Пульчинелла становится посреди комнаты, притопывает ногами и бормочет заклинания:
- Б?рум, б?рум, бандар?, чембур?нда, чембар?!
Смеральдина и Панталоне забились в угол и трясутся от страха. А Пульчинелла кричит всё громче, прыгает всё выше, носится по сцене, опрокидывает стол и табуретки. Наконец он подбегает к сундуку.
- Эй, чёрт, выходи!
- О-о-о! - страшным голосом вопит монах и выскакивает из сундука. Панталоне от страха упал в очаг и дрыгает ногами в воздухе. Смеральдина плачет, упав на колени. Пульчинелла колотит монаха дубинкой, гоняет его по всей сцене и выталкивает за дверь. Потом он вытаскивает из сундука тарелки с кушаньями и зовёт хозяев ужинать.
- Ох, - стонет Панталоне, - натерпелся я страху! А правда, Смеральдина, будто чёрт похож на толстого монаха?
Пульчинелла уже устроился за столом. Он тычет носом кушанья, пробует вино из бутылки и, взгромоздившись на табурет, поёт пресмешную застольную песню.
Занавес опустился, но все так хлопали, кричали и шумели, что он снова поднялся. Панталоне кивал нам бородкой, Смеральдина посылала поцелуи, Пульчинелла кланялся, размахивая дубинкой, и даже злополучный монах высунул голову из-за кулисы и на прощанье щёлкнул зубами, а дым догоравших свечей затягивал сцену голубым облаком.
НА ПЛОЩАДИ
Когда мы в темноте выходили из балаганчика, я потерял в толпе дядю Джузеппе. В потемневшем небе уже светились звезды. Вдалеке, на Большом канале, мелькали фонарики гондол и слышалась музыка.
На площади было всё ещё много народа. Я вглядывался в тёмные фигуры прохожих. Вот мне показалось, что я вижу широкие плечи и седые волосы моего спутника. Я бросился вслед прохожему. Но это был не Джузеппе. Я трижды обежал площадь и наконец вернулся к балагану. Сквозь грубое полотно занавески тускло мерцал огонек. В балагане слышались голоса. Может быть, дядя Джузеппе остался там и разговаривает с Мариано? Не решаясь войти, я стал ждать у входа. Скоро огонек погас. Рослый Мариано появился в дверях с ящиком в руках.
- Ну, всё взяли? - крикнул, он в темноту.
За ним вышли две женщины и долговязый парень с узлами на плечах.
- А если ты ещё раз запутаешь султана, я тебе ноги переломаю… - донеслось до меня ворчание Мариано. Они ушли.
Было слышно, как старик, охая и кряхтя, укладывается на ночлег. Вдруг жалобно и протяжно прозвенела струна: должно быть, он впотьмах задел свою скрипку. Потом всё стихло.
Дяди Джузеппе в балагане не было.
Большая красноватая луна вставала над дальними крышами. Я стоял на тёмной площади, не зная, что мне делать. Я думал, что дядя Джузеппе возьмет меня к себе, но он ушёл домой один. Значит, не возьмет. Неужто я должен вернуться к тётке Теренции? Она изобьет меня. Я уже видел, как открываю скрипучую дверь нашей душной каморки, слышал визгливую брань моей хозяйки и чувствовал её жесткие кулаки на моих плечах. И я не увижу больше чудесных кукол дяди Джузеппе!
Я постоял ещё, а потом тихонько пошёл к тому дому, куда меня днем привёл синьор Гоцци. Я поднялся впотьмах по скрипучей лестнице и осторожно потрогал дверь. А вдруг дядя Джузеппе рассердится и прогонит меня? Всё равно, я не вернусь домой. Я пойду на площадь и буду до утра сидеть у балагана. А там - будь что будет!
- Кто это скребётся, словно мышь? - громко спросил старый Джузеппе, отворив дверь. - Ах, это ты, мальчик? Ну, входи, уж если пришёл!
Я робко вошёл. На столе горела свеча, освещая хлеб, три луковицы и глиняный кувшин с вином.
- Поешь, а потом ложись спать! Вот твоя постель! - сказал хозяин, указав мне на кучу стружек и бумажных обрезков в углу.
Я уснул в тот вечер счастливый.
ДЯДЯ ДЖУЗЕППЕ
- Помни, что я тебя не звал, - сказал мне на другое утро дядя Джузеппе. - Если ты привык шататься по улицам, болтать с гондольерами и выпрашивать грошики у гуляющих господ, лучше ступай, откуда пришёл. А у нас нужно работать. У резчика кукол тяжёлый хлеб.
Он был теперь совсем не такой приветливый, как вчера, когда показывал Пульчинеллу и называл меня тезкой. Говоря со мной, он смотрел в окно, как будто ему было всё равно, слышу я его или нет. За окном над куполом Сан-Марко кружились голуби.
- Я буду работать! - тихо сказал я.
Работа началась в тот же день. Но ни кукольных головок, ни ручек, ни ножек мне не пришлось вырезывать. Хозяин послал меня в чулан за двумя длинными деревянными брусками. Дал мне пилу. И велел распилить эти бруски на равные куски длиной в четверть локтя.
Я поставил на пол две чурбашки, положил на них брусок и начал пилить. Сначала пила не слушалась, и я до крови оцарапал руку её острыми зубьями, но потом я научился держать пилу прямо, и она стала легко врезываться в дерево. Мелкие опилки сыпались на пол белой струйкой.
Дядя Джузеппе сидел у окна, клеил переплеты и тихо насвистывал, не глядя на меня. Но едва я спотыкался в работе, он топал ногой и сердито говорил:
- Держи пилу прямо! Ты опять её скривил!
Он узнавал это по звуку пилы.
Когда я кончил возиться с брусками, хозяин дал мне толстую доску и велел тоже распилить её на куски. Может быть, он раздумал учить меня резанию кукол? Всё равно, я буду пилить и делать всё, что он прикажет, только бы он не прогнал меня к тётке Теренции!
Я работал весь день не разгибая спины. Плечи у меня болели, на руках натерлись мозоли. На полу лежало множество кусков дерева и большая куча опилок.
Уже совсем стемнело, когда дядя Джузеппе позволил мне бросить работу. Я был очень голоден. Мы, как вчера, поужинали при свече хлебом и луком.
- А ты знаешь, зачем это? - спросил хозяин, кивнув на распиленные бруски.
Я покачал головой. У меня был набит рот.
- Это болванки, или заготовки для кукол. Из толстых и коротких кусков мы вырежем головки и туловища, а из узких и длинных - ручки и ножки. Завтра ты вырежешь ручки твоему Пульчинелле!
- Значит, я всё-таки буду вырезывать кукол!
Дядя Джузеппе усмехнулся в первый раз за день. Глаза у него стали добрые. Я опять уснул счастливый.
С этого дня я остался жить на чердаке. По утрам я приносил воду из колодца, подметал нашу каморку и, закусив коркой хлеба, усаживался за работу. Хозяин дал мне стамески разной величины и острый ножик с костяной ручкой. Он показал мне, как нужно вырезывать ручки, сжатые в кулачок, - для Пульчинеллы, с раскрытыми ладонями - для Панталоне, с протянутым указательным пальцем - для Доктора. Он сам резал из дерева ловко и быстро. Издали могло показаться - он чистит картошку. А это он вырезывал кукольную головку. Срежет щепку, одну и другую - вот уже две щеки, а между ними торчит нос, ковырнет острием ножа - вот и глазки смотрят.
Дядя Джузеппе не бранился, не кричал, не давал мне подзатыльников, как моя прежняя хозяйка. Но если я работал плохо и делал не то, что нужно, - он отворачивался от меня и с досадой глядел в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51