- А будет очень страшно, мейстер Вальтер? - спрашивала быстроглазая девушка у входа. - Я страсть как боюсь чертей!
- А ты закрой глаза, чуть увидишь чёрта, и сиди так. Только провались я на этом месте, если кто-нибудь не поцелует тебя в розовые губки! - отвечал мейстер Вальтер.
Девушка засмеялась, закрывшись рукавом. Подруги толкали её в балаганчик.
- Ну полно вам, хохотуньи! - заворчала старушка, протискиваясь за ними. - Люди в театр идут, а они хи-хи да ха-ха!
В балаганчике все сидели чинно и тихо. Я зажег свечи. Нынче я работал внизу, а Паскуале вытвердил свои роли назубок со слов Марты и уже водил кукол. Фрау Эльза сняла коричный чехол со своей арфы, и её худые пальцы задергали струны.
- Иозеф! - крикнул мейстер Вальтер.
Я поднял занавес. Чуть слышный шепот пробежал по рядам.
Доктор Фауст печально сидел в кресле, подперев голову рукой. На столе стоял глобус, лежали книги и горела малюсенькая свеча. Мейстер Вальтер говорил за Фауста что-то грустное. Потом Паскуале вывел белобрысого, длинноногого Вагнера, и, поговорив, Вагнер и Фауст ушли.
Тут послышалось знакомое верещанье, и на сцену, припрыгивая, выбежал мой Пульчинелла в жёлтом колпачке, с котомкой за спиной.
- Кашперле! - восторженно ахнули ребята.
Кашперле уселся в кресло и, стуча деревянным кулачком, стал кричать, чтобы ему подали жареную колбасу с луком. Прибежал испуганный Вагнер.
- Эй, малый, подавай колбасу, а то я всё разнесу! - кричит Кашперле.
- Здесь не трактир, - говорит Вагнер, - здесь кабинет учёного!
- Мочёного? Ну, давай мне гороху мочёного с колбасой.
- Да ты кто такой?
- Я - парень молодой, Кашперле удалой, по свету шатаюсь, колбасой питаюсь!
- Поступай к моему доктору на службу!
- Ладно! - И Кашперле принялся плясать, подбрасывая котомку и вскрикивая «ю-xе!»
- Ю-хе! - радостно отозвались ребята.
Представление шло. Я то влезал под сцену и выставлял в люк чёртиков, то напускал на сцену дыму так много, что передние ряды чихали, то жег красный бенгальский огонь, когда появлялся Мефистофель в красном плаще, то гремел железным листом, изображая гром.
Наконец Кашперле вышел на сцену с маленьким фонариком, как ночной сторож, и запел:
- Добрые люди, ложитесь спать, закрывайте ставни! Скоро черти унесут доктора Фауста!
В балаганчике стало так тихо, что я слышал сквозь занавеску громкое дыхание ребят.
Я ударил в железный лист двенадцать раз, будто часы пробили полночь, и зажег красный огонь.
Тогда декорации взвились кверху, открылось подземное царство, освещенное красным светом, и отовсюду полезли мохнатые чертенята, а Марта и Паскуале завыли, и… в публике поднялся такой вой и плач, что уже больше ничего не было слышно. Дети вопили, как поросята, женщины рыдали и всхлипывали, мужчины громыхали сапогами.
Я ещё погремел железным листом и опустил занавес. У меня на сердце стало тоскливо.
Зрители, толкаясь, выходили на улицу. Матери унимали ревущих ребят. Быстроглазая девушка была совсем бледная, и, наверное, у неё тряслись колени.
- Чего они испугались? Неужели они не знают, что это просто деревянные куклы, которых мы дергаем за нитки? - сказал я Паскуале. - Помнишь, как бывало, веселились зрители, когда выходили из театра Мариано?
- Те ходят в театр, чтобы смеяться, а эти - чтобы дрожать и плакать, - ответил Паскуале.
Мы давали представления каждый день, и каждый день бывало то же самое.
В КАБАЧКЕ
- Ну, старый воробей, рассказывай, где летал, что видал, какие вести на хвосте принес? - говорил седой бочар, хлопая мейстера Вальтера по плечу.
Друзья угощали мейстера пивом. Дым от их трубок клубами застилал низкие своды подвального кабачка. Мы с Паскуале тоже сидели за столом.
- Ах, друзья сердечные, тараканы запечные, - смеялся мейстер Вальтер, - много мы видали, много слыхали, есть что порассказать, кабы знать, что никто мне соли на хвост не насыплет!
- Брось, мейстер! Мы - свои люди! - говорил худощавый сапожник, отхлебывая пиво.
- Постойте, пускай мейстер расскажет сначала, как его чуть не изжарили, - вмешался парень из пекарни, хохоча во весь рот.
- Тебя чуть не изжарили? Да какая же сковородка выдержит такого здоровенного быка? - лукаво подмигнул высокий молодой слесарь. - Кстати, куда девался твой Руди?
- Руди с вывихнутой ногой лежит дома у матери. А дело было вот как, - начал рассказ мейстер Вальтер. - Бродили мы с Руди по разным глухим деревушкам. Хорошо ещё, что фрау Эльза с дочкой дома остались. Вот пришли мы в одну деревню, поставили театр перед постоялым двором и объявили, что будем представлять «Фауста». Народ собрался не только деревенский, а с гор, из лесов пришли люди с котомочками. Никогда они кукол не видали. Народ всё строгий, рожи у них постные, на каждом перекрестке - распятие, а в деревне всем пастор верховодит. Вот сыграли мы первое действие. Зрители молчат, будто воды в рот набрали, даже над Кашперле не посмеются. Только бабы изредка охают. Пастор стоит позади всех и наших кукол глазами буравит. Пора нам второе действие начинать, а тут Руди сплоховал. Задел он локтем веревку, на которой висели куклы позади тропы, - веревка оборвалась, куклы попадали в кучу, все нитки перепутались. Фауст с драконом так между собой переплелись и замотались - прямо хоть плачь!
Сидим мы с Руди, нитки распутываем. Я его, сквозь зубы на чем свет стоит ругаю, а зрители орут: «Начинай, давно пора! А то деньги давай обратно!» Тут я сплоховал. «Подождите, - кричу я в сердцах, - никак мне не распутаться! Мне тут один чертёнок все нитки запутал!» Это я про Руди говорю, а они как завопят: «У него чёрт нитки запутал! Сам говорит! Колдун!» Женщины завыли, убегают. Мужчины беснуются. Пастор говорит что-то и указывает на театр. Древние старухи машут костлявыми кулаками и вопят: «Колдун! На костёр его! У него все куклы - чертенята!» Гляжу я, вся толпа с палками, с ножами прёт на меня, впереди пастор с распятием, бледный, глаза как у волка. «Удирай, - говорю, - Руди!» И сам хочу улизнуть. Куда там! Окружили, повалили наземь, руки мне связали моей же веревкой… Руди догнали, приволокли. А старухи уже сцену ломают, костёр складывают, пастор над моими куклами что-то бормочет, а сам боится до них пальцем дотронуться. Зажгли костёр…»
Мейстер Вальтер выколотил свою трубку.
- А дальше? - спросил парень из пекарни, выпучив глаза.
- Лежу я, как бревно. Руки и ноги скручены веревкой. Лежу и думаю: «Пропадайте, мои куколки, лишь бы нам с Руди отсюда живыми выбраться». Вижу: бежит кто-то с постоялого двора. Бежит проезжий - важный господин. Развевается серый кафтан, кудри вьются по ветру, - видно, забыл впопыхах свою шляпу. Я так и обмер. «Ну, - думаю, - пропали наши головушки! Уж этот-то нам спуску не даст!» Не к добру это, когда господа опрометью бегают, - того и гляди, кого-нибудь прибьют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51