки-торговки охотно посылали меня с поручениями, если она это позволяла.
Нужно ли говорить, что, исполнив поручение, я не спешил обратно на рынок? Я болтался у дверей домов, куда меня посылали, заговаривал с гондольерами, задирал встречных мальчишек или просто слонялся вдоль каналов, глазея на воду. Голод заставлял меня вернуться к рыбным корзинам. Тётка Теренция колотила меня за долгую отлучку. Я молча глотал слёзы, а на другой день опять норовил улизнуть и подольше не возвращаться на рынок.
ПУЛЬЧИНЕЛЛА
Однажды я заработал двойную порцию побоев, но, странно сказать, не пожалел об этом. Вот как это было.
Я отнёс рыбу, куда было приказано. Покупательница - приветливая купчиха в шёлковой шали - дала мне за это мелкую монету. Я тихо брёл вдоль канала, зажав монету в кулаке, и размышлял о том, как я истрачу нежданное богатство. Мне хотелось купить медовую лепёшку, но и спелые вишни на лотке уличного разносчика тоже меня соблазняли.
Вдруг я услышал звон бубна и весёлый пронзительный голос, кричавший что-то, а что - я не мог разобрать. Двое мальчишек пробежали мимо меня, крича: «Пульчинелла! Пульчинелла!» - и свернули за угол. Я бросился за ними следом. Вот что я увидел за углом.
Ребятишки и взрослые прохожие окружали толпой ширмы бродячего кукольника - красные ширмы с зелёными разводами. Глухо гремел бубен, мелко звенели колокольчики, ветер развевал золотую бахрому по краю ширм. А над ширмами кланялся, махал руками и пронзительно верещал маленький человечек в белом колпачке и в белом балахончике - Пульчинелла! Веселый Пульчинелла с огромным удивительным носом, с чёрными глазками и с такой чудесной улыбкой на деревянном личике, что на него нельзя было смотреть без смеха.
Я уже не раз видел Пульчинеллу на городских улицах, но ещё ни один не казался мне таким забавным, как этот. Те были в чёрных масочках, закрывавших половину лица, а этот был без масочки, и ничто не мешало мне видеть его горбатый нос. Толпа росла. Я протолкался вперед, стал перед ширмами и, закинув голову, смотрел на Пульчинеллу.
Он дрался с собакой, таскал за нос свою противную жену (похожую на тётку Теренцию), колотил дубинкой и доктора и полицейского. Он никого не боялся и всех поднимал на смех. Он сыпал шутками и прибаутками и скакал на брыкливой лошаденке, громко распевая песню. Явился чёрт, страшный, с чёрными рогами и красной пастью - Пульчинелла и чёрта отщёлкал по голове, повалив его на край ширм. А потом схватил его за хвост и швырнул так, что он три раза перекувыркнулся в воздухе.
Зрители смеялись не закрывая рта. Гомон стоял над площадью.
Я не мог отвести глаз от Пульчинеллы, и, когда этот весёлый буян укокошил всех своих противников и, сдёрнув белый колпачок, пропищал: «Подарите что-нибудь Пульчинелле, добрые синьоры!» - я швырнул за ширмы свою единственную монетку. Пульчинелла закивал, захлопал ручками, и мне показалось, что он глядит прямо на меня своими чёрными глазками.
Представленье кончилось. Кукольник вылез из-за ширм, вытирая потное лицо. У него были впалые щёки, чёрные обвислые усы и кривой глаз. Ребятишки окружили его, каждому хотелось взглянуть поближе на Пульчинеллу. Но кукольник молча сунул кукол в мешок, взвалил ширмы на спину и побрёл прочь. Неужели этот унылый человек заставлял Пульчинеллу проделывать все удивительные штуки? Я пошёл за ним следом.
Я бродил за кукольником из улицы в улицу, не думая ни о чем, позабыв про голод и ожидавшие меня побои. Я помогал ему расставлять ширмы на перекрестках и площадях, и, едва он ударял в бубен, я становился перед ширмами и затаив дыханье ждал, когда из-за них вынырнет и пронзительно заверещит маленький, весёлый Пульчинелла. Я вновь и вновь любовался его проделками, глядел и не мог наглядеться на его чудесное личико.
Мы ходили по городу до сумерек. Наконец кукольник сложил ширмы, завязал мешок с куклами веревкой и, подмигнув мне на прощанье здоровым глазом, устало зашагал в тратторию. Я опомнился и побежал домой.
Ну и здорово же мне досталось на этот раз! В ту ночь я долго ворочался без сна на своём половике: синяки болели. Зато перед глазами у меня неотступно стоял Пульчинелла в белом колпачке и в белом балахончике, весельчак, забияка и храбрец, не боящийся ни сбира, ни чёрта, ни своей жены, похожей на тётку Теренцию. Вот если бы мне стать таким же храбрым и весёлым, как Пульчинелла!
На другой день я опять удрал с рынка и долго бегал по улицам, прислушиваясь: не услышу ли я звон бубна и визгливый голос моего героя? Но Пульчинелла больше не показывался. Пришлось мне вернуться на рынок. Тётка Теренция опять задала мне трепку, но я даже не заметил колотушек, занятый одной мыслью: мне хотелось, чтобы у меня был свой маленький Пульчинелла!
Я смотрел бы на него всякий раз, когда мне станет скучно. Я сидел бы тихонько возле тётки Теренции, вынимал бы Пульчинеллу из кармана и поглядывал бы украдкой на его забавную рожицу. Это было бы чудесно! Я отыскал в куче мусора деревянную чурбашку - кусок ножки от сломанного табурета - и решил сделать себе маленького Пульчинеллу. Я уселся спиной к тётке Теренции, зажал чурбашку коленями и принялся вырезывать головку Пульчинеллы тем самым ножом, которым потрошил рыбу. Я сидел смирно, и моей хозяйке было не к чему придраться.
Сначала у меня ничего не выходило: ножик откалывал от чурбашки длинные, тонкие лучины, а в этом не было никакого проку. Потом я наловчился: поставив лезвие ножа наклонно и сильно нажимая на него, я стал отковыривать от дерева короткие, толстые щепки. Дело как будто бы пошло на лад. Я работал усердно, до боли в пальцах. Мне уже казалось, что я держу в руках головку Пульчинеллы. Но вот пришло время уходить с рынка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51